Дом состоит из пяти больших помещений, из которых три, одинакового размера, расположены посередине, а два, большего размера, — по сторонам. Три центральных зала имеют девять метров с севера на юг и три метра — с востока на запад; два боковых зала имеют четыре метра с севера на юг и тринадцать метров с востока на запад. Все они имеют четыре метра в вышину. Все двери между залами одинаковы — два метра на девяносто сантиметров. Четыре входные двери примерно в два раза шире.
Снаружи дом имеет с севера на юг двадцать три метра и с востока на запад — семнадцать метров. Стены дома снаружи спускаются отлого.
Перед дверью, выходящей на восток и отделенной от дома, находится еще одна комната.
В ней, если не считать толщины стен, — девять метров с севера на юг и шесть метров — с востока на запад. По всей вероятности, комната была срублена из сосны и мескита, так как в окружности примерно на двадцать километров имеется только сосновый лес.
Все здание построено из глины, смешанной с резаной соломой, — способ строительства, сохранившийся и сейчас в Мексике.
По каналу, в настоящее время высохшему, притекала сюда вода.
В здании было три этажа, или, если считать превосходно сохранившееся подвальное помещение, — четыре.
Свет в комнаты проникал только через двери и через круглые стенные отверстия, выходящие на восток и запад.
Именно сквозь эти отверстия, говорят индейцы, Монтесума, прозванный «hombre amargo», что значит «сумрачный» или «неприятный человек», приветствовал солнце при восходе и закате его.
Не осталось никаких следов от лестниц и потолков — возможно, что апачи их разрушили, употребив на топливо во время своих частых набегов.
Франсиско Васкес Коронадо в 1542 году, во время своей экспедиции в фантастическую страну Сибола, видел эти развалины и оставил описание, приближающееся к нашему.
Единственное различие в том, что в его время существовали еще полы в верхних этажах. Сейчас их нет. Именно с его описанием в руках мы осматривали эти развалины и не нашли никаких следов деревянных частей.
Итак, наши всадники, как мы уже говорили, подъехали к развалинам. Они были поражены, увидев, что эти развалины вовсе не безлюдны, как они предполагали, а, наоборот, заполнены людьми и что в них полным ходом идут какие-то исследования.
На песчаной равнине возвышались тут и там шалаши из зелени.
Люди рыли в песке глубокие ямы; лошади и мулы вращали наскоро сделанные шестерни; тяжелые вагонетки перевозили на берег реки песок; сидевшие на корточках люди тщательно промывали его в реке и просеивали.
К счастью, всадники могли хорошо укрыться за несколькими мескитовыми кустами, разбросанными кое-где на равнине. А работа возле развалин шла с такой энергией и усердием, что люди ничего не видели и не слышали. Таким образом, всадники остались незамеченными.
Но все же дон Энкарнасион и его спутники, из боязни быть обнаруженными, сочли лучшим не оставаться здесь и повернули назад, чтобы укрыться в лесу.
Найдя невдалеке открытую лужайку, они остановились. При умелом использовании просветов между деревьями им было удобно наблюдать за движением своих таинственных соседей. Спешившись, они уселись на землю, закурили сигары и сигареты и устроили, по обычаю прерий, индейский совет.
Положение было очень серьезным. Присутствие незнакомцев в том месте, куда они должны были проникнуть, заставило их очень задуматься.
— Что это может обозначать? — спросил дон Луис у своих товарищей. — Что могут делать здесь эти люди?
— Это легко угадать, — ответил дон Кристобаль. — Очевидно, в эти развалины, необитаемые с давних пор, вторглись гамбусинос. Кто-то из них открыл, или, вернее, думает, что открыл, здесь золотые залежи и предложил заняться этим делом сообща. Их привела сюда жажда золота.
— Да, но почему эти чертовы мошенники выбрали именно это место для своих раскопок? — вскричал Энкарнасион. — Вот чего я не могу понять!
— Тем более, — прибавил дон Кристобаль, — что с незапамятных времен каждый знает, что это — развалины старого города чичимеков и, следовательно, здесь не может быть залежей золота.
— Ну конечно! Если здесь когда-нибудь и были золотые россыпи, то уже давно должны были бы иссякнуть.
— Даже признака золота нет — ни здесь, ни в окрестностях, — живо сказал дон Кристобаль. — По-моему, Здесь совсем другое дело! Мне кажется, что здесь производится какая-то таинственная работа…
— Но какая? — нетерпеливо перебил его дон Луис.
— К несчастью, я знаю не больше вас. И все же стоило мне бросить только взгляд на этих злополучных рабочих, как мне пришло в голову, что они имеют какое-то отношение к Бальбоа. Я готов держать пари, что это так!
— О черт! Если вы правы, дон Кристобаль, это очень сильно меняет данные нам инструкции. Даже не понимаю, что нам тогда делать?
— Быть может, благоразумнее повернуть назад? — сказал Энкарнасион Ортис.
— Я не согласен с вами, дорогой мой, — ответил дон Луис. — Вот что я предлагаю: один из нас вернется к каравану и сообщит дону Хосе Морено о нашем открытии. Второй останется спрятанным в этом лесу. А третий спокойно направится к развалинам и представится этим искателям золота как авантюрист, бродящий в поисках счастья.
— Хорошо, но что будет потом? — заметил дон Кристобаль.
— Как — потом? — воскликнул дон Луис.
— Но поймите! Предположим, он пойдет и представится как авантюрист. Допускаю. Но к чему это приведет? Какую выгоду мы извлечем из этого для нашей экспедиции?
— Колоссальную!.. Этот человек не возбудит никаких подозрений; он сможет свободно ходить повсюду, наблюдая за всем. Одним словом, у него будет полная возможность разгадать загадку, которая так нас смущает. А когда ему станет ясной причина их пребывания в этих местах, когда он узнает, кто они и что им нужно здесь, он уйдет и расскажет нам все свои наблюдения. Тогда мы и поступим соответственно. Мне кажется, все это очень легко сделать. Риску нет никакого, а выгода от этого может быть громадной! Если вы согласны со мной, то именно я попытаюсь это сделать.
— Но ведь по вашему акценту они моментально догадаются, что вы европеец?
— Я надеюсь, именно этот акцент уничтожит все подозрения и даст мне возможность очень естественно играть роль авантюриста. Что вы думаете о моем предложении?
— Что касается меня, то, подумав, я нахожу его приемлемым. По-моему, у вас много шансов на успех и, может быть, именно из-за дерзости этого плана… А ваше мнение, дон Кристобаль?
— Я вполне разделяю точку зрения дона Луиса Морена, кабальерос. Если кто-нибудь действительно может выполнить это задание, то только дон Луис, и никто больше. Он — иностранец, поэтому неизвестен им. В то время как вы, дон Энкарнасион, и я — в случае, если этот лагерь разбит доном Горацио де Бальбоа — мы будет разоблачены в первое же мгновение. Не будем скрывать: этот достойный кабальеро знает нас отлично.
