Вот тебе, дорогой Феокрит, вместе с рассуждением и миф. Но не думаешь ли ты, что нам следует приобщить к нему и нашего гостя? Ведь предмет исследования как нельзя более близок боговдохновенным мужам». — «А что же, — отозвался тот, — Эпаминонд не выскажет нам свое мнение? Ведь он отправляется от тех самых начал, что и мы». Тут наш отец с улыбкой заметил: «Такой уж у него характер, дорогой гость: он молчалив и сдержан в речах, но готов без конца учиться и слушать. Спинтар из Тарента, близко знающий его по давней дружбе, говорит, что никогда на своем веку не встречал человека с большими знаниями и столь неразговорчивого. Так что ты сам изложи нам, что ты думаешь о сказанном».
24. «Думаю, — сказал Феанор, — что рассказ Тимарха заслуживает быть посвященным богу как священный и неприкосновенный. Меня удивит, если кто отнесется с недоверием к тому, что передает о нем Симмий: странно, допуская существование священных лебедей, драконов, собак и лошадей, отрицать возможность людей божественных и боголюбивых, считая в то же время бога не птицелюбцем, а человеколюбцем. Подобно тому как любитель лошадей не всем своим лошадям уделяет равную заботу, но, выбрав среди них лучшую, упражняет, и кормит, и опекает особо, так и существа, стоящие выше нас, отмечают из множества людей лучших и удостаивают их особого усиленного руководительства, направляя их не уздой и поводами, а знаниями, воспринимаемыми разумом. Для большинства эти знаки вовсе невнятны: ведь и большинство собак не понимает охотничьих знаков, и большинство лошадей — наездничьих, а обученные, услыхав знакомый свист или прищелкивание, сразу же выполняют приказ, заключенный в этом знаке. Различие, о котором мы говорим, знает, по-видимому, и Гомер: одних прорицателей он называет птицегадателями и жрецами, о других же говорит, что они предсказывают будущее, слыша и понимая голоса беседующих богов:
Сын Приамов, Гелен прорицатель, почувствовал духомОный совет, обоим божествам освещавшим приятный,1153
и
Слышал я голос такой небожителей вечно живущих.1154
Подобно тому как о намерениях и распоряжениях царей и военачальников далекие от власти люди узнают через объявления глашатаев, огненные сигналы и звуки труб, а своим приближенным и доверенным они сообщают об этом сами, так и божество лишь изредка и с немногими вступает в непосредственное общение, а остальному множеству подает знаки, на которых основана так называемая мантика. Боги украшают жизнь только немногих людей, тех, кого они пожелают сделать поистине блаженными и сопричастными божественности; а их души, освобожденные от рождения и не связанные с телом, как бы обретшие полную свободу, становятся демонами — хранителями людей, как говорит Гесиод.1155 Атлеты, по старости прекратившие свои упражнения, не утрачивают духа соревнования и любви к телесным состязаниям, они рады видеть других участвующих в борьбе, поощряют их сочувственными возгласами и как бы бегут рядом с ними; так и те, которые, выйдя из жизненных состязаний по своей душевной высоте, стали демонами, не совершенно презирают земные дела, речи и стремления, но в своей благосклонности к тем, кто направляется к одной с ними цели, соревнуют им, воодушевляют и ободряют их, когда видят их уже близкими к осуществлению надежды и почти касающимися меты. Не всем людям сопутствует помощь демона. Когда пловцы находятся еще вдали в море, то находящиеся на берегу только молча следят за ними, но когда те приблизились, то подбегают, входят в воду, протягивают им руки, подбодряют их голосом. Так же действует и божество: пока мы погружены в деятельность и переходим из одного тела в другое, словно из повозки в повозку, оно предоставляет нам вести необходимую борьбу, пытаясь сохранить себя собственными силами и достигнуть гавани. И если душа, беспорочно и безотказно пройдя в тысячах воплощений длительную борьбу, по истечении периода возгорится честолюбивым стремлением вверх, то божество не возбраняет демону помочь ей и отпускает тяготеющего к этому демона; тяготеет же этот к спасению одной, тот — другой; и душа либо соглашается с ним при встрече и находит свое спасение, либо не соглашается, и тогда демон оставляет ее в неблагополучии».
25. Когда Феанор закончил свою речь, Эпаминонд, обернувшись ко мне, сказал: «Тебе, Кафисий, подошло время отправиться в гимнасии, чтобы не заставлять товарищей ждать тебя. А мы позаботимся о Феаноре, когда придется завершить наше собеседование». — «Это так, — ответил я, — но вот Феокрит, кажется, хочет кое о чем переговорить с тобой вместе со мной и Галаксидором». — «В добрый час, прошу его», — сказал Эпаминонд и, поднявшись, проводил нас в угол портика. Мы окружили его и стали уговаривать принять участие в нашем деле. Он ответил, что вполне осведомлен о дне возвращения изгнанников и договорился с Горгидом и друзьями быть наготове к этому дню; но он никогда не согласится убить без суда кого бы то ни было из граждан без крайней к тому необходимости, тем более что для Фив важно, чтобы были люди, не причастные к происшедшему, советы которых могут встретить больше доверия со стороны народа как направленные к общей пользе. Мы с этим согласились, и он вернулся к Симмию и другим, а мы ушли в гимнасии, где встретились с друзьями. Выбрав каждый себе противника, мы во время самой борьбы успели обменяться соображениями, относящимися к нашему делу. Видели мы также Архия и Филиппа с их сообщниками — все они, закончив гимнастические упражнения, направлялись на обед; Филлид, опасаясь, как бы тираны еще до обеда не успели казнить Амфифея, сразу же после проводов Лисанорида, пожав руку Архию, подал ему надежду, что на пиршестве будет присутствовать женщина, близости которой он добивался, и тем побудил его предаться беспутству вместе со своими всегдашними собутыльниками.
26. Было уже поздно и поднявшийся ветер принес сильное похолодание, поэтому на улицах было безлюдно. Мы встретили и проводили Дамоклида, Пелопида и Феопомпа, другие — других; при переходе через Киферон они рассеялись, и наступившая непогода позволила всем закутать лица, так что они без опаски шли по городу. Некоторым у самых городских ворот блеснула справа молния без грома, и это было воспринято как доброе знамение, сулящее сохранность, славу и блистательный успех в начатом деле. (27.) Когда мы все в числе сорока восьми человек собрались <в доме Харона>, а Феокрит в отдельном помещении уже совершал жертву, раздался сильный стук в дверь и появился раб с сообщением, что в ворота стучатся двое посланцев Архия, настоятельно требуя открыть им и негодуя на промедление. Встревоженный Харон распорядился тотчас же впустить их и сам вышел навстречу, с венком на голове, как будто его застали во время пиршества после жертвоприношения. На его вопрос, чего от него требуют, один из посланцев ответил: «Архий и Филипп послали нас передать тебе приказание немедля явиться к ним». Когда же он спросил, не вызвана ли такая спешка чем-либо чрезвычайным, то ему ответили: «Мы ничего об этом не знаем. Что же передать от тебя?» — «Клянусь Зевсом, — сказал Харон, — я только отложу венок и надену гиматий1156 и пойду вслед за вами: ведь если мы будем идти вместе, то люди встревожатся, думая, что я арестован». — «Хорошо, — был ответ, — ведь и мы должны еще передать приказ правителей пригородным караулам». С этим они ушли, а нас, когда Харон, вернувшись, рассказал обо всем, охватил страх при мысли, что наш заговор раскрыт. Многие думали, что Гиппосфенид, после того как не удалась его попытка задержать возвращение изгнанников и наступил решающий момент, из трусости выдал наш план и встретил доверие у правителей. И действительно, он не пришел в дом Харона, как другие, да и вообще казался от природы малодушным и непостоянным. Но как бы то ни было, все мы решили, что Харону надлежит явиться, повинуясь приказу властителей. Тогда Харон призвал своего сына, прекраснейшего из всех фиванских юношей, дорогой Архидам, усерднейшего в гимнастических упражнениях, пятнадцатилетнего, но выделяющегося ростом и силой среди своих сверстников, и сказал: «Вот, друзья, как вы знаете, мой единственный, горячо любимый сын. Передаю его всем вам с таким зароком перед лицом богов и демонов: если я окажусь нечестным по отношению к вам, то убейте его безо всякой пощады. В остальном же, дорогие друзья, будьте стойки в нашей борьбе, не допустите, чтобы презренные враги предали ваши тела бесславному истреблению, но сохраните для родины непобежденными до конца ваши души». Мы преклонились пред благородным и доблестным образом мыслей Харона, но с негодованием отвергли предположение о нашем недоверии и распорядились увести юношу. «Да и вообще, — сказал Пелопид, — мы думаем, что ты неправильно рассудил, дорогой Харон, не отослав сына куда-нибудь в другой дом: зачем подвергать его опасности быть захваченным вместе с нами? Хотя бы сейчас отправь его куда-нибудь, чтобы у нас остался, если мы потерпим неудачу, благородный мститель против тиранов». — «Никоим образом, — отвечал Харон, — и он останется здесь и будет разделять с вами все опасности: ведь не годится и ему отступать перед врагами. Будь доблестнее своего возраста, сын мой, приобщись к отважной борьбе честных граждан за свободу и справедливость. Мы надеемся на лучшее и верим, что боги покровительственно взирают на нашу борьбу за правое дело».
