Расовая дискриминация и обращение с индийцами в некоторых английских доминионах и колониях укрепляли нашу решимость порвать с этой группой стран. В частности, роль постоянного раздражителя играла Южная Африка, а также Восточная Африка и Кения, находившиеся под непосредственным управлением английских колониальных властей. Как это ни странно, каждый из нас в отдельности хорошо ладил с канадцами, австралийцами и новозеландцами, ибо они представляли новую традицию и были свободны от многих предрассудков англичан и от их социального консерватизма.
Говоря о независимости Индии, мы мыслили ее себе не в плане изоляции. Мы, быть может в большей мере, чем многие другие страны, понимали, что полная национальная независимость старого типа обречена на гибель и что должна наступить новая эра всемирного сотрудничества. Поэтому мы неоднократно давали понять, что вполне готовы вместе с другими странами ограничить эту независимость в рамках какой-то международной системы. Эта система должна была предпочтительно охватывать весь мир или же максимально большую часть его или же быть региональной. Британское содружество наций не отвечало ни одному из этих условий, хотя оно и могло являться частью более широкой системы.
Поразительно, насколько мы при всем нашем пламенном национализме прониклись духом интернационализма. Ничего подобного не наблюдалось ни в одном националистическом движении других порабощенных стран: общая тенденция в этих странах была направлена на то, чтобы не связывать себя какими-либо международными обязательствами. В Индии тоже были люди, которым не нравилась наша солидарность с республиканской Испанией и Китаем, с Абиссинией и Чехословакией. Зачем настраивать против себя такие могущественные страны, как Италия, Германия и Япония? — говорили они. К каждому врагу Англии мы должны относиться, как к своему другу; идеализму не место в политике, которая имеет дело лишь с силой и ее надлежащим применением. Однако настроения масс, воспитанные Конгрессом, одержали верх над этими противниками, и они не осмеливались высказывать свои взгляды публично. Мусульманская лига неизменно хранила благоразумное молчание, не связывая себя какими-либо определенными высказываниями по поводу такого рода международных проблем.
В 1938 году Национальный конгресс послал в Китай медицинский отряд, состоявший из нескольких врачей со всем необходимым оборудованием и материалами. В течение нескольких лет этот отряд выполнял там полезную работу. В то время когда организовался этот отряд, председателем Национального конгресса был Субхас Бос. Он не одобрял мероприятий Конгресса, направленных против Японии, Германии или Италии. И все же таковы были настроения в Конгрессе и во всей стране, что он не противился этому или другим проявлениям солидарности Конгресса с Китаем и с жертвами фашистской и нацистской агрессии. В период его пребывания на посту председателя Национального конгресса мы приняли множество резолюций и организовали множество демонстраций, которых он не одобрял, но он был вынужден примириться с ними, не протестуя, ибо понимал, какие сильные чувства их вдохновляли. Между ним и другими членами Исполнительного комитета Национального конгресса имелись серьезные разногласия по вопросам как внешней, так и внутренней политики, и это привело в начале 1939 года к разрыву. После этого Субхас Бос стал публично осуждать политику Конгресса, и в начале августа 1939 года Исполнительный комитет предпринял весьма необычный шаг, применив против него, одного из своих бывших председателей, дисциплинарную меру.
ОТНОШЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО КОНГРЕССА К ВОЙНЕ
Таким образом, Конгресс сформулировал и неоднократно провозглашал двустороннюю политику в отношении войны. С одной стороны, она выражала оппозицию к фашизму, нацизму и японскому милитаризму, как в связи с их внутренней политикой, так и в связи с их агрессией в отношении других стран, горячее сочувствие к жертвам этой агрессии и готовность принять участие в любой войне или любой иной попытке положить конец такой агрессии. С другой стороны, она делала упор на освобождение Индии — не только потому, что это было главной нашей целью, к достижению которой мы постоянно стремились, но и, в особенности, в связи с возможностью войны. Ибо мы утверждали, что только свободная Индия способна надлежащим образом участвовать в этой войне, только обретя "свободу, могли бы мы преодолеть мучительное наследие наших прошлых отношений с Англией, зажечь энтузиазм в массах и мобилизовать наши обширные ресурсы. Без такой свободы новая война не отличалась бы от любой прежней войны, она была бы борьбой между империалистическими соперниками, попыткой отстоять и увековечить Британскую империю как таковую. Нам казалось нелепым и невозможным встать на защиту того самого империализма, против которого мы вели столь длительную борьбу. И даже если некоторые из нас, исходя из высших соображений, расценивали это как наименьшее из зол, мы были совершенно неспособны повести за собой наш народ. Только свобода могла развязать энергию масс и обратить их ожесточение в горячее стремление служить общему делу. Иного пути не было.
Конгресс особенно требовал, чтобы Индию не вовлекали в какую бы тони было войну без согласия ее народа или представителей этого народа и чтобы без такого согласия индийские войска не посылались для несения службы за границей. Последнее требование было также выдвинуто Центральным законодательным собранием, в состав которого входили представители различных группировок и партий. Индийский народ издавна негодовал по поводу того, что наши войска посылались за границу в империалистических целях, часто для покорения шга подавления других народов, с которыми у нас не было решительно никаких поводов к ссорам и чьим усилиям вернуть себе свободу мы сочувствовали. Индийские войска использовались в качестве наемников в этих целях в Бирме, Китае, Иране, на Среднем Востоке и в различных районах Африки. Они становились символом английского империализма во всех этих странах и вызывали у их народов вражду к Индии. Я помню горькое замечание одного египтянина: «Вы не только потеряли свою собственную свободу, но еще и помогаете англичанам порабощать других».
Две составные части этой двусторонней политики не вполне увязывались друг с другом, в них был элемент взаимной противоречивости. Но эта противоречивость была создана не нами: она была заложена в самих окружающих условиях и неизбежно проявлялась во всякой политике, которая возшткала из этих условий. Мы неоднократно указывали на непоследовательность осуждения фашизма и нацизма при одновременном сохранении империалистического господства. Правда, фашизм и нацизм творили чудовищные преступления, в то время как империализм в Индии и в других местах стабилизировался. Однако это было различие лишь в степени и во времени, а не качественное различие. Кроме того, фашизм и нацизм были далеко от нас, о них мы только читали, тогда как империализм всегда был у наших дверей, окружал нас, наполнял собой всю атмосферу. Мы подчеркивали, что нелепо поднимать знамя демократии в других местах и в то же время лишать демократии нас в Индирг.
Какая бы непоследовательность ни содержалась в нашей двусторонней политике, вопрос о том, что доктрина ненасилия может явиться помехой в оборонительной войне или в войне против агрессии, не поднимался.
Летом 1938 года я посетил Англию pi европейскрш контргнент и в своих выступлениях, статьях и частных разговорах разъяснял нашу иолртшу и указывал, сколь опасно предоставргть события их теченрио или оставлять pix в их тогдашнем состоянии. В разгар судетского кризиса встревоженные чехи спраишвали меня, как поступит Индия в случае войны. Опасность, нависшая над ними, была слишком близка и страшна, чтобы оирт могли прршимать во внимание различные tohkoctpi и старые обиды, но, тем не менее, они понимали мою точку зрения и соглашались с ее логикой.
Примерно в середине 1939 года стало известно, что индийские войска посланы за границу, по всей вероятности в Сингапур и на Средний Восток. Тотчас же последовали громкие протесты против того, что это было сделано без ведома представителей народа. Естественно, что в период кризиса передвижения войск часто приходится осуществлять в секретном порядке. Но, несмотря на это, имелось множество различных способов поставить об этом в известность народных представителей. В составе Центрального законодательного собрания находились лидеры партий, а в каждой провинции имелись избранные пародом правительства. В нормальных условиях центральное правительство должно было консультироваться с правительствами провинций и держать их в курсе ряда вопросов конфиденциального характера. Однако к представителям народа и к ясно выраженной воле нации не было проявлено хотя бы формального или номинального уважения. Через английский парламент предпринимались шаги к тому, чтобы дополнить принятый в 1935 году Закон об управлении Индией, которым определялась деятельность правительств провинций. В соответствии с этими дополнениями в случае военного кризиса вся полнота власти сосредоточивалась в руках центрального правительства. При нормальных условиях, в демократической стране, это могло бы явиться естественным и разумным шагом, если бы шаг этот был предпринят с согласия заинтересованных сторон. Общеизвестно, что объединенные на федеративных началах штаты, провинции и автономные административные единицы в федерации чрезвычайно ревниво относятся к своим правам и нелегко отказываются от них в пользу центральной администрации даже в период кризиса или чрезвычайных обстоятельств. Эта борьба за верховенство постоянно ведется в США, и в тот самый момент, когда пишутся эти строки, референдум в Австралии отклонил предложение о расширении полномочий федерального правительства в ущерб штатам даже для военных целей и на период войны. И это несмотря на то, что как в США, так и в Австралии центральное правительство и законодательные органы избираются народом и состоят из представителей этих же штатов. В Индии центральное правительство было и остается совершенно неответственным и авторитарным, не избираемым и ни в каком отношении не подотчетным ни народу в целом, ни провинциям. Оно действовало исключительно как агент английского правительства. Расширить его власть за счет правительств провинций и законодательных собраний значило еще больше ослабить эти народные правительства pi подорвать самую основу провинциальной автономии. Проекты такого рода вызывали глубокое возмущение. Мы считали, что они противоречат тем заверениям, которые были даны при формировании конгрессистских правительств, и указывают на то, что война, как это бывало и в прошлом, будет навязана Индии без ведома ее выборных представителей.
