– Не понимаю, почему бы и нет.
И мистер Цукерман вызвал старшего кассира и велел ему выплатить Лексингтону по мелкой статье расходов пятнадцать тысяч долларов и взять расписку в получении этой суммы. Юноша, который рад был получить хоть что-то, с благодарностью принял деньги и спрятал их в своем заплечном мешке. Потом он горячо пожал мистеру Цукерману руку и поблагодарил его за помощь.
– Теперь весь мир передо мной! - вскричал наш герой, выходя на улицу. Пока не закончена моя книга, буду жить на пятнадцать тысяч долларов. А потом, разумеется, у меня будет гораздо больше.
Он остановился на тротуаре, размышляя, куда бы ему пойти, повернул налево и медленно побрел по улице, рассматривая городские достопримечательности.
– Какой отвратительный запах, - произнес он, нюхая воздух. - Он мне не нравится.
Его чувствительные обонятельные нервы, которые были настроены только на то, чтобы воспринимать самые тонкие кухонные ароматы, терзал смрад выхлопных газов, исторгавшихся дизельными автобусами.
– Поскорее бы убраться отсюда, пока мой нос окончательно не испортился, - сказал Лексингтон. - Но прежде надо бы что-нибудь съесть. Умираю от голода.
В последние две недели бедный мальчик питался только ягодами и лекарственными травами, и желудок его требовал основательной пищи. Хорошо бы сейчас котлету из мамалыги, подумал он. Или несколько сочных козлобородниковых оладий.
Он пересек улицу и вошел в небольшой ресторан. Внутри было душно, темно и тихо. Сильно пахло жиром и рассолом. Единственный посетитель в коричневой шляпе на голове низко склонился над своей тарелкой и даже не взглянул на Лексингтона.
Наш герой уселся за угловым столиком и повесил свой заплечный мешок на спинку стула. Это должно быть интересно, размышлял он. Все свои семнадцать лет я ел пищу, приготовленную только двумя людьми - бабушкой Глосспан и мною самим, если не считать няню Макпоттл, которая, наверное, подогрела несколько раз для меня бутылочку с молоком, когда я был младенцем. А сейчас я ознакомлюсь с искусством совершенно не знакомого мне шефа и, быть может, если повезет, возьму на заметку какую-нибудь полезную идею для своей книги.
Откуда-то из темноты к нему приблизился официант и встал возле столика.
– Здравствуйте, - сказал Лексингтон. - Я бы хотел большую котлету из мамалыги. Подержите ее двадцать пять секунд на каждой стороне на раскаленной сковороде со сметаной, а прежде чем подавать, бросьте щепотку измельченных лекарственных трав - если, конечно, вашему шефу не известен более оригинальный способ, в каковом случае с радостью с ним ознакомлюсь.
Официант склонил голову набок и внимательно посмотрел на посетителя.
– Жареную свинину с капустой будете? - спросил он. - Другого ничего нет.
– Жареное... что с капустой?
Официант достал из кармана брюк грязный носовой платок и что было сил взмахнул им, будто щелкнул кнутом. После чего громко высморкался и прыснул.
– Так будете или нет? - спросил он, вытирая ноздри.
– Не имею ни малейшего представления, что это такое, - ответил Лексингтон, - но хотел бы попробовать. Видите ли, я пишу поваренную книгу и...
– Одну свинину с капустой! - крикнул официант, и где-то в глубине ресторана, далеко в темноте, ему ответил чей-то голос.
Официант исчез. Лексингтон полез в заплечный мешок за своим ножом и вилкой из чистого серебра. Это был подарок бабушки Глосспан, он получил его в шесть лет, и с тех пор никаким другим прибором он не пользовался. Ожидая, когда подадут еду, он с любовью протер нож и вилку мягким муслином.
Вскоре вернулся официант с тарелкой, на которой лежал толстый кусок чего-то горячего. Едва блюдо поставили на стол, как Лексингтон тотчас же потянулся к нему, чтобы понюхать. Ноздри его широко расширились, втягивая запах.
– Да это просто божественно! - воскликнул он. - Какой аромат! Грандиозно!
Официант отступил, внимательно глядя на посетителя.
– Никогда в жизни не нюхал ничего более изысканного и восхитительного! - вскричал наш герой, хватаясь за нож и вилку. - Из чего, черт побери, это приготовлено?
Мужчина в коричневой шляпе оглянулся и пристально посмотрел на него, потом снова принялся есть. Официант между тем пятился в сторону кухни.
Лексингтон отрезал маленький кусочек мяса, пронзил его своей серебряной вилкой и поднес к носу, чтобы еще раз понюхать. Затем сунул кусочек в рот и стал медленно жевать, прикрыв глаза и напрягшись.
– Фантастика! - вскричал он. - Совершенно новый вкус!
О Глосспан, моя любимая бабушка, как бы я хотел, чтобы ты была сейчас со мной и попробовала это замечательное блюдо! Официант! Идите сюда скорее! Вы мне нужны!
Изумленный официант смотрел на Лексингтона из другого конца зала и, похоже, приближаться не желал.
– Если вы подойдете и поговорите со мной, я вручу вам подарок, - сказал Лексингтон, размахивая стодолларовой купюрой. - Пожалуйста, подойдите сюда и поговорите со мной.
Официант бочком подошел к столику, выхватил деньги и поднес их близко к лицу, рассматривая купюру. Потом опустил ее в карман.
– Чем могу быть полезен, мой друг? - спросил он.
– Послушайте, - сказал Лексингтон. - Если вы мне скажете, из чего приготовлено это восхитительное блюдо, я дам вам еще сотню.
– Я уже сказал вам, - ответил тот. - Это свинина.
– А что такое свинина?
– Вы что, никогда не ели жареную свинину? - спросил официант, уставившись на него.
– Ради бога, приятель, не держите меня в напряжении.
– Это свинья, - сказал официант.
– Свинья!
– Свинина и есть свинья. Вы разве не знали?
– Вы хотите сказать, что это свиное мясо?
– В этом я ручаюсь.
– Но... но... этого не может быть, - запинаясь, проговорил юноша. Бабушка Глосспан, которая знала о еде лучше всех на свете, говорила, что любое мясо отвратительно, омерзительно, ужасно, противно, тошнотворно и гадко. Однако кусок, который лежит тут у меня на тарелке, без сомнения, самая вкусная вещь, которую я когда-либо пробовал. Так как же вы это объясните? Бабушка Глосспан наверняка не стала бы мне врать.
– Может, ваша бабушка не знала, как готовить свинину.
– А как?
– Со свининой нужно осмотрительно обращаться, иначе ее нельзя есть.
– Эврика! - вскричал Лексингтон. - Клянусь, именно так и было! Она неправильно ее готовила! - Он протянул официанту еще одну сотенную бумажку. - Сведите меня на кухню и познакомьте с тем гением, который приготовил это мясо.
Лексингтона немедленно проводили на кухню, и там он встретился с поваром - пожилым мужчиной с сыпью на шее.
– Это будет стоить вам еще одну сотню, - сказал официант.
Лексингтон был только рад исполнить такую просьбу, однако на сей раз деньги пришлось отдать повару.
– Теперь выслушайте меня, - сказал юноша, - должен признаться, то, что мне сейчас говорил официант, меня несколько сбило с толку. Вы вполне уверены, что восхитительное блюдо, которое я только что ел, приготовлено из мяса свиньи?
Повар поднял свою правую руку и принялся почесывать сыпь на шее.
– Хм, - произнес он, поглядывая на официанта и хитро ему подмигивая, могу лишь сказать, я надеюсь, что это мясо свиньи.
– То есть вы не уверены?
– Никогда нельзя быть ни в чем уверенным.
– Тогда что же это могло быть?
– Хм, - произнес повар, по-прежнему глядя на официанта и медленно произнося слова. - Может быть, и так, знаете ли, что это был кусочек человечины.
– То есть мужчины?
– Да.
– Господи помилуй.
– Или женщины. На вкус они одинаковые.
– Вы меня просто удивляете, - заявил юноша.
– Век живи - век учись.
– Вот уж верно.
– По правде, в последнее время мы его много получали от мясника вместо свинины, - заявил повар.
– Вот как?
– Вся беда в том, что свинину и человечину невозможно отличить друг от друга. Обе хороши.
– То, что я только что съел, было просто великолепно.
– Рад, что вам понравилось, - сказал повар. - Но если быть до конца честным, я думаю, это скорее свинья. Почти уверен.
– Уверены?
– Да.
– В таком случае мы должны допустить, что вы правы, - сказал Лексингтон. - А теперь расскажите, пожалуйста, - и вот вам еще сто долларов за хлопоты, расскажите, пожалуйста, подробно, как вы ее приготовили.
Спрятав деньги, повар пустился в красочное описание того, как следует жарить филейную часть свинины, а юноша, не желая пропустить ни единого слова из столь замечательного рецепта, уселся за кухонный стол и записал каждую подробность в свою записную книжку.
– Это все? - спросил он, когда повар закончил.