— О, сладкое дыхание Исиды — восторженно закричал Тан. — Да это… — Я так и не узнал, что это было. Тан не закончил свою мысль, потому что в тот самый момент правое колесо налетело на камень и разлетелось на мелкие кусочки.
Колесница перевернулась и кувырком полетела вперед, а нас с Таном выбросило высоко в воздух. Я ударился о землю с такой силой, что, наверное, долго не смог бы прийти в себя, если бы меня не тревожила реакция Тана на этот маленький несчастный случай. Ведь он мог погубить все мои планы и мечты!
Не чувствуя боли, я вскочил на ноги и увидел, как Тан, окровавленный, поднимается в двадцати шагах от меня. Его покрывал толстый слой пыли, на половине лица кожа была содрана. Пытаясь сохранить чувство собственного достоинства, он выпрямился и, шатаясь, подошел к разбитой колеснице.
Долго смотрел на обломки моего творения, а потом вдруг зарычал, как раненый бык, и пнул колесницу с такой силой, что она перевернулась, как детская игрушка. Не глядя в мою сторону, он повернулся на пятках и, хромая, пошел прочь. Я не видел его целую неделю, а когда мы снова встретились, никто из нас не упоминал о колеснице.
Я думаю, этим бы дело и кончилось и мы бы так и не снарядили наш первый отряд конницы, если бы упрямство моей госпожи не превосходило даже упрямство ее возлюбленного. Она отдала мне первоначальный приказ и теперь не желала отменять его. Когда Тан попытался склонить ее к этому, он только сделал мое положение более прочным. Мы с Гуи восстановили колесницу через три дня и сделали еще одну такую же.
К тому времени, когда бальзамировщики погребальной молельни завершили ритуальные семьдесят дней мумификации, у нас уже был готов первый отряд из пятидесяти колесниц, и мы обучали своих колесничих управлять лошадьми.
ПОСЛЕ возвращения во дворец Мемнона с кровавых равнин у Абнуба госпожа моя занялась государственными делами, которые легли на ее плечи вместе со званием правительницы Египта. Много часов проводила она со своими министрами и советниками.
И вот теперь первоначальное образование, полученное от меня во дворце на Элефантине, начало приносить плоды. Я научил ее безошибочно находить путь в лабиринте власти и влияний. Ей исполнился только двадцать один год, но она стала истинной царицей и правила, как подобает царице.
Не редко приходилось сталкиваться с трудностями, которые беспокоили ее или сбивали с толку. Тогда посылала за мной, и я бросал работу в оружейной, конюшне или в комнатах писцов, где она поселила меня, в противоположном крыле дворца и спешил в зал аудиенций.
Временами я проводил несколько дней подряд у трона, помогая принимать сложные решения. И снова моя способность читать по губам, не слыша голоса человека, послужила мне. Какой-нибудь вельможа, стоя в задних рядах присутствующих, не понимал, что я подробно передаю его слова царице и она знает все коварные замыслы, которые он обсуждает со своим соседом. Лостра скоро прославилась мудростью и проницательностью. Никому из нас не приходилось отдыхать в те трудные и тревожные дни.
Хотя дни наши были полны забот, ночью мы также не находили покоя, поскольку военные и государственные советы продолжались далеко за полночь. Едва успевали справиться с одной бедой, как другая напасть грозила нам. С каждым днем гиксосы становились все сильнее и Тану было труднее удерживать реку.
Мало-помалу нами овладевали отчаяние и чувство обреченности. Мужчины редко улыбались и почти не смеялись. Даже играющие дети вели себя тихо. Стоило посмотреть на противоположный берег реки, и мы видели, как враг собирается с силами и становится опаснее с каждым днем.
Через семьдесят дней завершился обряд мумификации фараона. Мои усилия по сохранению тела царя оказались очень успешными, и глава гильдии бальзамировщиков похвалил меня в присутствии моей госпожи. Он не обнаружил ни малейшего признака разложения, когда вынул тело из кувшина, и даже царская печень, орган, быстрее всех подверженный гниению, хорошо сохранилась.
Тело царя положили на плиту диорита в погребальной молельне, и глава гильдии бальзамировщиков, вставив в ноздрю заостренную ложку, вычистил содержимое черепа, которое под воздействием рассола стало твердым, как сыр. Затем, пока фараон находился в позе зародыша, его положили в ванну с селитрой, только голову оставив над поверхностью раствора. Когда же вынули из ванны через тридцать дней, все слои жира растворились, а верхние слои кожи отстали от мяса по всему телу, кроме головы.
После этого его снова положили на изрытую желобками каменную плиту и распрямили тело. Затем протерли и высушили, пустую брюшную полость заполнили полотняными тампонами, смоченными в смоле и воске, а потом зашили. Тем временем внутренние органы были обезвожены и помещены в молочного цвета алебастровые канопы, где их и запечатали.
Остальные сорок дней тело царя сохло в зале. Двери в молельне были расположены таким образом, чтобы в помещении гулял сквозняк, и теплый сухой ветер постоянно дул над каменной плитой. По окончании ритуального периода в семьдесят дней тело фараона стало сухим, как полено.
Ногти, удаленные с пальцев перед тем, как его посадили в ванну с селитрой, снова закрепили на своих местах тонкими золотыми проволочками. Затем первый слой чистейших белых полотняных бинтов наложили на тело, оставив непокрытыми лишь голову и шею. Бинты укладывали тонким, изящным, перекрещивающимся узором. Под бинтами заворачивали амулеты из золота и драгоценных камней. Затем повязку пропитали лаком и смолой, и она застыла, как камень.
Теперь наступило время церемонии открытия рта, которую по традиции должен совершать ближайший родственник покойного фараона. Мемнон был еще слишком мал для этого, поэтому правительница выполнила обряд вместо царевича.
Моя госпожа и я вошли в молельню в предрассветном сумраке, и на наших глазах полотняная простыня, покрывавшая царя, была снята. Голова фараона сохранилась чудесным образом. Глаза были закрыты, а лицо — спокойно. Бальзамировщики нарумянили и побелили его, и в смерти фараон выглядел лучше, чем в жизни.
Пока верховный жрец Амона-Ра и глава гильдии бальзамировщиков готовили инструменты для церемонии, все присутствующие пели заклинания против второй смерти.
Зеркало он, а не отражение.Музыка он, а не лира.Камень он, а не резец,Что вырубает статую.Да будет он жить вечно!Да не умрет он второй раз!
Затем верховный жрец вручил госпоже золотую ложечку и подвел ее за руку к погребальному камню, на котором лежала мумия царя.
Лостра наклонилась над телом фараона и положила ложку на разрисованные губы.
