Клементина сняла кофейник с огня и поставила на хромированный бортик плиты, после чего направилась в гостиную и вернулась с еще одной фотографией в нарядной серебряной рамке. Протянула Рафферти, и он взял снимок, но с такой сильной неохотой, что Клементине даже показалось, будто его передернуло.
– Эта фотография была сделана в его последнее лето, – пояснила она. То было плохое лето для Гаса, для них обоих, но по отпечатку такого не скажешь. Широкая улыбка озаряла лицо Гаса, и от нее топорщились усы и щурились глаза. Прядь целованных солнцем волос спадала на лоб, превращая его в парнишку-сорванца. На снимке Гас навсегда остался радостным, озолоченным солнечными лучами, как и светом ее воспоминаний.
– Хорошая фотография, – кивнул Зак, но не стал дальше разглядывать, а положил ее на ближайший подоконник отпечатком вниз.
– Ты вернулся из-за Гаса, – констатировала Клементина, зная, что так и есть, но все равно желая, чтобы он опроверг ее слова.
Рафферти снова пожал плечами, его губы остались напряженными.
– Просто понадеялся, что смогу получить хоть сколько-то деньжат за свою долю ранчо.
– О. – Клементина покачала головой, пытаясь вдохнуть немного воздуха через сжавшееся горло. – В общем-то, дела у нас здесь идут неплохо... но пока удалось скопить не так много денег, чтобы...
– Я вижу, как у вас идут дела, Клементина. – Зак посмотрел в окно. На доски загона, начавшие гнить еще прошлой зимой. На стоящую в тени сарая повозку со сломанным колесом. И если он проскакал через ранчо, то убедился, как мало скота осталось у «Ревущего Р».
– Полагаю, ты надумал... Наверное, после стольких лет перекати-полем ты хочешь обзавестись собственной фермой?
Зак поймал и удержал ее взгляд, но лишь на мгновение, прежде чем снова отвести глаза в сторону.
– Я довольно долго скитался без кола, без двора. В конце концов от этого устаешь.
Между ними повисла тишина. Тяжелая от гнета многих нелегких лет вдали друг от друга.
– Ма! Ма!
Крики ребенка разрушили напряженное молчание.
– Ма! Смотри! – Младший сынишка ворвался в комнату, неся связку форели и оставляя грязные следы на покрытом промасленным полотном полу. – Мы с Сафро поймали целую кучу рыбы, чтобы ты пожарила.
Клементина заметила, как на лице Рафферти отразилось потрясение, когда он разглядел темные волосы мальчугана, желто-коричневые глаза и улыбку с одной ямочкой на щеке. Этот последний их с Гасом ребенок был настолько похож на стоящего перед ней мужчину, что в первое время Клементина с трудом могла смотреть на сына. Сейчас же она любила его так сильно, что даже делала над собой усилие, чтобы не отдавать младшенькому предпочтение перед остальными детьми.
Клементина положила руку на голову постреленка, пытаясь хоть ненадолго утихомирить его.
– Зак, это брат твоего папочки, твой дядя... Рафферти.
– Папин брат? Правда, что ли? Вот черт! – Мальчик поднял удивленное лицо. – Ты взаправду знал моего папу, когда он был маленьким?
Рафферти присел на корточки, чтобы посмотреть сорванцу в глаза.
– Привет, малявка, – сказал он. – И да, я знал твоего папу, когда он был маленьким. – Рафферти сверкнул на Клементину взглядом, который она не смогла прочесть, и переключился на племянника, рассматривая его. – Похоже, сегодня вечером был хороший клев.
– Не-а, это я хорошо ловлю рыбу.
Рафферти рассмеялся и встал, продолжая избегать взгляда Клементины.
– Гас умер до того, как родился этот рыболов, – сказала она, – но муж часто говорил, что следующего нашего сына хочет назвать в твою честь. Не знаю, как поступила бы, окажись ребенок девочкой. – Каким-то чудом Клементина заставила голос звучать любезно и беззаботно, а губы растянула в улыбке. Сейчас она снова стала жесткой. Жесткой, как Монтана. – Как видишь, сегодня у нас на ужин свежая форель... Если ты останешься, конечно.
Рафферти улыбнулся в ответ, и в его глазах зажегся веселый огонек.
– Ну, Бостон, может, мне стоит хорошенько подумать насчет ужина, – произнес он протяжно, как всегда говорил, когда дразнил ее. – Ты научилась лучше готовить? – Но тут его улыбка померкла, глаза опустели, и Зак снова стал для нее незнакомцем. – У тебя найдется для меня угол – переночевать?
Клементина вытерла повлажневшие ладони о юбку, внезапно почувствовав себя более возбужденной и нервной, чем когда-либо с Гасом в далекие семнадцать лет.
– После того как ты уехал, мы довольно долго нанимали подручного. Для него Гас переделал часть сарая в спальное помещение. Можешь ночевать там.
– Я покажу дяде, где это, ма! – Пострел бросился к двери, размахивая рыбой и брызгая слизью на кухонную стену.
Клементина подтолкнула сына в сторону насоса во дворе.
– Ну-ка, иди почисть свою рыбу. И себя в конце не забудь.
Мальчуган выпятил нижнюю губу.
– Вот черт.
– И прекращай ругаться, Зак Маккуин, иначе я вымою твой рот с мылом.
Рядом с ней Рафферти тихо отрывисто фыркнул – то ли смешок, то ли вздох сочувствия. Но когда Клементина посмотрела на деверя, выражение его лица было пустым. Даже глаза казались пустыми.
– Славный мальчишка, – спустя мгновение сказал Зак.
– Он похож на тебя.
На эти слова ответа не последовало, и Клементина продолжила говорить, чтобы заполнить тишину, пока они шли по двору к сараю:
– Еще двое моих детей скоро вернутся из школы. Дэниел, которому пять. И Сара, конечно же. Подожди, пока не встретишься с ней. Гас говорил, что не родился еще тот человек, которого она не напугала бы до смерти. Она, наверное, будет такой же высокой, как ее отец... и ты. Не поверишь, девочка так вытянулась, что выглядит почти как женщина. А ведь Сара была еще младенцем той весной, когда ты... уехал.
Внезапно Клементина вспомнила первое лето своего замужества. Рафферти тогда тоже спал в сарае, в пустом стойле, предоставив старую лачугу охотника на буйволов им с Гасом. В первые годы он изо всех сил старался ее избегать, чему Клементина была только рада: деверь пугал ее, и она считала, что ненавидит его. Молодость и глупость не позволили ей тогда понять, что она на самом деле чувствовала к этому мужчине, к брату своего мужа.
И сейчас Клементина снова отправляла Зака ночевать в сарай. Казалось, они сделали круг, чтобы начать все с самого начала. Но, конечно же, это было не так. Минуло время, годы. Он уехал, она повзрослела, родила детей, страдала, смеялась, жила и мечтала. И Гас теперь мертв.
Клементина вошла в сарай. Комната располагалась в задней части, где раньше хранилась упряжь. У каморки не было двери, лишь старая изъеденная молью буйволиная шкура, свисающая с перемычки над проемом. Клементина откинула шкуру в сторону, пропуская Рафферти. Он прошел так близко к ней, что рукавом коснулся ее груди.
