И спустя годы Такеши во второй раз уступил Дайго-сану. Отдал ему оставшуюся часть клана Токугава, убил по его приказу… Потому что вновь так было нужно для выживания Минамото. Но старику этого было мало. Он никак не мог вдоволь напиться своей властью, насытиться влиянием; он хотел большего. Такеши размышлял порой: была ли в этом его вина? Два раза он позволил старику заставить себя принять его условия. Практически безоговорочно. Мог ли тем самым он подтолкнуть Дайго-сана к мысли о невероятной вседозволенности? К мысли, что он может заставить Такеши сделать что угодно?
Никто этого не узнает. Старик мертв, и его мотивы сгорят вместе с ним в пламени погребального костра.
Ну и кто теперь выиграл войну, старик?
Нарамаро продолжал говорить что-то, смотря на сына Дайго-сана, но Такеши его не слушал, думая о своем. На лицах собравшихся мужчин он не видел сожаления; было бы странно, будь иначе. Старика многие не любили. Даже если его смерть вызвала подозрения, найдется с дюжину людей, кого можно в ней обвинить. И Такеши был уверен, что он стоит в самом низу списка, если вообще его в него внесут. Он никогда не конфликтовал со стариком Асакура открыто, и всего лишь несколько человек знали, как старик выкрутил ему руки своим последним предложением условий брачного договора Хоши. Такеши сомневался, что Дайго-сан кого-либо посвятил в детали убийства советника Хиаши-сана, и уж точно не рассказал об этом своему сыну.
Когда официальная часть закончилась, и Сёгун отпустил глав кланов, Такеши по его просьбе остался. Устав от бесконечной беседы за столом, он отошел к седзи, чтобы понаблюдать за мальчишками, которым дозволили побегать среди деревьев. Здесь же его и настиг Сёгун — не менее уставший, как с определённой долей злорадства отметил для себя Такеши.
Показавшееся после полудня из-за облаков солнце пригревало совсем по-летнему, но доносящийся от залива Кагами ветер дарил свежесть и прохладу. Призрачный мир царил в стране вот уже который год, и дети, не заставшие или не помнившие последнюю войну, беззаботно играли и не оглядывались на клановую принадлежность.
— Что думаешь? — кашлянув, спросил Нарамаро.
— О чем?
Конечно, он прекрасно знал, о чем спрашивает Сёгун и его друг. Но Такеши не хотел показывать, что смерть старика занимала все его мысли.
— О Дайго-сане.
Минамото в ответ дернул плечами. Искоса он посмотрел на Нарамаро: минувшие годы и почетный, но невероятно опасный статус Сёгуна не пощадили его. Он выглядел теперь старше своих лет, даже старше Такеши, хотя раньше все было наоборот. Тяжелое бремя давило на него.
— Ты видел его мертвым? — вместо прямого ответа он задал вопрос.
— Да, за мной послали сразу же, как утром его нашли слуги, — Нарамаро кивнул и добавил с едкой усмешкой. — За мной послали раньше, чем за его сыном…
— Я бы удивился, случись иначе, — Такеши фыркнул.
— Старик лежал на футоне и будто бы спал. Тихая, мирная смерть… — вслух рассуждал Сёгун, массируя переносицу. — Даже здесь ему повезло.
— Но? — Такеши повернулся к нему лицом, спокойно встретив его взгляд. — Тебя что-то тревожит?
— Не знаю, — Нарамаро по давней привычке поднес к затылку ладонь, намереваясь взъерошить волосы. Но официальная прическа Сёгуна требовала глубоких формальностей, и потому все его волосы были собраны теперь в тугой хвост на затылке. — Может, я просто не ожидал.
— Наоми тоже так сказала, — Такеши слегка улыбнулся. — Сказала, что была уверена, что Дайго-сан переживет нас всех.
Может, и пережил бы. Но он заигрался.
— У Асакура было и есть множество врагов. И вчера на ужине Дайго-сан не выглядел ни больным, ни слабым.
— Он пропустил три встречи бакуфу, — выверяя каждое слово, отозвался Такеши.
Он чувствовал, что балансирует сейчас на очень тонкой грани. Нарамаро смотрел на него слишком пристально. И слишком старательно отводил в сторону взгляд, стоило посмотреть на него в ответ.
— Да, — Сёгун кивнул.
Между ними пролегла пропасть в тот самый день, когда Нарамаро стал Сёгуном. Это было неизбежно: они не смогли бы сохранить ту дружбу, которая когда-то у них была, потому что их положение изменилось. Они перестали быть на равных, и Такеши всегда понимал, что так случится. Но не мог не тосковать по временам, когда он мог рассказать все, что угодно, своим союзникам, своим друзьям. Фухито и Нарамаро.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, он писал мне про боли в груди. Я не придавал этому значения, думал, что Дайго-сану нужен лишь повод.
— Ну, — Такеши пожал плечами, — похоже, на этот раз старик не врал и не хитрил.
Нарамаро понимающе усмехнулся и впервые не отвел взгляд, когда Минамото на него посмотрел.
— Я увезу семью завтра в поместье, — сказал Такеши, когда они оба помолчали некоторое время, любуясь садом. — Не хочу, чтобы они были у всех на виду.
— Пусть Томоэ встретится с дедом. И Акико была бы рада ее видеть, — Нарамаро нахмурился и потер переносицу. Жена и ее отец по-прежнему требовали от него пересмотреть условия воспитания девочки, и только лишь слово, данное мертвому другу, удерживало его от решения.
— Тогда послезавтра, — поразмыслив, Такеши пошел на эту уступку.
Один день немногое решит, но, если Нарамаро почувствует себя хотя бы немного ему обязанным, так будет лучше для всех.
Закончив этот местами тяжелый, местами странный разговор с Нарамаро, Такеши в сопровождении самураев вернулся обратно в монастырь. Томоэ и Хоши под присмотром монахов осваивали стрельбу из лука и столь увлеклись, что даже не заметили его. Ему навстречу из тени деревьев вышла Наоми, наблюдавшая за дочерями.
— Как все прошло? — спросила она прежде, чем он успел сказать хоть слово.
Жена улыбнулась ему, склонив голову набок, отчего шпильки и длинные нити украшений в ее прическе мелодично зазвенели.
Фыркнув, Такеши закатил глаза.
— Нарамаро сказал, что Дайго-сан умер тихой, мирной смертью в своей комнате.
— Вот как, — сказала Наоми тоном, каким обычно говорил он, когда вещи совсем не казались ему такими простыми, какими выглядели с первого взгляда.
Он посмотрел на жену, и она невинно вскинула брови. А потом вдруг шагнула к нему и на несколько секунд крепко сжала его единственную руку. Она редко позволяла себе подобного прежде, когда они находились на людях.
— Не тревожься, — мягко заговорил он и переплел их пальцы на пару коротких мгновений. — Все хорошо.
У нее задрожали губы, но Наоми быстро взяла себя в руки и кивнула несколько раз. Его умная, внимательная к деталям жена.
— Правда? — она посмотрела на него снизу вверх и закусила губу.
— Да, — шепнул Такеши одними губами. — После завтра мы поедем домой. Сёгун попросил, чтобы до нашего отъезда Томоэ встретилась с Хиаши-саном и Акико-сан, и я не стал ему отказывать.
— Хорошо, — лицо Наоми вернуло привычное сосредоточенное выражение. — Это хорошо, что мы поедем домой.
Она вздохнула так, словно собиралась шагнуть в пропасть. Так вздыхает умирающий перед своей смертью; человек перед тем, как решится его судьба. Наоми забегала взглядом по лицу мужа, то и дело отводя его в сторону. От нее исходил страх, и это не понравилось Такеши. Что произошло за те несколько часов, пока его не было?..
Решившись, Наоми сглотнула тугой комок, застрявший в горле, шагнула еще ближе к нему и принялась стряхивать с кимоно несуществующие соринки. Два раза она говорила ему то, что собиралась сказать. Но не ощущала никогда прежде подобного трепета. Надежда жила в ней сейчас, и еще:
— Ребенок. Я жду ребенка, Такеши.
***
Она смеялась, и у Такеши теплело в груди.
Разумеется, он не выдал себя ни словом, ни жестом. Так и продолжал стоять поодаль в компании Мамору и еще пяти самураев, скрестив на груди руки, с нахмуренным, озабоченным лицом.
Девочки, позабыв о том, как подобало себя вести, шлепали по мокрому песку босыми ногами — гэта и белые носки валялись в стороне, небрежно брошенные своими хозяйками.
