9 ноября. Четверг… О делах Миши говорят, что двое большевиков увезли его из Гатчины в Петербург, где он вместе с семьей живет у к[нязя] Путятина, но при этом не арестован. Жаль несчастных юнкеров, выступивших за правое дело и претерпевших такие мучения. Вдоволь поиздевавшись над ними, их потом убивали и топили в реке. Какой ужас, как это все возмутительно.
11 (24) ноября. Суббота… Говорят, будто Украина объявила себя самостоятельной республикой, объединяющей 9 губерний] — Киевскую, Подольскую, Волынскую, Черниговскую, Харьковскую, а также Таврическую, за исключением самого Крыма. До чего же это смешно и глупо. В остальном день прошел, как обычно. Некоторые из мальчиков обедали у меня».
14 (27) ноября 1917 года Марии Федоровне исполнилось 70 лет. Этот большой праздник для всей семьи был отмечен очень скромно.
«В 12 часов в моей комнате отслужили благодарственный молебен, на который собрались все родственники, в том числе и Ирина с Феликсом — он наконец-то приехал сегодня ночью. Так страшно было слышать его рассказ о событиях в Петербурге. В особенности о том, как жестоко обошлись с несчастными юнкерами, им выкалывали глаза, у них отрезали носы и уши, после чего топили их в реке. Нет, это просто невероятно и неслыханно. Германцы действуют в открытую, пленные офицеры имеют полную свободу передвижения, повсюду сплошь предатели и шпионы. Представители военных при Ставке в письменной форме направили против этого протест, равно как и Военный комитет выступил против снятия Духонина и не признал этого прапорщика Крыленко в качестве Верховного главнокомандующего, чье назначение было верхом безумия. Несчастный народ не понимает, что страну уже предали и она находится в руках врагов! Как все это ужасно!
15 (28) ноября. [Среда]. Никита и Соф[ия] Дм[итриевна] были у зубного врача Кострицкого, который только что возвратился из Тобольска и рассказывал о своих впечатлениях, о том, как красиво и достойно мой любимый бедный Ники и все семейство ведут себя, находясь в таком плачевном положении. Условия у них не самые плохие, и живут они довольно сносно. Часть своих вещей, посланных из Царского, они получили, но кое-что по дороге украли. Бедняжка Аликс сильно страдала от зубной боли и воспаления лицевого нерва. Он находит, что м[аленькая] Анастасия очень выросла. К счастью, комиссар Панкратов и комендант относятся к ним вроде бы хорошо и терпимо, что, впрочем, утешает лишь в малой степени, но в остальном даже думать о том, какое жалкое существование они там влачат, жутко и страшно!
17 (30) ноября. [Пятница]…Я наконец-то получила письмо от моего любимого Ники из Тобольска, такое красивое и трогательное, что я едва не разрыдалась. Оно пришло почтой, это просто непостижимо. В адресе вычеркнуты все титулы, зато добавлено — „Романовой“. Тем самым они, по-видимому, надеются нанести мне оскорбление. Нас они по возможности унижают во всем. Ну и пусть, меня это не волнует, лишь бы письма приходили.
19 ноября (2 декабря). В мире происходит что-то невероятное. Нынче эти негодяи собираются заключить сепаратный мир с Германией и отослали ноту союзникам с требованием дать на нее ответ 6 (19) дек[абря]. Троцкий, Крыленко и Кº отрицают полномочия генерала Духонина, хотя армия стоит за него и до сих пор не признала господина Крыленко [в должности главнокомандующего]. Полнейший хаос, просто возмутительно, как можно было допустить подобную ситуацию?! Все ведь поставлено с ног на голову».
«Иногда так тяжело, что кажется, нельзя больше терпеть…»
В одном из писем, написанных Марией Федоровной Николаю II в осенние месяцы 1917 года, читаем:
«Дорогой мой милый Ники! Только что получила твое письмо от 27 окт., которое меня страшно обрадовало. Не нахожу слов тебе достаточно это выразить и от души благодарю тебя, милый. Ты знаешь, что мои мысли и молитвы никогда тебя не покидают — день и ночь о вас думаю, и иногда так тяжело, что кажется, нельзя больше терпеть. Но Бог милостив… Слава Богу, что вы все здоровы… и все вместе. Вот уже год прошел, что ты и милый Алексей были у меня в Киеве. Кто мог тогда думать, что [вас] ожидает и что ты должен пережить! Просто не верится! Я только живу воспоминаниями счастливого прошлого и стараюсь забыть, если возможно, теперешний кошмар.
Твое дорогое первое письмо от 19 сент. я получила и извиняюсь, что до сих пор не могла ответить, но Ксения тебе объяснила. Я ужасно сожалею, что тебя не пускают гулять. Знаю, как это тебе и детям необходимо. Просто непостижимая жестокость! Я, наконец, совсем поправилась после длинной и скучной болезни и могу снова быть на воздухе после 2 месяцев…
Живем мы очень тихо и скромно… Мой новый внук Тихон нам всем, право, приносит огромное счастье. Он растет и толстеет с каж[дым] днем и такой прелестный… Отрадно видеть, как Ольга счастлива и наслаждается своим Baby, которого она так долго ждала… Она и Ксения каждое утро бывают у меня… Мы всегда голодны. Продукты так трудно достать, особенно белого хлеба и масла нам очень недостает, но иногда добрые люди нам помогают…
Я была очень обрадована милыми письмами Аликс и моих внучек, которые так мило пишут. Я их благодарю и крепко целую. Мы всегда говорим о вас и думаем. Грустно быть в разлуке. Так тяжело не видеться, не говорить! Я изредка получаю письма от т. Аликс и Вальдемара, но эти письма так медленно идут, и я жду их так долго.
Понимаю, как тебе приятно прочесть твои стар[ые] письма и дневники, хотя эти воспоминания о счастливом прошлом возбуждают глубокую грусть в душе. Я даже этого утешения не имею, так как при обыске весною все похитили, все ваши письма, все, что я получила в Киев, датские письма, 3 дневника и пр., и пр., до сих пор не вернули, что возмутительно…»
Великие княгини Ксения Александровна и Ольга Александровна регулярно направляли в Тобольск письма, рассказывающие о их жизни в Крыму, о состоянии здоровья Марии Федоровны. Из Сибири, правда с большим опозданием, приходили ответы. Сохранившиеся письма Николая II великой княгине Ксении Александровне датированы 23 сентября, 5 ноября 1917 года, а также 7, 24 января и 20 февраля 1918 года. Они рассказывают, хотя и кратко, о том, что происходило в Тобольске, свидетельствуют о величайшем мужестве всех членов семьи, ее высоком моральном и нравственном духе, вере бывшего царя в далекое будущее России.
23 сентября 1917 года Николай писал Ксении из Тобольска:
«Я тоже надеялся, что тебе тогда удастся заехать к нам из Крыма. А как мы надеялись, что нас отправят туда же и запрут в Ливадии — все-таки ближе к вам. Сколько раз я об этом просил Керенского.
Здесь мы устроились вполне удобно в губернаторском доме с нашими людьми и П. Жильяром, а сопровождающие нас — в другом доме, напротив через улицу. Живем тихо и дружно. По вечерам один из нас читает вслух, пока другие играют в домино и безик… Занятия с детьми налаживаются постепенно, так же как в Ц[арском] Селе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
