У Галича речь идет о вторжении советских танков в Чехословакию в августе 1968 года, а у Высоцкого — о «нашествии» чумы.
В обоих случаях говорится о войне: «И нет как нет конца войне, / И скоро мой черед!» = «Все мы равны перед ликом войны»; о тотальной смерти: «И сто смертей сулит война» = «Смерть — это самый бесстрастный анатом»; и представлен мотив «пира во время чумы»: «Тогда опейся допьяна / Похлебкою вранья!» = «Всех нас зовут зазывалы из пекла / Выпить на празднике пыли и пепла».
Автор же выступает в роли звонаря, бьющего в набат: «Граждане, Отечество в опасности! / Наши танки на чужой земле!» = «Бей же, звонарь, чтоб опомнились люди, / Предупреждай, что счастливых не будет» (АР-4-71) (как в черновиках «Песни о вещей Кассандре»: «А ведь Кассандра говорила, ведь она предупреждала»: АР-8-32).
Более того, в песне Галича упоминается междусобная битва: «На брата брат идет войной». И, словно отвечая на это, Высоцкий напишет в «Набате»: «Поторопитесь друг друга звать братом» (АР-4-73).
Но, пожалуй, впервые тема всемирной катастрофы была поднята в «Парусе» (1966), который Высоцкий часто называл «песней беспокойства». Именно таким беспокойным он выведет себя в «Набате», где предстанет в образе звонаря.
В обоих произведениях речь идет об огне, уничтожающем всю землю: «Все континенты могут гореть в огне» = «А наплевать, что весь шар обожженный <…> Нет, огнем согрета мать-земля» (АР-4-69) (сравним еще с «Песней о Земле», 1969: «Кто поверил, что Землю сожгли? / Нет, она затаилась на время!»).
В «Парусе» лирический герой говорит: «Только всё это не по мне!», — и поэтому в «Набате» он будет предупреждать людей об опасности, «что хорошо будет в мире сожженном / Лишь мертвецам и еще не рожденным» (также в обоих случаях присутствует полемика со стихотворением Маяковского «Мысли в призыв», 1914: «Горит материк, / Страды — на нет. <…> А мне не жалко»).
Помимо того, «Парус» и «Набат» объединяет мотив сонности людей, которые не подозревают о приближающейся катастрофе: «Многие лёта — всем, кто поет во сне» ~ «Бей же, звонарь, разбуди полусонных»[1009] [1010]. Как будет сказано в «Куполах»: «Но влекут меня сонной державою. / Да очнется ль она ото сна?»7".
Следствием всемирного пожара является пустыня: «А когда остыла / Голая пустыня, / Стал от ужаса седым звонарь». Причем эта пустыня возникает в результате действий как советской власти (вспомним лагерную песню «Приморили вохры, приморили…», исполнявшуюся Высоцким: «А мы идем по выжженной степи»), так и фашистской («По выжженной равнине, / За метром метр, / Идут по Украине / Солдаты группы “Центр”»). Похожий образ появится в его собственной лагерной песне: «Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел» («Райские яблоки», 1977). И еще позднее: «А мы живем в мертвящей пустоте» (1979).
Остановимся попутно на тождестве советского и гитлеровского режимов.
Вот что говорят «солдаты группы “Центр”» (1965): «А перед нами всё цветет, / За нами — всё горит. / Не надо думать — с нами тот, / Кто всё за нас решит». А вот заявление свиты короля в «Королевском шествии» (1973): «Нет-нет, у народа — не трудная роль: / И думать не надо — какая проблема?! / За вас будет думать король, / А коль не король — ну тогда королева» (АР-1-171)[1011] [1012] [1013]. Очевидно, что перед нами тот же «злобный король», о котором говорилось в стихотворении «В лабиринте», и тот же «король, что тыщу лет назад над нами правил» из песни «Королевский крохей» (поэтому: «Вспомните миф, древний, как мир» /3; 373/), где он «привил стране лихой азарт игры без правил».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Интересные сходства выявляются также при сопоставлении «солдат группы “Центр”» с действиями чумы в «Набате»: «По выжженной равнине» = «Что хорошо будет в мире сожженном <…> А когда остыла / Голая пустыня…»: «И пыль, как из ковров, мы выбиваем из дорог» = «Как печатает шаги судьба»; «Сверкают сапоги» = «Тупо топчут сапоги хлеба»; «Идут по Украине / Солдаты группы “Центр”» = «Съежимся мы под ногами чумы, / Путь уступая гробам и солдатам». Причем если немецкие солдаты говорят: «…за нами — всё горит». - то и в «Балладе о борьбе» точно так же будут охарактеризованы действия врагов: «И всегда позади — воронье и гробы» (похожим образом описывается режим Мао в черновиках «Песенки про жену Мао Цзедуна», 1967: «На их пути — хоть ты шаром кати» /2; 367/).
Все эти цитаты можно проиллюстрировать воспоминаниями украинского диссидента Миколы Руденко о его общении с генералом Петром Григоренко: «Запомнилось, как мы ходили на просмотр фильма “Обыкновенный фашизм”. <.. > Когда мы вышли из кинотеатра, Петро Григорович сказал: “Знаете, Мыкола… Мне временами кажется, что мы живем внутри какого-то темного, злобного чудища. Мы словно его органы, оно мыслит и разговаривает за нас. Оно одинаково и в Берлине, и в Москве, и в Пекине. То же мышление, та же система образов”»801
Сразу устанавливаются параллели с «Солдатами группы “Центр”» и «Королевским шествием»: «…оно мыслит и разговаривает за нас» ~ «Не надо думать — с нами тот, / Кто всё за нас решит», «За вас будет думать король», — а также со стихотворением «В лабиринте»: «…мы живем внутри какого-то темного, злобного чудища» ~ «Бык Минотавр ждал в тишине / И убивал».
Что же касается образа сапог, то, начиная с «Солдат группы “Центр”», он встречается у Высоцкого постоянно: «Не один, так другой упадет <…> И затопчут его сапогами» («Гололед», 1966), «Ведь Земля — это наша душа, / Сапогами не вытоптать душу»802 («Песня о Земле», 1969), «Тупо топчут сапоги хлеба» («Набат», 1972), «Взвод вспотел раза три, / Пока я куковал. / Он на мне до зари / Сапогами ковал» («Побег на рывок», 1977; АР-4-10). В последней песне лирический герой был избит сапогами, подкованными гвоздями: «Целый взвод до зари / На мне гвозди ковал» (АР-4-14). Чуть раньше этот образ встречался в аллегорической «Песне о Волге» (1973): «Долго в воды пресные / Лили слезы строгие / Берега отвесные, / Берега пологие. / Плакали, измызганы / Острыми подковами, / Но уже зализаны / Злые раны волнами». Именно так вел себя лирический герой в «Том, который не стрелял» и «Побеге на рывок»: «Я раны, как собака, / Лизал, а не лечил», «Пошел лизать я раны в лизолятор».
Тождество советской власти с фашистской видно также при сопоставления «Побега на рывок» с киносценарием «Венские каникулы» («Каникулы после войны»), написанным Высоцким и Эудардом Володарским 1–5 января 1979 года.
В песне действие происходит в Вологодском лагере, а в сценарии — в фашистском концлагере. И в обоих случаях заключенные совершают побег: в песне — лирический герой с незнакомым напарником, а в первоначальном варианте сценария — трое заключенных (русский, француз и поляк — Владимир, Жерар и Даниэль), которые также не были знакомы друг с другом, а бежать они решили потому, что «пришел приказ Гиммлера. Ликвидировать срочно всех!»/7; 372/ (дело происходит 1 мая 1945 года).
Обратимся к сходствам между двумя произведениями: «В это время Жерар прыгает к другому солдату, ударом могучего кулака сшибает его с ног…» /7; 373/ = «Вологодского — с ног, / И — вперед головой!»; «Через какие-то считанные секунды все трое несутся <.. > Пришедшие в себя трое эсэсовцев кидаются вслед за ними, спуская с поводков овчарок» /7; 373/ = «И запрыгали двое, / В такт сопя на бегу <…> И осенили знаменьем свинцовым / С очухавшихся вышек три ствола. <.. > А за нами двумя — / Бесноватые псы» («все трое несутся» = «запрыгали двое»; «пришедшие в себя» = «с очухавшихся вышек»; «трое эсэсовцев» = «три ствола»; «спуская с поводков овчарок» = «Бесноватые псы»); «Жерар, Владимир и Даниэль кинулись в редкий сосновый и буковый лес» /7; 373/ = «Приближался лесок / И спасение в нем» (АР-4-12); «Еще несколько человек бросаются бежать по дороге. Автоматные очереди скашивают их» /7; 373/ = «Лихо бьет трехлинейка — / Прямо как на войне!»; «Ах, гадюки… — ругается Владимир, и желваки перекатываются у него под скулами. — Ну, подождите, сучьи гады… придет и ваша очередь…» /7; 374 — 375/ = «Приподнялся и я, / Белый свет стервеня»; «Тебя как зовут? — по-немецки спрашивает Владимира француз» /7; 375/ = «Прохрипел: “Как зовут-то? / И — какая статья?”».
