Когда принц не имел охоты сидеть, он ходил с ним по комнате взад и вперед и занимал его полезным разговором. Чрез это он приобрел любовь и доверенность принца, который охотнее выслушивал от него нравственные наставления, чем от обер-гофмаршала Брюммера и обер-камергера Берхгольца.
Итак, первые полгода этих занятий, во время пребывания в Москве, прошли более в приготовлении к учению, чем в настоящем учении. При том же, при разных рассеянностях и почти ежедневных помехах, нельзя было назначить постоянного занятия и строгого распределения учебного времени. Не проходило недели без одного или нескольких увеселений, при которых принц должен был непременно участвовать. Если была хорошая погода, то отправлялись гулять за город или только покататься по обширной Москве. Это случалось, когда было угодно обер-гофмаршалу Брюм-меру, который любил показывать себя публично в параде. Я сказал ему однажды, отправляясь с ним вместе, не показать ли принцу какую-нибудь фабрику и не составить ли план этих прогулок, чтобы они приносили ему пользу? Мое предложение похвалили, но не думали никогда исполнять его. Принца возили по всему городу, не выходя нигде из экипажа, и возвращались во дворец.
Если Брюммер был занят своею шведскою корреспонденциею, то нельзя было и думать о прогулке, как бы хороша ни была погода. От этого происходили иногда, а впоследствии еще чаще, сильные стычки между принцем и деспотическим обер-гофмаршалом.
К разным помешательствам в уроках молодого герцога, с наступлением осени, присоединились уроки танцевания французского танцмейстера, Лоде (Laude). Сама императрица была отличная и прекраснейшая танцовщица из всего Двора. Все старались хорошо танцевать, поэтому и принц должен был выправлять свои ноги, хотя он и не имел к тому охоты. Четыре раза в неделю мучил его этот Лоде, и если он после обеда являлся с своим скрипачем, Гайя, то Его Высочество должен был бросить все и идти танцевать. Это доходило до балетов. Принц должен был с фрейлинами танцевать на придворных маскерадах, хотя он к этому не имел ни малейшей склонности.
Видеть развод солдат во время парада доставляло ему гораздо больше удовольствия, чем все балеты, как сам он говорил мне это при подобном случае.
Анекдот о балете «La belle Sultanne»[30] на Царской мызе и во дворце ее, когда она была еще принцессою, также о Фюссано, который при императрице Анне вышел в отставку, но опять вступил в службу, когда она сделалась императрицею.
Кроме того, у принца были еще другие развлечения и игры с оловянными солдатами, которых он расставлял и командовал ими, с лакеями, с карликом Андреем, с егерем Бастианом, который играл ему на скрипке и учил его играть кое-как и проч.
Профессор, не имея возможности устранить эти разнообразные и странные упражнения вне учебных занятий, чтобы представить их еще смешнее, составил им список и по прошествии полугода, прочитав его принцу, спросил его, что подумает свет об Его высочестве, если прочтет этот список его препровождения времени? Это, однако ж, не устранило игрушек, и забавы продолжались по временам с разными изменениями. Едва можно было спасти от них утренние и послеобеденные часы, назначенные для учения. Оно шло попеременно, то с охотою, то без охоты, то со вниманием, то с рассеянностью. Уроки практической математики на примере фортификации и проч. инженерных укреплений шли еще правильнее прочих, потому что отзывались военным делом. При этом Его Высочество незаметно ознакомился с сухими и скучными началами геометрии. В прочие же дни иногда преподавались история, нравственность и статистика, Его Высочество был гораздо невнимательнее, часто просил он вместо них дать урок из математики; чтобы не отнять у него охоты, нередко исполняли его желание.
Чтобы побудить его быть внимательнее, профессор при начале урока клал на стол журнал преподавания, в котором ежедневно, в присутствии Его Высочества, по окончании урока записывалось то, чем занимались и каков был при этом Его Высочество.
Его уверяли, что это делается по приказанию Ее Величества, что она смотрит каждый месяц, чем и как он занимался, и это часто побуждало его, хотя к насильственной, внимательности.
В это же время приставили к Его Высочеству духовного наставника, иеромонаха Федоровского (впоследствии архиепископа Псковского и Ливонского, ум. в Пскове 1758 г.; он мечтал быть Папою), который занимался с ним еженедельно 4 раза по утрам русским языком и Законом Божиим. Когда молодой герцог уже выучил Катехизис и пришло известие о смерти шведского короля, тогда стали спешить приготовлениями к приобщению герцога к Православной Церкви.
Это совершилось с большим торжеством, 17 ноября, в придворной церкви Летнего дворца; при этом наименовали его великим князем и наследником престола Ее Императорского Величества. Герцог держал себя при этом довольно хорошо. Императрица была очень озабочена; показывала принцу, как и когда должно креститься, и управляла всем торжеством с величайшею набожностию. Она несколько раз целовала принца, проливала слезы и с нею вместе все придворные кавалеры и дамы, присутствовавшие при торжестве. Перед концом, когда пели заключительные молитвы и концерт, она отправилась в комнаты герцога или нового великого князя: велено вынести из них все, что там было, и украсить новою мебелью и великолепным туалетом, на котором между прочими вещами стоял золотой бокал и в нем лежала собственноручная записка (assignation) Ее Величества к президенту падающих фондов, тайному советнику Волкову, о выдаче великому князю суммы в 300 тыс. руб. наличными деньгами. Отгуда эта нежная мать возвратилась опять в церковь, повела великого князя в сопровождении всего Двора в его новое украшенное жилище, а потом в свои комнаты, где он обедал с Ее Величеством за большим столом.
Об этом торжественном обряде, совершенном внуком Петра Великого, был издан печатный Манифест Ея Величества и обнародован во всем государстве.
В продолжении восьми дней были при Дворе великие празднества.
В половине декабря прибыли из Швеции в Москву три депутата от тамошних государственных чинов и привезли великому князю, как наследнику шведского престола, предложение принять корону Швеции.
Но принять ее было уже поздно после того, как великий князь переменил веру. И потому вместо него корону Швеции предложили его дяде, Епископу Ейтинскому, администратору Голштинии.
1743-й. В конце года Двор отправился в Петербург. Там учение великого князя пошло серьезнее. Проходили по глобусу математическую географию, учили прагматическую историю соседних государств; два раза в неделю объяснялась подробно хронология и положение текущих государственных дел, по указанию Ее Величества (вследствие частных совещаний наставника с канцлером, графом Бестужевым) изучали любимые предметы великого князя: фортификацию и основания артиллерии, с обозрением существующих укреплений (по Force d'Europe), и положено начало обещанному наставником великому князю фортификационному кабинету, в котором, в 24 ящиках, находились все роды и методы укреплений, начиная с древних римских до современных, en basrelief[31], в дюйм, с подземными ходами, минами и проч., частию во всем протяжении, частию в многоугольниках; все это было сделано очень красиво и по назначенному масштабу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
