Александр Бирюков
В метро
Метро. За стеклом пролетает бесконечная вереница проводов – смазанная картинка, которая на мгновение приобретает четкость, если напрячь зрение, но тут же расплывающаяся, когда мне надоедает напрягать глаза.
В отражении стекла можно спокойно наблюдать за жизнью находящихся в вагоне людей: их движениями, делами и вещами, которые они имеют. Пускай все это так недолговечно: посмотрел и забыл, выкинул из своего подсознания с твердой уверенностью, что тебе это больше не пригодится, но, кажется, именно в этой эфемерности и есть самая настоящая жизнь – незыблемое чувство всепоглощающей гармонии.
На жестких пластиковых креслах с синей обивкой сидели люди, не догадываясь, что они являются лишь придатком большой цепи – они замкнуты в живой очереди, где только крайние чувствуют себя комфортно. Но это не всегда так: кое-где еще встречаются кремовые кресла с коричневой обивкой и перегородками, отделяющими места на секции по два сидения. Там люди выглядят еще более нелепо: сгорбленные плечи, сомкнутые донельзя ноги.
Я уже давно привык ко всему этому: к запаху метро, которое ни с чем не перепутаешь, запаху духов, который потом еще некоторое время будет стоять в носу, к женскому голосу, объявляющему станции от центра города, и мужскому – в центр, к звуку изредка журчащей воды, которая стекает по параллельному рельсам желобу. Но каждый раз спускаясь в подземные тоннели, мне кажется, что все происходит впервые, и пытаясь вспомнить как надо себя вести, я в тысячный раз читаю основные правила метро, которые белыми буквами кричат отовсюду: «Не прислоняться», «Уважайте друг друга», «Уступайте места пожилым людям, инвалидам, пассажирам с детьми и беременным женщинам».
Всматриваясь в лица людей, со временем начинаешь понимать, о чем они думают. Вернее, не понимать – ведь нельзя знать наверняка, о чем думает другой человек! – а догадываться. Догадываться в той мере, в какой получается поставить себя на их место. Случайно поймав в толпе новую жертву, начинаешь представлять: кто ждет тебя дома, друг? В чем заключается твоя работа? О чем ты думаешь перед сном и как часто тебе есть ради чего вставать по утрам?
Следующая станция. Снова открываются двери. Снова входят и выходят люди, уступая друг другу место для входа и выхода, реже – расталкивая недоумевающих пассажиров. Людей в вагоне становится слишком много, теперь они, кажется, должны стать ближе друг к другу во всех смыслах, но вместо этого пассажиры выглядят только стеснительнее и уязвимее. Некоторое пытаются сделать вид, что опаздывают, посматривая на часы, чтобы случайно не встретиться с чужим взглядом, кто-то смотрит в пол, кто-то смотрит на бескрайнее поле голов, возвышаясь надо всеми. Много женщин стоит на ногах, некоторые из них предпочитают так и стоять, если им предлагают место, а некоторые садятся. Я никого не стесняюсь и ни о чем не тревожусь, поэтому продолжаю рассматривать людей и размытую картинку проводов за стеклом.
Мне нужно было выходить на этой или на следующей остановке, но я не расслышал какую станцию озвучил женский голос, чей звук потонул во всеобщем гомоне и шуме. «Неважно, – подумал я, – всего одна станция лишняя».
Пытаясь найти исправно работающее табло с обозначением следующей станции, я увидел девушку с серебристыми крашеными волосами, стоявшую через несколько бесконечных метров от меня, за стеной плечистых мужчин и робких женщин. Я уже чувствовал этот запах. Это веяло интригой, мимолетной влюбленностью в общественном транспорте, когда успеваешь сблизиться с незнакомым человеком на мгновение, продумать ваше знакомство и общение на несколько шагов вперед, а потом еще несколько кратких мгновений печалиться, выслушивая неровный ритм бьющегося сердца, когда фантазия растворяется вслед за закрывающимися дверьми. Но обычно случается так, что фантазия опережает реальность, и поэтому еще издали увидев лишь очертания человека, почуяв запах духов или шелест шагов, в голове уже сформирован образ, который никогда не совпадает с реальным положением вещей. Вот и мне было интересно: какая она? Насколько сильно непохожа на тот мимолетный и нежный образ, который я ей придал в своей голове.
Она легко встряхнула головой, откидывая со лба волосы, а потом обернулась и, сощурив глаза, посмотрела на мигающую красную лампочку на табло, вмонтированное надо мной так, что я его не видел.
Это было поразительно: она была практически такой, какой я ее себе представлял. Конечно, я не идеалист и не хотел, чтобы она была богиней, поэтому немного приблизил ее вид к среднему, человеческому: короткие ресницы, маленькие капельки-сережки в немного оттопыренных ушах, кончиками проглядывавшие сквозь волосы, маленький и правильной формы нос и узкие губы. Она была точно такой. Почти. Ее волосы беспорядочно развивались под легким потоком воздуха. Рукой она медленно и грациозно опускала их обратно, слегка прижимая к себе.
Следующая станция. Она вышла. И вдруг стало очень обидно, как будто кто-то очень сильно сжал все, что есть внутри. Наверное, это была безысходность, но тогда это казалось провидением. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что произошло, и, естественно, знал, что все это лишь фантом настоящей, интимной встречи, фантом непринужденной беседы без разговоров и целенаправленного флирта, но сделать все равно ничего не мог. Печаль закралась глубоко внутрь. Я заставил себя ждать, пока она уляжется. В таком состоянии я проехал до конечной, ни разу не шелохнувшись. Я даже не запомнил, где она вышла, где я провожал ее взглядом обреченного человека.
Постепенно я стал забывать ее – девушку, которая заставила меня проехать столько лишних станций лишь из-за того, как взметались ввысь ее красивые волосы цвета серебра плавно переходящего в пастельно-лавандовый.
Я не терял ощущения, что она появиться снова, она – мое провидение. Опять окрылись двери: кто-то входил, кто-то выходил, лица мелькали как картинки в детской книжке. Вагон снова наполнился запахами. Ее не было, да и не могло быть. Двери закрылись, на них блеснула надпись, которая уже так приелась: «Не прислоняться».
2015? (2022)
