Эми была глубоко признательна ему за это, страшно довольна.
– Ему это все пошло на пользу. И все это благодаря тебе.
Все они лениво купались в бухте Барана. Эми по-прежнему носила свою ветхую панаму. Кэти с Себастьяном строили сложный бассейн для малышки Эми, которая отважно восседала в двух дюймах от кромки воды, шлепая ножками и протягивая ручонки ко всему, что казалось ей интересным.
Мэг смеялась, лежа на песочке, – этот чудесный маленький мир, вращавшийся вокруг нее, делал ее центром целой Вселенной.
– Никак не могу понять, может ли быть, чтобы я знала Чарльза всего лишь последние двенадцать лет!
– Нужно хорошенько изучить образец, прежде чем писать о своей собственной жизни. – Эми повернулась на спину, прикрыв шляпой лицо. – Я не могла работать по-настоящему, пока не умер Андроулис.
Мэг потрогала ее панамку.
– Ты все еще страшно по нему скучаешь, да, Эми?
– Конечно. Мне кажется, без него я стала такой самодовольной. Но я страшно по нему тоскую. Никогда в жизни я не хотела становиться самодовольной.
– Ты говоришь как Миранда.
– Правда? – Это ей, похоже, не понравилось. – Дай-ка мне мою шляпу, а то я получу солнечный удар, а мне еще нужно сегодня днем поработать.
– В такую жару?
– Да. В любую. У меня, вероятно, осталось не так много времени, а это будет лучшая моя вещь.
– А что это будет?
– Увидишь. И очень скоро. Пошли. Вон Чарльз спускается с какой-то громадной корзинкой в руках. Должно быть, он быстро справился сегодня со своей нормой в тысячу слов.
Миранде до смерти не хотелось оставаться одной с Питером, но в конечном счете именно это упрочило его выздоровление.
– Любовь моя, у нас с тобой тоже как будто каникулы, – говорила она, собирая корзинку для пикника на дальней вересковой пустоши. – Слушай, да мы не были на пикнике, не были вместе на этюдах с тех пор… я даже не помню, когда это было.
– С тех пор как родился Алекс. – Он улыбнулся ей одной из тех мимолетных улыбок, которые вселяли в нее надежду. – Да ладно, давай честно, ведь тебе они никогда не нравились. Ты отчаянно скучала без театра!
Она сочла его улыбку шагом вперед в его выздоровлении, шаловливо кинула в него корку хлеба. Он не уклонился, но и не поймал ее.
– Ну… – Ах, если бы он только поймал корку и швырнул в нее. – Ну а теперь мне все это нравится. Я стала старше. Или ленивее. Или и то, и другое. И еще… – Она взглянула ему прямо в глаза. – Мне нравится быть рядом с тобой, любовь моя.
Его кадык резко задвигался.
– Я думал… ты не сможешь.
– Ах, Питер, давай честно. Когда ты думал, что я – это Мэг, это было одно. Но нельзя же все время так жить.
– Особенно после юбилейной ночи.
– Тем более после нее. – Она закрутила крышку на баночке с соусом и широко улыбнулась. – Почти три месяца. Целый квартал.
– Да. И поэтому ты счастлива?
– Это знак, что с тобой все в порядке. И вот отчего я счастлива.
– Ты спасла мне жизнь, Миранда. Не только потому, что вытащила из воды, но и потому, что освободила меня от вины.
Он произносил избитые слова, словно откуда-то вычитанные. Она чуть было не спросила его об Эми и порадовалась, что не сделала этого, потому что он вдруг наклонился, поднял упавшую корку, взвесил ее на ладони и затем кинул в нее.
Она почему-то едва не расплакалась.
– Пойдем, – взяла она его за руку. – Твои рисовальные принадлежности в машине?
Он кивнул и покорно позволил увлечь себя через задний двор на Воскресную улицу.
Поначалу Мэг решила, что скульптура объединяет их с Мирандой – две мраморные фигуры переплелись как сиамские близнецы, да и заплетенные в одну косу волосы были перекинуты через плечо. Эми чувствовала себя странно неуверенной и от несвойственного ей смущения надвинула свою поношенную шляпу на самые глаза.
– Она еще не закончена. И я понятия не имею, как отполировать мрамор.
Очень тихо, почти благоговейно заговорил Чарльз:
– Не нужно ничего доделывать. Грубоватость, шероховатые углы… в них-то и воплощено все, что можно сказать об этих взаимоотношениях. Все так и есть.
Дети никак не могли определить своего отношения к скульптуре.
Кэти осторожно обошла ее кругом.
– Она меньше твоих обычных работ, бабушка, – безучастно заметила она. – Ее нужно поставить в доме, а не в саду.
– Да, можно и так. Но снаружи она будет счастливее. А маленькая она потому, что я смотрела на нее с очень далекого расстояния. Когда проходит много времени и увеличивается расстояние, все кажется меньше.
Себастьян спросил:
– Можно мне потрогать ее, бабушка?
– Да.
Он положил руку на волну волос.
– Есть такая книжка, «Лунный камень», – сказал он, очевидно, думая о чем-то своем. – Я вчера заметил ее на твоей книжной полке.
Эми взглянула на него из-под низко надвинутых полей.
– Так и есть, – согласилась она.
– Вот этот материал – мрамор, – он ведь похож на лунный камень, да?
– Возможно. Да.
– Может быть, эти женщины тоже лунные? Как ты думаешь бабушка?
Эми молчала. Потом наклонилась над малышом и положила свою руку на камень рядом с его.
– Я как-то не задумывалась об этом раньше. Ну да. Ты прав. Это были дети луны.
Мэг откашлялась.
– Были? – переспросила она. Эми оглянулась на нее.
– Я знаю, что я-то еще здесь, но я сама не лунное дитя. Только с Евой я была им.
Мэг прижала к себе покрепче малышку Эми, чтобы никто не мог увидеть ее лица. Разумеется, это был скульптурный портрет Евы и Эми. А не Мэг и Миранды. Она никогда не понимала полностью, как они были близки.
Алекс своего мнения не высказывал, а только кивал и улыбался, как остальные. Зечу было явно скучно. Но, возвращаясь в свою палатку, которую они называли походной кухней, Алекс отстал от своего приятеля и сказал, ни к кому особенно не обращаясь:
– Не то что мне здесь не нравится. Это лучшее место в мире. Но просто… мне так хочется увидеть папу и маму. Надеюсь, что у них все в порядке.
Мэг успокоительно напомнила:
– Они дали бы телеграмму, если бы что-нибудь случилось. Они же обещали.
И тогда Чарльз сказал:
– Мне нужно проверить, как идут дела в офисе. И я мог бы забросить вас четверых домой.
Лицо Алекса вспыхнуло от признательности.
– Да нет… Я хотел спросить, а можно нам отправиться на следующий мыс и все такое?
– Разумеется, – улыбнулся Чарльз. – Только с позволения Эми. Ведь это ее остров.
Алекс тоже улыбнулся, как будто разрешение Эми было давно решенным делом. Но потом он задумчиво произнес:
– Мне кажется, Эми немножко гениальна. Как папа. Всех гениев так трудно понять.
– Тебе не понравилась скульптура, старина?
