— Как ваши тренировки? — Наоми надеялась, что вопрос приободрит ее, потому что девочка действительно много упражнялась — больше, чем Хоши.
Занятия составляли почти весь их день: до завтрака вместе с Такеши, а после с наставниками вплоть до самого ужина с небольшим отдыхом во время короткого обеда. Четыре раза в неделю с ними занималась Наоми: учила тому, что полагалось знать дочери и будущей жене самурая. Тому, чему в свое время не научили ее.
Хоши забавно скривилась, услышав вопрос.
— Неплохо, — Томоэ все же пришлось ответить, потому что ее названная сестра упрямо и непохоже на себя молчала.
— У Томоэ получается просто замечательно, наш учитель сказал сегодня, что это, должно быть, сила ее имени, — Хоши все же не выдержала, и слова, как обычно, полились у нее бурной рекой. — Была такая воительница Томоэ Годзэн… и она вела за собой целое войско! А в честь кого назвали меня? Я посмотрела в списках, в нашем клане никогда не было женщин с моим именем!
Наоми прикусила изнутри щеку, чтобы не улыбнуться. Мысли у Хоши прыгали с одного на другое в считанное мгновение. Она посмотрела на Такеши: он же не собирается рассказывать маленькой девочке о судьбе другой Хоши?.. Он встретился с ней взглядом и коротко мотнул головой.
— В честь очень храброй девочки, которую я знал, — только и сказал Такеши. — Когда ты подрастешь, я расскажу тебе о ней.
— Но отец! — Хоши закусила губу, прекрасно понимая, что возмущаться или просить бесполезно. — Я уже достаточно взрослая.
— Тогда ты должна знать, как следует себя вести, — невозмутимо ответил Такеши. — И не спорить, если я сказал.
Вспыхнув, Хоши нехотя замолчала, но недовольство с легкостью читалось на ее лице. Девочки притихли, и потому остаток трапезы прошел в молчании. Раньше оно тяготило Наоми, и она волновалась, не слишком ли строг Такеши с их дочерью, не ранит ли он ее своими замечаниями. Но Хоши обижалась столь же стремительно, как и переставала дуться, и со временем Наоми прекратила рвать себе сердце каждый раз.
— Матушка, можно мы посмотрим на малышку Ханами-сан после ужина? — вот и сейчас дочь смотрела на нее как ни в чем не бывало, без следа обиды, что владела ею еще пару минут назад.
Наоми вздрогнула и помедлила, прежде чем ответить. Она успела перехватить брошенный на нее взгляд мужа и стиснула зубы.
— Можно. Только если Ханами-сан вам разрешит. И не сильно ей докучайте, ее дочь еще мала, и она очень устает, — ровным голосом отозвалась она и поднесла к губам чашу с водой, стиснув ее до побелевших костяшек пальцев. Руки дрожали с невиданной силой, и Наоми еще крепче сжала слегка шершавый фарфор. Она не должна себя выдать.
Едва дождавшись разрешения отца встать из-за стола, девочки унеслись прочь, и их взволнованные радостные голоса постепенно утонули в глубине поместья. Преувеличенно медленно Наоми промокнула губы, сложила из салфетки идеальный квадрат, выровняла палочки по краю стола, отодвинула на одинаковое расстояние три миски. Ее губы дрожали, но она не плакала, и Такеши молчал, ничего не говоря, и Наоми испытывала к нему глубокую благодарность.
Ей просто нужно немного времени, чтобы успокоиться.
— Спасибо за ужин, — он заговорил через пару минут, и Наоми подняла голову с сухими глазами.
— Пожалуйста, дорогой, — она ровно улыбнулась и отпустила, наконец, подол кимоно. На шелке остались некрасивые заломы и вмятины от ее хватки, и Наоми принялась расправлять ладонями ткань на коленях.
— Хорошо, что теперь, кажется, можно отложить поиск жениха для Томоэ, да? — Наоми вновь улыбнулась — уже гораздо естественней. — Ее дед сойдет с ума, если она когда-нибудь заявит это при нем.
— Ей очень скоро придется узнать, что у нее нет выбора, как у наследницы Фудзивара, — Такеши пожал плечами. — А пока… пусть тренируется. В ближайшие дни я хочу навестить Мусасибо-саму. Он обещал, что, когда придёт время, будет учить Хоши. И он нужен Томоэ, если она и впрямь собралась превзойти свою мать.
И кроме того, была у Такеши особая просьба к старику, который однажды его спас.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты хочешь успеть до поездки в Камакуру?
— Да. Заодно наведаюсь в бывшие владения Тайра. Нарамаро все равно просил меня съездить.
— Зачем? Не доверяет управляющим, которых сам выбирал и назначал? — она нахмурилась едва заметно. Мысль о поездке мужа в земли, где его держали в плену, пытали и чуть не убили, пришлась ей не по душе, несмотря на прошедшие годы. И на то, что сам Такеши не выказывал видимого недовольства.
— И это тоже, — расплывчато ответил он. — Даже сейчас там неспокойно. Тайра отравили эти земли.
— Ты думал, скольких возьмешь с собой в Камакуру? Мне нужно знать хотя бы примерно, чтобы наметить расходы.
— Не меньше двух дюжин, — в его голосе отчетливо слышалось недовольство. — Я ближайший друг и советник нашего Сёгуна, со мной будут наследницы двух кланов… пожалуй, три дюжины, — Такеши скривился. — Этот прием дорого обойдется клану.
С тех пор, как они лишились Токугава, им приходилось непросто. Пошлины и торговые сборы составляли едва ли не половину их ежегодного дохода, и их было нечем восполнить. В стране впервые за последние десятилетия вот уже несколько лет царил мир, и пополнить казну клана во время разграбления чужого поместья было нельзя.
Но скоро Такеши положит этому конец. Он вернет своему клану земли Токугава.
— Ничего, — Наоми беспечно махнула рукой. — Я знаю, где можно немного сократить расходы… нам хватит золота.
Такеши внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал.
***
Камакура… поражала. Наоми смотрела по сторонам и крутилась на месте, словно девчонка, ничуть не уступая в любопытстве и интересе своим дочерям. Желая показать им больше, Такеши приказал сделать крюк, и потому их пути к дворцу проходил вдоль залива, а после по широкой дороге, ведущей от морского берега, они медленно поднимались на высокий холм, где располагалась резиденция Сёгуна.
Оставшийся позади залив дышал им в спины свежестью, прохладой и солью, и сливался на горизонте с серым пасмурным небом. Серыми были и округлые булыжники, что омывало море, а песок под ними — черным. Наоми все оборачивалась, чтобы посмотреть на море в самый последний раз, и в самый-самый последний, и представляла, как было бы здорово вместе с девочками побывать на пляже. Хотя бы один раз. Она смотрела в спину Такеши, размышляя, удастся ли его уговорить. Пока все говорило о том, что он не собирается отпускать их от себя ни на шаг.
А сама же Камакура утопала в зелени — яркой и сочной, на которой отдыхал взгляд уставшего путника. Вдоль главной дороги росли деревья сакуры, цвели персики, и трижды они проезжали под высокими воротами тории, окрашенными в багрово-алый цвет.
Наоми никогда не видела подобного великолепия. Когда они медленно поднималась к резиденции, оставив позади себя залив, она заметила множество макушек храмов, окруженных деревьями. Такеши говорил ей — недовольно — что Нарамаро велел заложить слишком много святилищ, и сейчас она смогли убедиться в его словах воочию. Она насчитала больше десятка храмов — и это лишь те, что стояли вдоль дороги, и которые она могла увидеть. А ведь сколько их могло быть скрыто в тени густой листвы?..
Придержав Молниеносного, Такеши дождался, пока Наоми поравняется с ним на своей смирной кобылке, и повернулся к ней, встретив ее сверкающий, взволнованный взгляд. Он давно не видел ее… такой.
Томоэ и Хоши — также верхом — ехали позади, и пешие самураи вели за поводья их лошадей. На них глазели со всех сторон — к Такеши в Камакуре успели давно привыкнуть, а вот его семью не видел еще никто. Да. Людям будет, о чем поговорить в ближайшие дни.
— Я могу не спрашивать, нравится ли тебе, — он посмотрел на Наоми, заставив жеребца подстроиться под спокойный шаг ее лошади. Молниеносный недовольно фыркал и чаще необходимого переставлял тонкие ноги, красуясь. Он был готов сорваться в привычный галоп и взлететь по мощеной дороге наверх, звонко стуча копытами о брусчатку.
