есть хорошая политика? А писать время от времени статьи для «ПН» можно будет и в Лондоне. Она находит ясные и простые слова, она говорит тепло и очень спокойно.
Мягкое, дружеское настроение Зеппа прочно держалось все эти дни. Он и сегодня не раздражителен, он даже хорошо настроен и сговорчив. Но ехать в Лондон – об этом он и слышать не хочет, он не уедет из Парижа, и если он не говорит ей этого ясно и недвусмысленно, то только щадя ее, из боязни сцен, по нерешительности.
Он, конечно, понимает, что Анна рассуждает здраво. Но мысль о переселении в новый, большой, чужой город гнетет его так, будто теперь только начнется настоящее изгнание. Его инертность, его боязнь перемен, его склонность предоставлять события их естественному течению, вся его мюнхенская натура восстает против той затраты энергии, которой требует от него Анна. Как продолжать в Лондоне борьбу за Беньямина без газеты? Как вообще, сидя в Лондоне, заниматься политикой? Как Анна представляет себе это? И что же – потерять своих последних друзей, Чернига, Рингсейса, сослуживцев по «ПН», всех своих Бергеров, и Пфейферов, и Вейсенбрунов, и музыкального Петера Дюлькена? А его политические начинания – бросить их? Но, перебирая про себя эти мотивы, он понимает, что их не противопоставишь крепким доводам Анны.
– У меня нет ни малейшей охоты покинуть Париж, – просто говорит он, не утруждая себя поисками аргументов.
– Но было бы крайне неразумно оставаться в Париже, – спокойно и деловито подводит итог Анна. Он благодарен, что она не возмущается, не настаивает.
– Я все обдумаю, – обещает он, стараясь закончить разговор и уклониться от решения, – еще есть время.
– Времени немного, – настойчиво замечает Анна, – доктор торопит.
– Потерпи, старушка, – просит он сердечно, ласково, как ученик, выпрашивающий у учителя свободный день. – Неужто я должен сейчас же сказать «да»? Немедленно? – Он кладет ей руку на плечо, и на этот вечер разговор заканчивается.
19
Цезарь и его счастье
За что бы ни брался Визенер, опасность, которую навлек на него этот сопляк Рауль своей затеей, обступала и обволакивала его со всех сторон, как тяжелый, удушливый ветер с юга. Больше всего раздражало его, что приходится ждать сложа руки, что ничем нельзя оборониться от близкой беды. Шпицци уже составил докладную записку о встрече «Жанны д’Арк» и «Юного Зигфрида», германские инстанции утвердили проект, французские любезно шли навстречу: назначение молодого Шасефьера руководителем французской делегации было почти решенным делом. С большим трудом удалось Визенеру на время задержать опубликование сведений о предстоящем слете. Но через неделю, через две общественность узнает о слете, имя Рауля будет названо, «Новости» опять поведут атаку на Визенера и на этот раз будут еще более ядовитыми. Он поплатится за то, что порекомендовал Гейдебрегу такой сверххитроумный прием борьбы против этой грязной газетки. Следовало просто купить Гингольда самым обыкновенным, грубым образом и сразу заткнуть глотку этим писакам из «ПН».
Он заставлял себя работать над «Бомарше», но приподнятое настроение последних недель развеялось, как дым. Присутствие Марии только усиливало его нервозность. Раз уж не было возможности откровенно поговорить с Леа, ему хотелось рассказать Марии о своих страхах, услышать от нее слова утешения, разыграть перед ней беспечность. Но разумеется, именно сейчас, когда он нуждался в ее поддержке, она отвернулась от него и оставила его наедине с его Historia arcana.
Мария работала не за страх, а за совесть. Она никогда не уставала говорить с ним о «Бомарше». Она отыскивала для него литературу, о которой он без нее и не знал бы, обращала его внимание на «мертвые» места, ошибки, противоречия. Но о тех трудностях, которые угрожали его карьере, она не говорила ни слова. Тщетно пытался он шутками и откровенными намеками заставить ее высказаться. Умышленно, чтобы ее раззадорить, не скрывал от нее своих махинаций против «Парижских новостей» и позволил глубоко заглянуть в лабораторию его интриг. Он зашел так далеко, что даже диктовал ей директивы для своего агента Лейзеганга – лишь бы довести ее до возмущения. Но она только отмалчивалась с брезгливым видом.
Наконец он не выдержал. Диктуя «Бомарше» – она как раз закладывала новую страницу, – он вдруг прервал работу.
– Да скажите же наконец что-нибудь, – потребовал он. – Вы, конечно, не одобряете моих директив Лейзегангу. Вы, конечно, считаете, что если слет молодежи и назначение Рауля кончатся крупным скандалом, то это будет мне поделом. Так скажите же что-нибудь, – повторял он настойчиво, уже совершенно не владея собой.
Мария не сняла с клавишей красивых бледно-смуглых рук, но с гневом посмотрела на него через плечо.
– Незачем мне вступать с вами в долгие пререкания, вы и так достаточно хорошо знаете мое мнение, – сказала она.
– Нет, не знаю, – солгал Визенер. – По-моему, это не по-дружески – сидеть тут и донимать меня молчанием.
– А почему бы мне обращаться с вами по-дружески? – возразила Мария.
– Скажите, что вы думаете обо мне и моих действиях против «ПН»? – бурно настаивал Визенер. – Нехорошо и для вас, и для меня, что вы молча глотаете свой яд.
– Это не яд, – возразила Мария почти печально.
– Да говорите же, – настаивал Визенер. – Вы считаете подлостью то, что я делаю? – спросил он нетерпеливо, с некоторой иронией.
– Самое отвратительное, – сказала Мария, – это то, что вы все делаете наполовину. Ведь вы с самого начала знали, что нельзя сохранить и то и другое – и ваши отношения с мадам Шасефьер, и ваше положение в национал-социалистской партии. Но вы не могли принять решения, вы пробавлялись компромиссами. Все у вас наполовину, – возмутилась она, и Визенер понял, что наконец выливается наружу то, что она долго копила в себе. – Если вы совершаете порядочный поступок, то делаете это с ироническим подмигиванием, как бы стыдясь. А если делаете что-нибудь подлое, то так этим хвастаете, что сразу видно: совесть у вас неспокойна. А я-то думала, что вы мужчина. Вы так мне несимпатичны, что я и выразить этого не могу.
– Благодарю, – сказал Визенер. – Теперь мне по крайней мере все ясно. Воздух несколько очистился, мы можем продолжать работу над «Бомарше».
Но он продолжал думать о том, что сказала Мария. Он пространно писал об этом в Historia arcana. Когда Леа, мило и насмешливо улыбаясь, смотрела на него с портрета, он вкладывал ей в уста слова Марии.
* * *
В редакцию «ПН» поступило анонимное письмо с сообщением о предполагаемой встрече между французским союзом молодежи «Жанна д’Арк» и германским союзом «Юный Зигфрид». Письмо было написано лицом явно осведомленным. В нем
