— Возле Коры, — сказал Эльхант.
— Грахх! — ответил орк.
Что-то мелькнуло сбоку, агач повернулся. По карнизу, преодолев уже треть расстояния, шла темная фигура, окруженная снопом шевелящихся белых жгутов. Мракобестий там не осталось, лучники возле балкона целились, но пока не стреляли: до Мертвеца было еще далеко. Вдруг из-за руин полилась барабанная дробь — все громче и громче, она лавиной обрушилась на долину и смолкла. Эльхант увидел, как белый смерч над балконом разрастается, стремительно кружась, заливая все вокруг пронзительною трелью сопелки. Это был знак Лучшей Песни: гномы добрались до могилы Октона.
Слыша позади ритмичный лязг, агач сделал шаг туда, где карниз полого примыкал к земле, но остановился. Опустив копье, желтый орк пятился, скалясь и тихо рыча, будто испуганный зверь. Полные немого ужаса глаза смотрели на источник тяжелого глухого лязга.
Хан шел в сторону руин. Он будто оседлал волну боя, уловил тот неровный суматошный ритм, что владел сражающимися, — овальный щит поднимался, поворачивался, менял наклон, всякий раз успевая отразить удар или летящее копье. Топор с необычайно длинной рукоятью то обрушивался на головы тех, кто подступал ближе, то взлетал, описывая стремительные круги, то будто выстреливал сбоку от щита или над ним, тыча в лица эльфов венчающим обух длинным шипом. Словно оживший темный утес, Горак двигался сквозь накатывающие и отступающие волны тел, и вслед за ним узким клином шли мракобестии. До сих пор ни один нападающий не преодолел преграду из щита и топора, никто не смог даже зацепить черного… кроме Орхара. Шлем хана был проломлен; в черепе, пробив его шипами, застряла груша, с которой свешивался обрывок цепи. Он качался и звенел всякий раз, когда хан поворачивался или делал резкое движение.
— Почему вы не убьете его? — прокричал Септанта.
Желтый орк кривил толстые морщинистые губы и продолжал пятиться. Эльхант бросил меч в ножны, вцепился в копье, судорожно сжатое сильными пальцами, вырвал его и поднял над плечом. Оружие было необычайно тяжелым и раза в два длиннее тех, которые использовали эльфы. Повернувшись вполоборота к хану — их разделяло теперь полторы дюжины шагов, — широко расставив ноги, приподняв левую руку, агач отвел копье назад и замер, выжидая, стараясь влиться в тот ритм, что владел Гораком, уловить единственно верное мгновение — и, уловив его, метнул копье.
Эльхант сорвался в места, оставляя за собой фонтанчики земли, двигаясь следом едва ли намного медленнее копья. Оно вонзилось в верхнюю часть щита, вошло глубоко, больше чем на половину узкого трехгранного наконечника. Мгновение хан удерживал его на весу, а затем щит наклонился вперед, и противоположный конец копья уперся в землю. И тут же по древку застучали подошвы. Эльхант взбежал, сделав несколько коротких шагов, балансируя широко расставленными руками, в одной из которых был кэлгор, оттолкнулся от щита, взлетел, занеся меч над головой, выгнувшись, — упал на голову хана и погрузил клинок в пролом, скрежеща по шипастой груше. Меч вошел до рукояти — пробил голову, шею и грудь. Септанта, ударившись подбородком о шипы, вскрикнул, отстранился, вися на голове хана и двигая кэлгором по кругу, будто палкой, которой размешивают что-то густое в большом жбане. Выдернув оружие, он соскользнул по доспеху, шагнул назад, ударился поясницей о щит. Тот выпал из руки Горака, упершись нижней частью в землю, завалился вперед. Хан тоже кренился, но в другую сторону, на спину. Топор упал — и тут же упал хан.
И сразу все вокруг изменилось: множество орков, бегущих к развалинам, сбились с шага, а другие, уже достигшие мшистых валунов, остановились, так и не обрушив оружие на эльфиек и фей. Прочие мракобестии по-прежнему сражались, но мертвоживые кабаны, мчавшиеся вдоль берега речки, остановились, взрыв землю, закрутились на месте.
Септанта, перепрыгнув через щит, не оглядываясь, побежал туда, где можно было запрыгнуть на ведущий к балкону карниз.
Риг Праха пересек две трети его. Червями он ловил стрелы, ломал и отбрасывал. Схватка переместилась к руинам. Ковчег, почти целиком вплывший в долину, висел неподвижно; по лестницам к нему карабкались фигуры эльфов и гномов. Вдоль бортов то и дело возникали вспышки и взлетали облачка темного дыма: команда вела огонь, целясь в мракобестий, которыми кишели руины.
Когда Эльхант забрался на карниз и побежал по нему, риг достиг лучников. Короткий вопль, стук — и тела полетели вниз. Мертвец пошел дальше, а навстречу ему уже бежали вооруженные кирками гномы. Завал камней все еще высился посреди площадки, но теперь у него не было вершины — там зияла обширная яма. Драэлнор исчез, скорее всего, спустился в нее.
Глянув в сторону, Эльхант увидел Лану, которая взбиралась по одной из лестниц, последняя в длинной веренице карабкающихся фигур, и крота-оборотня, ползущего прямо за нею с кинжалом в зубах. На соседней лестнице позади нескольких гномов поднимался Кучек — с трудом перехватывал веревочные ступеньки единственной рукой, не имея возможности отмахнуться от жмыха, который, вереща, раз за разом налетал на голема, бил, словно саблей, кривым когтем, оставляя к глине глубокие прорехи, из которых сеялись струйки песка.
Спереди донеслись сдавленные вопли. Стукнула о камни кирка, высоко взлетела и упала вдоль склона оторванная бородатая голова.
Риг Праха ступил на балкон.
Каменная стена содрогнулась. Далеко под ногами агача повозка гномов, облепленная мертвоживыми телами, врезалась в склон. Кто-то пронзительно закричал, и повозка взорвалась. Густое облако дыма, сквозь которое молниями посверкивали языки пламени, поднялось к карнизу.
Септанта достиг балкона. Над завалом вился прозрачный смерч музыки: Лучшая Песнь мира деревьев звучала там.
Ковчег начал взлетать. Мертвец был уже совсем рядом — взбирался по камням. Агач прыгнул, продавив своим телом качающиеся белые жгуты. Ногами он сжал поясницу Мертвеца, одной рукой обхватил его за грудь, другой вдавил в шею лезвия кэлгора и принялся пилить ее.
Что-то ухватило его за щиколотки и голени, сдавило так, что хрустнули кости, рвануло, приподняло — и что-то другое выдернуло меч из пальцев. Эльхант повис над Повелителем Праха головой вниз. Увидев кэлгор, колыхающийся в кроне червей, потянулся к нему левой рукой. Пальцы правой были крепко сжаты.
Смерч над горой камней сузился, превратившись в силуэт старца, поплыл к ним. Белые жгуты дрогнули — кэлгор сломался на середине. Обломки упали; черви распрямились, сначала подняв агача выше, а после швырнули его далеко вперед.
Лучшая Песня спустился по склону, Эльхант пролетел над ним. Он видел, как голова старца поднимается, видел извивающиеся потоки мелодий, облачка созвучий и нити аккордов. Септанта резко выпрямил правую руку, разжал пальцы — сорванная с черной цепи на шее Мертвеца бледно-зеленая жемчужина упала.
— В могиле! — прозвенели колокольчики под ним.
— Посмотри в могилу! — свистнула дудка.
— Загляни туда! — простучал барабан. Мертвец, понявший, что произошло, метнулся вперед, выхватывая из ножен меч с иссиня-черным прямым клинком. Драэлнор неловко попытался поймать жемчужину, но не смог, и она ударилась о камни. Эльхант свалился на краю глубокой ямы, голова оказалась над ней: длинный сверток внизу, истлевший саван в прорехах, сквозь которые видны кости, горящие призрачным светом, на них лежит золотой круг, в нем сверкают, образуя концы треугольника, переливаясь разными цветами, три Слезы Мира.
Сквозь самую большую прореху на конце савана виднелся череп. Септанта ухватился за камни и на животе пополз вниз.
Позади него Мертвец несколькими ударами черного клинка разметал Драэлнора в клочья, которые отлетели, кружась, будто листья в порыве ветра. Некрос Чермор, бывший великий глава цеха мертвой магии, худой изъязвленной рукой поднял жемчужину и шагнул к вершине. За его спиной почти опустившиеся к земле клочья взметнулись и начали срастаться. Некрос был уже над могилой. Эльхант встал во весь рост перед ним и вонзил в грудь Повелителя Праха горящий бледно-зеленым огнем меч.
