— Я так понимаю, что вы имеете в виду уход бесстрашного адмирала Бинга? — начал Оттвейлер, и Харахап кивнул.
— Только что совершил переход в Новую Тоскану, — сказал он.
— И как раз вовремя, — пробормотал Оттвейлер. Харахап не показал, что заметил это, что было новым доказательством как его ума, так и осмотрительности, подумал Оттвейлер. Тогда мезанец глубоко вздохнул и пожал плечами.
— Спасибо, Дэмиен, — сказал он.
— Есть что–то, что мне нужно сделать сегодня? — спросил Харахап.
— Нет, спасибо. Ну, не здесь, во всяком случае. Но, если задуматься, вероятно, было бы неплохо, если бы вы вновь возобновили контакты в Жандармерии. Постарайтесь разузнать, как солли видят то, что происходит в Новой Тоскане.
— Нет проблем, — ответил Харахап, шагнул влево, тихо закрывая за собой дверь.
Оттвейлер мгновения смотрел на закрытую дверь, думая о человеке, который только что вышел через нее, и все, что тот олицетворял.
Дэмиен Харахап был одним из лучших оперативников Жандармерии Лиги, когда–либо набранных и обученных, но он никогда не чувствовал какой–либо внутренней лояльности к Лиге. Он был уроженцем Пограничья, ему удалось выцарапать свою дорогу с одной из планет Пограничной Безопасности, которая была передана одному из ее многих межзвездных корпоративных покровителей, чтобы быть выжатой и использованной. Он сделал это, пойдя на службу к тем самым людям, которые лишили его домашний мир своей свободы и достоинства, и Оттвейлер подозревал, что это до сих пор временами грызет его. Если это и было так, оно не мешало ему делать свое дело в высшей степени превосходно, но было обусловлено скорее собственной гордостью за свое мастерство и нежеланием выполнять что-либо менее чем безупречно, нежели какой-либо преданностью своему работодателю. Он всегда видел себя — с полным основанием, по мнению Оттвейлера — скорее как иностранного наемника, чем гражданина Лиги.
И это было в конечном итоге доказательством ахиллесовой пяты Солнечной Лиги, подозревал Валерий Оттвейлер. Слишком многие люди просто делали то, что должно было быть сделано, чтобы сохранить механизм, и работали как Дэмиен Харахап. Квалифицированные, способные, амбициозные, часто безжалостные… и без всякого чувства лояльности по отношению к Лиге. Они просто играли в лучшее, что было им доступно, и если кто–то приходил и предлагал изменить правила…
Оттвейлер вернулся к докладу, который читал, но в действительности не видел его. Его ум был слишком занят другими вещами.
Он был рад, что Бинг, наконец, был запущен в оборот, даже если для этого потребовался почти целый стандартный месяц. Это было больше, чем было указано в его инструкциях в качестве максимально допустимого срока, но только на один–два дня. Пока люди, стоявшие за написанием этих инструкций, не потупеют неожиданнее, чем ожидал Оттвейлер, он мог позволить некоторое отклонение от сроков даже в своих «максимально допустимых» задержках времени. Но, как бы то ни было, это был лучшее, что Оттвейлер был в состоянии сделать, открыто не заходя гораздо дальше и не нажимая на Лоркана Веррочио намного жестче — и намного более очевидно — чем допускали его инструкции от Изабель Бардасано.
И он также был доволен тем, что Бинг, по сути, решил что только две его эскадры линейных крейсеров из трех пойдут с ним.
Он откинулся в кресле, поджав губы в беззвучном присвисте. Он не должен был знать, что происходит на самом деле. Это было очевидно по тому, как были написаны его инструкции, то, как были сформулированы директивы Бардасано. Но, как и у Дамиена Харахапа у Валерия Оттвейлера был интеллект, который делал его столь полезным для его работодателей. И этот интеллект наводил на мысли, с которыми он в последнее время был особенно осторожен, чтобы оставить их при себе. Мысли, которые наводили на размышления о фундаментальной лояльности таких людей, как Харахап.
И его собственной.
Никто не сказал ему, что именно должно было произойти в Новой Тоскане, но не нужно было быть гиперфизиком, чтобы понять, что это было не то, что новотосканцы — или адмирал Бинг — ожидали. Особенно после того, что случилось на Монике, и того, что продемонстрировал мантикорский военный потенциал, Оттвейлер видел только одну перспективу – похоже, что кто–то хотел вновь разыграть Битву у Моники, но с Джозефом Бингом в роли Мониканского Флота. Никто настолько умный, как Изабель Бардасано или Алдона Анисимова не мог ожидать любого другого результата, что означало, что именно к этому они и стремились. Что неизбежно вело к вопросу о том, почему они этого хотели.
Оттвейлер задал себе тот же вопрос, и он задумался, очень тревожная мысль пришла к нему в голову. Которая позволила ему взглянуть на действия такого человека, как губернатор Баррегос в Секторе Майя совсем по–другому. Что его поразило: как кто–то такой способный, как он, мог упустить признаки, которые теперь сталь столь очевидны для него.
Что заставило его задуматься, чему он в действительности хранил верность все эти годы и насколько далеко могут простираться амбиции его работодателей.
И больше всего его поразила мысль — как Солнечная Лига собирается реагировать, когда обнаружит истинный недостаток найма наемников для своей защиты.
* * *
— Знаешь, отец, когда ты впервые провел этот твой мозговой штурм, я действительно поймал себя на мысли о твоем контакте с реальностью. На самом деле я действительно хотел сказать об этом. Но теперь…
Бенджамин Детвейлер покачал головой, стоя рядом с отцом в салоне роскошно обставленной частной яхты, глядя на высокоточное изображение на экране.
— Правда? — Альбрехт одарил сына ироничным взглядом. — Передумал, не так ли? Ты помнишь, что одной из твоих обязанностей является предупреждение меня, если ты думаешь, что я зарываюсь, не так ли?
— О, конечно. — Бенджамин усмехнулся. — Проблема в том, что никто не знает, всех лабиринтов — если не сказать макиавеллевских — деталей, катающихся внутри твоего мозга. Иногда это своего рода трудность для тех из нас, кто снаружи, чтобы понять разницу между ходами гения и ходами наугад.
— Твоя сыновняя почтительность переполняет меня, — сухо сказал Альбрехт, и Бенджамин снова усмехнулся. Несмотря на это, раздумывал Альбрехт, было по крайней мере крошечное зерно истины, захороненное в комментариях сына. Как и во всем, что дела Бенджамин. Из всех его «сыновей», Бенджамин наиболее вероятно может прямо высказать ему, если заметит, что он ходит по опасному краю.
«Наверное, потому что Бенджамин похож на меня, если смотреть правде в глаза, — подумал Альбрехт. — В конце концов, именно поэтому я выбрал его для работы с военной стороной дела. И, — Альбрехт перевел взгляд на видео экран, — с тех пор он заставил всех нас гордиться. Ну, ,ладно, он, Дэниэл и небольшой магазинчик чудес Дэниэла».
Правду сказать, изображение на видео экране было не все, что его интересовало… если, конечно, понять, что можно было увидеть. Не существовало острой необходимости, чтобы Альбрехт был здесь на борту яхты Бенджамина, наблюдая с такой короткой дистанции. Он мог бы видеть то же самое из безопасности своего офиса. Но Альбрехт понимал, что он видел, и шестьсот стандартных лет планирования и усилий, пота и труда, огромных инвестиций и еще более огромного терпения со стороны целых поколений, которые не могли быть здесь с ним, гремели, проникая до мозга костей, когда он наблюдал. Он не мог бы держаться подальше. Он должен быть настолько физически близок к подразделениям «Устричной бухты», насколько возможно, и если это и было нелогичным, его это не очень волновало.
Он наблюдал за движущимися колоссальными грузовиками. Они даже с натяжкой не были крупнейшими грузовиками в галактике с любой натяжкой, но они все еще были большими, массивными судами, по крайней мере, в четыре миллиона тонн, и они были тщательно модифицированы для их нынешней роли. Их грузовые люки были значительно больше, чем обычно, а грузовые трюмы за этими люками были настроены для обеспечения безопасных гнезд для примерно размера фрегата разведывательных кораблей класса «Призрак», которые они скрывали.
Они были чем–то совершенно новым в истории межзвездных войн, эти, разведывательные корабли, и он хотел бы, чтобы у них их было больше — сотни. Но их не было. Их общий запас новых судовых паучьих двигателей был крайне ограничен, и он совершенно все их пустил на эту операцию. Если бы у них было хотя бы еще несколько месяцев — ну, или стандартный год или два — чтобы подготовиться, он был бы гораздо счастливее.
«Но у нас их достаточно для этого, — сказал он себе почти свирепо, и переместил взгляд на другую половину «Устричной бухты».
Ударные корабли класса «Акула» были гораздо больше, чем разведчики коммодора Остби и коммодора Санга. Какая–то прослойка должна была быть, хотя они по–прежнему были в сущности единицами–прототипами во многих отношениях, и у них их было всего двадцать восемь, разделенными между Оперативным Соединением 1 адмирала Тополева и намного меньшим Оперативным Соединением 2 адмирала Коленсо. Значительно более крупные единицы с гораздо большим боезапасом были на чертежной доске, дизайн их был основан в немалой степени на опыте Бенджамина и его экипажей, приобретенном в работе на судах, которыми в настоящее время командовали Тополев и Коленсо. Некоторые из этих более крупных единиц уже были предметом обсуждения по вводу на первую фазу строительства. И, опять же, Альбрехт желал бы, чтобы они могли подождать, пока эти большие корабли будут доступны в больших количествах. Но ключом ко всему было время, а у двух адмиралов было достаточно сил, чтобы выполнить поставленные задачи.
