21. «Так думали мы, Фидолай, и при жизни Сократа и продолжаем думать теперь о его демоне, пренебрегая мнением тех, кто говорит о голосах, чиханиях и тому подобном. А о тех мыслях, которые развивал нам по этому поводу Тимарх из Херонеи, скорее мифах, чем рассуждениях, лучше, полагаю я, умолчать». — «Никоим образом, — возразил Феокрит, — расскажи нам и это: ведь и миф, если и не вполне ясно, все же каким-то образом соприкасается с истиной. Но прежде всего скажи, кто был этот Тимарх: ведь я его не знаю». — «Понятно, Феокрит, — сказал Симмий, — он скончался совсем молодым. Перед смертью он попросил Сократа похоронить его рядом с его другом и ровесником Лампроклом, умершим за несколько дней до того сыном Сократа. Так вот, Тимарх, юноша одаренный и недавно приобщившийся к философии, пожелал узнать, какую силу скрывает в себе демон Сократа. Не сообщая об этом никому, кроме меня и Кебета, он опустился в пещеру Трофония,1151 совершив все установленные в этом святилище обряды. Две ночи и один день он провел под землей. Многие считали его уже погибшим и близкие оплакивали его, но вот он утром вернулся очень радостный. Поклонившись богу и едва пробившись сквозь окружившую его толпу любопытствующих, он рассказал нам много такого, что вызывает удивление не только у зрителя, но и у слушателя. (22.) Опустившись в подземелье, он оказался, так рассказывал он, сначала в полном мраке. Произнеся молитву, он долго лежал без ясного сознания, бодрствует ли он или сон видит: ему показалось, что на его голову обрушился шумный удар, черепные швы разошлись и дали выход душе. Когда она, вознесясь, радостно смешивалась с прозрачным и чистым воздухом, ему сначала казалось, что она отдыхает после долгого напряженного стеснения, увеличиваясь в размере, подобно наполняющемуся ветром парусу; затем послышался ему невнятный шум чего-то пролетающего над головой, а вслед за тем и приятный голос. Оглянувшись вокруг, он нигде не увидел земли, а только острова, сияющие мягким светом и переливающиеся разными красками наподобие закаливаемой стали. Число их казалось бесконечным, а величина огромной, но не одинаковой, очертания же у всех были округлые. Слышалось, как на их круговое движение эфир отзывается мелодическим звучанием: благозвучие этого голоса, возникающего изо всех отдельных звучаний, соответствовало плавности порождающего их движения. Посредине же между ними простиралось море или озеро, которое светилось красками, переливавшимися сквозь прозрачное сияние. Некоторые из островов перемещались по поверхности, имея самостоятельное движение, но большинство из них плыли, увлекаемые общим круговым течением воды. Глубина же моря была кое-где значительная, особенно в южном направлении, а кое-где виднелись мели и броды. Во многих местах вода выходила из берегов и отступала обратно, но большого прилива нигде не было. Цвет воды местами был чистый морской, местами же замутненный, напоминавший болото. Кружась вместе с течением, острова не возвращались на прежнее место, а шли параллельно, несколько отклоняясь, так что при каждом обороте описывали спираль. Море, заключенное между островов, составляло немного меньше восьмой части целого — так казалось Тимарху; и было у него два устья, из которых било пламя навстречу водным токам, так что синева на большом пространстве бурлила и пенилась. Все это ему было радостно созерцать. Обратив же взгляд вниз, он увидел огромное круглое зияние, как бы полость разрезанного шара, устрашающе глубокое и полное мрака, но не спокойного, а волнуемого и готового выплеснуться. Оттуда слышались стенания и вой тысяч живых существ, плач детей, перемежающиеся жалобы мужчин и женщин, разнообразные невнятно доносившиеся из глубины шумы, и все это его поразило немалым страхом. По прошествии некоторого времени кто-то невидимый обратился к нему со словами: «О Тимарх, о чем ты хочешь спросить?» Он ответил: «Обо всем, разве не все удивительно?» — «Но от земных дел, — возразил тот же голос, — мы далеки, это область других богов; а удел Персефоны, к которому мы причастны, один из тех четырех, которые обтекает Стикс, тебе, если хочешь, позволено рассмотреть». Когда же он спросил, что это Стикс, то получил ответ: «Это путь в область Аида, он в своем обходе касается и света и отграничивает последнюю часть целого от остального. Есть четыре начала всего: первое — жизни, второе — движения, третье — рождения, последнее — гибели. Связывает же первое со вторым Монада соответственно невидимому, второе с третьим — Разум соответственно солнцу, третье с четвертым — Природа соответственно с луной. На каждом соединении восседает как его хранительница дочь Ананки1152 Мойра: на первом Атропа, на втором — Клото и на обращенном к луне — Лахеса, от которой зависит жизненный путь всякого рождения. Все прочие острова несут богов, луна же, несущая земных демонов, избегает Стикса, несколько возвышаясь над ним, но настигается при каждой сто семьдесят седьмой мере. И когда приближается Стикс, души в страхе подъемлют стенание, ибо многие из них похищает Аид, стоит им только поскользнуться. Прочие же подплывают снизу к луне, которая уносит их вверх, если им выпал срок окончания рождений; но тем, которые не очистились от скверны, она не дает приблизиться, устрашая их сверкающими молниями и грозным мычанием, так что они, горько жалуясь на свою участь, несутся снова вниз для другого рождения, как ты и видишь». — «Но я вижу только множество звезд, — сказал Тимарх, — которые колеблются вокруг зияющей пропасти, и одни в ней тонут, другие оттуда выскакивают». — «Не понимаешь ты, — вещал голос, — что видишь самих демонов. Вот как это обстоит. Всякая душа причастна к разуму, и нет ни одной неразумной и бессмысленной, но та часть ее, которая смешается с плотью и страстями, изменяясь под воздействием наслаждений и страданий, утрачивает разумное. Но смешение с плотью не у всех душ одинаково: одни полностью погружаются в тело и, придя в смятение до самой глубины, всю жизнь терзаемы страстями; иные же, частично смешавшись, самую чистую часть оставляют вне смешения; она не дает себя увлечь, а как бы плавает сверху, только касаясь головы человека, и руководит жизнью души, поскольку та ей повинуется, не подчиняясь страстям. И вот часть, погруженная в тело и содержащаяся в нем, носит название души, а часть, сохраненную от порчи, люди называют умом и считают, что он находится у них внутри, как будто бы то, что отражено в зеркале, действительно там существовало; но те, что понимают правильнее, говорят о демоне, находящемся вне человека. Узнай, Тимарх, — слышалось ему далее, — что звезды, которые кажутся угасающими, — это души, полностью погружающиеся в тело, а те, которые вновь загораются, показываясь снизу и как бы сбрасывая какое-то загрязнение мрака и тумана, — это души, выплывающие из тел после смерти; а те, которые витают выше, — это демоны умудренных людей. Попытайся же рассмотреть связь, соединяющую каждого с его душой». Услыхав это, он внимательно вгляделся в колеблющиеся, одни слабее, другие сильнее, звезды, напоминавшие в своем движении те пробки, которые, плавая на поверхности моря, показывают расположение рыболовных сетей; иные же уподоблялись веретенам с неправильно намотанной пряжей, которые не могут сохранить прямолинейное направление, а отклоняются от оси вращения туда и сюда. Голос же объяснил: «Звезды, имеющие прямое и упорядоченное движение, принадлежат душам, хорошо воспринявшим воспитание и образование, у которых и неразумная часть свободна от чрезмерной грубости и дикости; а те, которые смятенно отклоняются то вверх, то вниз, словно стараясь освободиться от связывающих их пут, борются со строптивым и не поддающимся воспитанию нравом и то одолевают его и направляют в здоровую сторону, то склоняются под бременем страстей и впадают в порочность, но снова восстают и продолжают борьбу. Ибо связь с разумом подобно узде, направляющей неразумную часть, вызывает в ней раскаяние в совершенных проступках и стыд за противонравственные и неумеренные наслаждения: обузданная присутствующим в ней самой властвующим началом, душа испытывает боль, пока она не станет послушной и не будет без боли и ударов воспринимать каждый знак подобно прирученному зверю. Такие души лишь медленно и с трудом обращаются к должному состоянию. А от тех душ, которые от самого рождения охотно покорствуют своему демону, происходит род боговдохновенных и прорицателей. Ты, конечно, слыхал о Гермодоре из Клазомен, душа которого совсем покидала тело и посещала как ночью, так и днем много различных мест, а затем возвращалась, многое повидав и многого наслушавшись, пока жена не выдала его тайну и враги, захватив бездушное тело Гермодора, не сожгли его вместе с домом. Но это неверно: душа его не выступала из тела, а, ослабляя свою связь с демоном, предоставляла ему свободный выход и странствование, так что он мог ей поведать обо всем виденном и слышанном. Уничтожившие же тело покоившегося Гермодора несут наказание в Тартаре еще и поныне. Все это, — продолжал голос, — ты узнаешь точнее, о юноша, через три месяца. Теперь же удались». Когда голос умолк, Тимарх захотел обернуться, чтобы увидеть, кто был говоривший, но тут он снова почувствовал сильную боль, как будто его голову крепко сдавили, и он на краткое время потерял сознание того, что с ним происходит, а затем, очнувшись, увидел себя лежащим в пещере Трофония недалеко от входа — там же, где он ранее лег. (23.) Таков рассказ Тимарха. Вернувшись в Афины, он на третий месяц, как предсказал ему явленный голос, скончался. Когда мы рассказали об этом удивительном случае Сократу, он упрекнул нас, что мы не сделали это ранее, еще при жизни Тимарха: он хотел бы услышать все от него самого и расспросить его подробнее.
