рассматриваются, — сказал Бензенхавер. — Преступления на сексуальной почве вынесены в особую статью. А с помощью новых машинок производить кастрацию оказалось так просто, что именно этот способ и был признан наиболее разумным.
— Эй! — прокричал помощник шерифа от вертолета. — Он такой вес вполне поднимет. Мы можем взять их обоих!
— Вот хреновина! — сказал Разберри.
— Заткнись! — сказал Уэлдон.
— Да не дамся я! Вот еще, яйца мне отрезать захотели! — завопил Разберри. — Я ведь ее даже не поимел!
Тут Уэлдон врезал ему под дых, да так, что Разберри не устоял на ногах и рухнул прямо на распростертую на земле свиноматку. Та завизжала, ее коротенькие ножки спазматически задергались, и с перепугу она внезапно и самым чудовищным образом полностью опорожнила свой кишечник, но с места так и не двинулась. Разберри лежал, хватая ртом воздух, рядом с огромной кучей вонючего свиного дерьма. Арден Бензенхавер попытался нейтрализовать Уэлдона, дав ему коленом по яйцам, но тот оказался ловчее и успел перехватить его ногу, а потом кинул назад, и Бензенхавер грохнулся на спину за распростертыми на земле Разберри и несчастной свиньей.
Бензенхавер чертыхнулся.
Помощник шерифа выхватил револьвер и пальнул в воздух. Уэлдон тут же упал на колени, зажав уши руками.
— Вы не ушиблись, инспектор? — спросил помощник шерифа.
— Разумеется, ушибся, — ворчливо ответил Бензенхавер, сидя на земле рядом со свиньей и Разберри и испытывая к обоим одинаковое отвращение. Стыдно ему за это не было. — Слушай, Разберри, — сказал он и прикрыл глаза (уже само по себе это имя заставляло Бензенхавера закрывать глаза), — если хочешь сохранить свои яйца при себе, живо выкладывай, где находится та женщина!
Родимое пятно на физиономии Разберри мигало Бензенхаверу, точно неоновая реклама.
— Молчи, Разберри, — велел брату Уэлдон. Бензенхавер, не глядя на Уэлдона, заметил помощнику шерифа:
— А если вон тот еще раз откроет пасть, отстрели ему яйца. Прямо здесь. Чтобы напрасно его в госпиталь не таскать. — Теперь оставалось только уповать на Бога, чтобы помощник шерифа не оказался настолько глуп и не понял его приказ буквально.
— Ее Орен увез, — сказал вдруг Разберри. — Он черный грузовик взял.
— Куда он ее увез? — спросил Бензенхавер.
— Не знаю. Покататься, наверно, — сказал Разберри.
— С ней все было в порядке, когда они отсюда уезжали? — спросил Бензенхавер.
— Ну, вроде бы да, — сказал Разберри. — Я что хочу сказать, вряд ли Орен ей уже что-нибудь плохое успел сделать. Думаю, он даже и поиметь-то ее пока что не успел.
— Почему же нет? — спросил Бензенхавер.
— Ну, если он ее уже поимел, — сказал Разберри, — так на фиг ему ее при себе-то держать?
Бензенхавер опять закрыл глаза. И быстро поднялся на ноги.
— Выясните, как давно это произошло, — велел он помощнику шерифа. — Потом трахните этот чертов бирюзовый грузовик так, чтобы они не могли на нем уехать! И быстрее несите свою задницу в вертолет.
— А их что же, тут оставить? — удивленно спросил помощник шерифа.
— Естественно! — сказал Бензенхавер. — Времени, чтобы им яйца отрезать, у нас будет еще предостаточно.
Арден Бензенхавер велел пилоту известить полицию, что имя похитителя Орен Рэт и что едет он на черном грузовике, а не на бирюзовом. Это сообщение странным образом по времени почти совпало с другим: патрульная машина штата получила сообщение, что водитель черного грузовика, находящийся в кабине один, ведет себя на дороге самым опасным образом, виляя то вправо, то влево, «да и выглядит так, словно здорово пьян или под кайфом». Патрульные пока не выяснили, что это за машина, потому что искали бирюзовый грузовик. Ну а Бензенхавер, конечно, не мог знать, что водитель черного грузовика на самом деле в кабине вовсе не один, что Хоуп Стэндиш лежит на сиденье, уткнувшись головой ему в колени. Однако эта новость еще больше встревожила Бензенхавера; у него прямо мороз по коже прошел: ведь если Орен Рэт в кабине один, значит, он уже что-то сделал с бедной женщиной! Бензенхавер гаркнул помощнику шерифа, чтобы тот поторопился. Теперь нужно во что бы то ни стало отыскать черный грузовик, который в последний раз видели на шоссе, пересекающем путаный лабиринт местных проселков возле городка под названием Суит-Уэллс.
— Знаете, где это? — спросил Бензенхавер.
— Конечно!
Они снова поднялись в воздух и снова проплыли над огромным загоном, где в панике метались свиньи. Несчастная, напичканная лекарствами свиноматка лежала на том же месте, где они ее увидели в первый раз. А братья Рэт катались по земле и дрались, похоже, не на жизнь, а на смерть. И чем выше и дальше от них отлетал вертолет, тем больше мир Ардена Бензенхавера входил в свои разумные пределы. Только когда крошечные фигурки Рэтов стали всего лишь движущимися точками и только когда он оказался достаточно далеко от их крови и страха и услышал, как помощник шерифа говорит, что Разберри мог бы запросто врезать этому Уэлдону, если бы не разнюнился и не испугался, — только тогда Бензенхавер наконец рассмеялся. Так, как смеялся в Толидо: с абсолютно невозмутимым выражением лица.
— Они животные, — сказал он помощнику шерифа, который, несмотря на жестокость, обычно свойственную столь молодым людям, и цинизм начинающего полицейского, был, похоже, несколько ошеломлен увиденным. — Если они даже убьют друг друга, — сказал Бензенхавер, — ничего страшного не случится; подумай, например, о еде, которую они сожрали бы за свою бессмысленную жизнь и которая теперь достанется относительно нормальным человеческим существам. Подумал?
Тут только помощник шерифа наконец сообразил, что разговоры Бензенхавера о новом законе насчет незамедлительной кастрации за любое сексуальное преступление были выдумкой, но все же не просто выдумкой, ибо Бензенхавер, прекрасно зная, что такого закона нет, очень хотел бы, чтобы закон был именно таким. Подобными методами Арден Бензенхавер пользовался когда-то в Толидо.
— Господи, что же этот негодяй сделал с несчастной женщиной? — воскликнул вдруг Бензенхавер, уже не скрывая тревоги; он все еще сжимал в руках растерзанный бежевый бюстгальтер. — Сколько этому Орену лет? — спросил он у помощника шерифа.
— Шестнадцать, а может, семнадцать, — ответил тот. — Мальчишка совсем. — Самому помощнику шерифа было от силы года двадцать четыре.
— Ну что ж, если он достаточно взрослый, чтобы так использовать свой член, — сказал Арден Бензенхавер, — значит, достаточно взрослый и для того, чтобы этот член ему и отчикать!
Но куда же мне ударить его ножом? — думала Хоуп. Теперь она удобно обхватила рукой длинный и острый рыбацкий нож, чувствуя, как сильно пульсирует в ладони кровь; ей даже казалось, что это бьется сердце самого ножа. Очень медленно и осторожно она подняла руку и положила ее на краешек сиденья рядом со своим бедром, где
