— Это президент!
Я поднес трубку к уху.
— Да, ваше превосходительство? Голос старика звучал звонко и чисто.
— Хорошо спалось?
— Да, сэр.
— Чем ты сейчас занят?
— Собираюсь принять душ, а потом спуститься вниз к газетчикам. Полагаю, это моя обязанность — встретиться с ними?
— Да, это одно из неудобств, присущих светской жизни. Теперь они не оставят, тебя в покое. — Он негромко рассмеялся. — Когда ты со всем этим покончишь, не подъедешь ли во дворец? У меня сидит один человек, и я очень хочу, чтобы вы встретились.
— Постараюсь освободиться как можно раньше ваше превосходительство. — Любопытство пересилило меня. — А кто это? Какая-нибудь важная персона?
— Да как посмотреть. Будь я на твоем месте, я решил бы, что это очень важная персона. Но я — это я, а ты — это ты. По многим вещам наши с тобой мнения расходятся. Мне будет интересно взглянуть на твою реакцию, когда ты его увидишь.
— Его?
До меня опять донесся смешок президента.
— Да. Это тот, кто хотел убить тебя прошлой ночью. Его схватили сегодня утром.
8
Это был тот самый мужчина, которого я увидел рядом с Беатрис у билетной кассы в аэропорту Майами. Но выглядел он уже не таким аккуратным и изящным, когда вошел в комнату в сопровождении двух солдат. Он прихрамывал. Под глазами — синяки, на щеках и вокруг рта — корочки запекшейся крови.
— Знаешь его? — спросил президент, сверля меня своим острым взглядом. — Приходилось встречать его раньше?
Человек поднял голову и посмотрел на меня с затаенным страхом.
— Нет. Никогда. — Я не видел никакого смысла в том, чтобы вовлекать во все это Беатрис.
— В таком случае позволь мне представить его, — проговорил президент. — Это дядюшка твоей девушки, брат Гуайаноса.
Внезапно до меня дошла вся бессмыслица происходящего. Я развернулся к мужчине.
— Ты глупец! — крикнул я ему. — Зачем тебе это нужно?
Он ничего не ответил.
— Даже если бы тебе удалось убить меня, чего бы ты этим добился? Неужели ты не мог понять, что любая из тех двух пуль могла попасть в Беатрис?
В глазах его мелькнул огонек.
— Как раз об этом я и подумал, — сказал он низким усталым голосом, — и именно поэтому ты сегодня жив. В самую последнюю минуту я отвел ствол в сторону.
Я смотрел на него во все глаза.
Президент захохотал.
— Ты слышишь! Я стоял молча.
— Девчонка, наверное, была с ним в сговоре. Вот почему он рассказывает тебе эти сказки.
— Нет! Беатрис ничего об этом не знала! Она не знала даже, что я вернулся в Кортегуа.
— Заткнись! — прорычал президент. Прошагав мимо меня, он нанес мужчине сильный удар в лицо. Голова его дернулась, он едва не упал. Президент ударил его еще раз.
— Оружие! Где происходит разгрузка?
— Об оружии мне ничего не известно.
— Врешь! — Президент ударил его коленом в пах. Упав на колени, человек согнулся от боли.
— Я ничего не знаю, — выдавил он из себя. — Если бы я что-то знал, неужели вы думаете, что ваша полиция не выбила бы из меня этого?
Опустив глаза, президент смерил его взглядом. На лице его отразилось презрение. Он повернулся ко мне. — И вот такие червяки, как он, возомнили о себе, что они сумеют править страной.
Я молчал.
Президент вернулся к своему столу, нажал на кнопку интеркома.
— Пусть Хойос и Прието войдут.
Он посмотрел на меня.
— Если бы не они, то это ничтожество так и унесло бы ноги. Они следили за ним с того момента, как он сошел на берег.
Хойос и Прието вошли, остановившись прямо перед президентским столом с бесстрастными лицами.
— Что еще удалось выяснить? Отвечал Хойос.
— Больше ничего, ваше превосходительство. На суденышке оружия не обнаружено. Видимо, он прибыл на нем один.
— Контакты с девушкой?
— Никаких, ваше превосходительство. Ее не было дома, когда он пришел туда в первый раз. Он ждал ее возвращения, спрятавшись в кустах.
— Почему же вы не арестовали его тогда же?
— Мы выжидали, так как предполагали, что он доставил ей вести об оружии. Никто не подумал о том, что он будет стрелять.
Я вновь посмотрел на дядю Беатрис. Его лицо было бледным от боли.
— Почему ты хотел убить меня? Наши взгляды встретились.
— Моя племянница — порядочная девушка. Я понял, что ты захочешь с ней сделать.
— Значит, политика здесь не при чем? Он покачал головой.
— Нет. Все это только ради нее. Она единственный ребенок моего брата. Я предупреждал ее о твоей репутации, но, очевидно, мои советы пришлись ей не по вкусу.
— Все это чушь! — вновь гневно проревел президент. — В последний раз — где происходит выгрузка оружия?
— Я сказал уже, что не знаю.
— Лжец! — Президент почти не владел собой от злобы. — Зачем же ты вернулся, если не из-за оружия? Дядя Беатрис уставился на него.
— Куда же мне было еще возвращаться? Кортегуа — это мой дом.
В течение нескольких секунд президент смотрел на него, затем повернулся к Хойосу.
— Отвезите его в Эскобар. Вы знаете, что нужно делать.
— Слушаюсь, ваше превосходительство.
Хойос сделал узнику знак двигаться к выходу.
— Нет!
Я знал, что такое Эскобар. Это была тюрьма, в которой ждали своей участи приговоренные к смерти. Присутствующие в удивлении повернули ко мне головы. Более других был удивлен президент.
— Отпустите его!
— Отпустить?! — В голосе президента звучало недоумение. — Этот человек хотел убить тебя.
— Отпустите его, — повторил я.
— Ты глупец! — крикнул президент. — Он же сделает новую попытку. Мне эти типы известны. Я молчал.
— Слишком долго ты пробыл в другом мире, ты совсем забыл, на что похожа жизнь здесь.
Я смотрел на президента, а в ушах моих звучали его слова, которые я услышал еще мальчишкой, требуя от него смерти убийце. «Нет нужды убивать его, сынок, — сказал он тогда. — Теперь мы живем не в джунглях».
— Неужели мы так быстро вернулись в джунгли? — спросил я. Президент смотрел на меня не понимая, мне стало ясно, что он все забыл. — Вчера вечером вы назначили меня Верховным судьей. Вы облекли меня всей полнотой власти. — Он нехотя наклонил голову. — Значит, ответственность ложится на меня. У меня найдется для него роль поважнее, чем просто умереть. — Я посмотрел на мужчину. — Я дам тебе письмо для твоего брата.
Дядя Беатрис бросил на меня подозрительный взгляд.
— В сегодняшних газетах ты прочтешь, что всем политическим заключенным, а также беженцам объявлена полная амнистия. Ты увидишь также, что я назначен Верховным судьей. Я призвал тех, кто не согласен с нами, вернуться на родину и попытаться разрешить все разногласия перед лицом народа, путем свободных выборов. Передай своему брату, что к нему это относится в той же мере, как и к любому другому кортегуанцу.
Дядя Беатрис только усмехнулся.
— Это всего-навсего еще один трюк. Мы знаем, что бывает после этих амнистий.
— Тогда это неплохой трюк, ведь благодаря ему ты выходишь отсюда живым и свободным.
Он вдруг заволновался, переводя свой взгляд с одного охранника на другого и опять на меня, как бы не зная, кому верить.
Заговорил президент. Голос его был полон отвращения. — Вышвырните эту дрянь вон. Пусть молится в благодарность за такое правосудие. Хойос не мог этого выдержать.
— Вы имеете в виду — отпустить его? Пусть так прямо и уходит?
— Вы слышали, что сказал его превосходительство. Арестованный свободен. — Президент повернулся к Хойосу спиной.
Тот направился к двери, подталкивая перед собой родственника Беатрис. За ними проследовал Прието. В комнате наступила тишина. Мы с президентом молча смотрели друг на друга, пока он не начал улыбаться. Затем улыбка его перешла в смех, а смех в хохот.
— Над чем вы смеетесь? — спросил я, совершенно сбитый с толку.
— А я — то до самого последнего момента был уверен, — едва выдохнул он, — что ты уже отымел ее. Теперь же я знаю, что тебе повезло ничуть не больше, чем всем остальным.
Я молчал.
Взрывы смеха закончились старческим смешком.
— Прекрасно.
— Что прекрасно?
— Твой план. — Он улыбнулся. — Я в почтении снимаю шляпу. Он такой хитроумный, такой тонкий. Я был бы чертовски горд, если бы сам его придумал.
— Да? — заинтересованно спросил я, желая узнать, насколько же я, в конце концов, умен.
— Освобождая ее родственника, ты завоевываешь ее доверие, а завоевав доверие, ее самое — целиком. И когда ты сделаешь это, она призовет сюда своего папочку — прямо к нам в руки. — Президент проницательно посмотрел на меня. — Тебе хоть раз приходилось иметь дело с женщиной, которая, когда ее трахают, не раскрывала бы рта?
9
Прошло две недели, но от Беатрис не было ни слуху ни духу. Несколько раз я ловил себя на том, что моя рука тянется к телефону, и лишь усилием воли сдерживал желание позвонить ей. Пусть все будет так, как она сама захочет.
