браслет» Куприна? Нет? Вот и прекрасно! Я много бы дал за то, чтобы следить за вами, когда вы будете читать этот изумительный рассказ. Следить за тем, как будут темнеть и наполняться слезами ваши глаза, как вы будете хмурить брови и кусать губы, как вдруг улыбнетесь и неслышный смех задрожит в вашем горле.
– Откуда вы знаете, что я так читаю хорошие книги?
– Моя дочь читает книги именно так! А любовь – настоящая, светлая и простая, как любой дикий цветок, как вот этот белый и скромный терн, – придет обязательно. Хотите вы этого или не хотите. Я знаю, что говорю.
– Как интересно с вами разговаривать! – сказала девушка. – Ну вот, нога у меня уже не так сильно болит. Я дойду теперь до Мисхора.
Но идти она еще не могла, во всяком случае без палки. Тогда мы встали по бокам девушки, она обняла нас за плечи и, прихрамывая, а иногда и совсем поджимая ногу, начала потихоньку спускаться по шоссе.
Мы вели ее осторожно, как драгоценность. Да это и вправду была пыльная от крымского краснозема, застенчивая, с зелеными смущенными глазами живая драгоценность. Я, может быть, несколько выспренне подумал, что каждая пядь земли, куда ступала ее маленькая нога в тапочке, должна быть драгоценна для нас, стариков. К этой пяди теплой земли прикоснулась молодость – то, единственно ради чего мы жили и работали так много трудных и порой неблагодарных лет.
«Знает ли об этом молодежь? – думал я. – Знает ли эта девушка? Жизнь почти потеряла бы свой смысл, если бы молодость не знала работы старших поколений».
И девушка как будто догадалась, о чем я думаю. Поправляя руку у меня на плече, она осторожно прикоснулась ладонью к моей щеке, и в этом нечаянном прикосновении я вдруг почувствовал ласку. А может быть, мне это только показалось, как это часто со мной уже бывало. Я вспомнил строки Луговского: «мне нужен сон глубокого наплыва, мне нужен ритм высокой частоты…» «Очевидно, в этом и скрыта настоящая мудрость житейских стремлений, – думал я. – Вот он – сон глубокого наплыва, голубизна воздушных масс, колебание тонкой мглы над пространством моря, едва заметное дрожание первой звезды над гребнем гор». Я показал на нее девушке и пожилому писателю и, сам не зная почему, сказал:
– Очевидно, это та звезда, чей луч осеребрил весенние долины.
Пожилой писатель ответил мне просто:
– Я люблю жить!
А девушка сказала, что сегодняшний день для нее – очень-очень хороший, хотя она еще сама толком не понимает почему.
Вот, собственно, и весь рассказ. В нем нет ничего поучительного, но, может быть, есть та единственная «песчинка», которая порадует людей хоть немного и заставит их улыбнуться, не отыскивая на сей раз в этом маленьком повествовании глубокого смысла.
1959
Рассказ о народной медицине
Режиссер Александр Петрович Довженко носил с собой маленькую записную книжку. Иногда он вынимал ее, перелистывал и, отыскав на ее страницах короткую – в одно-два слова – запись, начинал, не торопясь, рассказывать историю, связанную с этой записью.
Записи эти были понятны только самому Довженко и выглядели примерно так: «Народная медицина», «Лейтенант Слива», «Поездка в Батурин».
Если бы мы родились древними эллинами и верили в существование десятой музы – «устного рассказа», то эта муза, безусловно, была бы в полном подчинении у Довженко и сама, приоткрыв рот от восхищения, слушала бы его истории.
Талант рассказывания, по-моему, один из самых редких и завидных. Сплошь и рядом человек, талантливо пишущий, не сможет рассказать на словах о написанном с такой же живостью и блеском, как в своей прозе.
Довженко был человеком неслыханно любопытным до всего на свете. Его интересовали такие далекие друг от друга вещи, как лучший способ штукатурки стен и межпланетные полеты, новая сельская архитектура и сроки прорастания семян.
Он любил вольно бродить по земле и в это время с какой-то пронзительной зоркостью замечал во много раз больше, чем замечаем мы, торопливые и озабоченные люди.
Необычайно талантливый, он любил любой талант и умение, – хотя бы умение вести тяжелый комбайн или клеить воздушных змеев.
В чем же был секрет его рассказов? Если сказать, что в них было нечто гоголевское, то это было бы только частью правды. Главный секрет их был в народности, в полной очарованности самого рассказчика своей страной, Украиной. Поэзия Украины лилась из его уст свободно, широко, то грустно, то весело, и золотилась, как летнее утро на его любимой светлоструйной Десне.
Я помню несколько устных рассказов Довженко. Но годы идут, прошлое затягивается легким туманом и может растаять в нем совершенно. Поэтому я решил при помощи прозы восстановить в памяти хотя бы один такой рассказ.
Натолкнул меня на эту мысль покойный режиссер Сергей Дмитриевич Васильев.
Но проза – величайший жанр литературы – все же бессильна передать интонации рассказчика, добрый смех, спрятанный в уголках его глаз, его язык, легко и органически объединяющий два живописнейших языка – русский и украинский, внезапные переходы от одного языка к другому, наконец, его собственную радость из-за каждого удачного рассказа.
Один из рассказов Довженко назывался «Народная медицина». Я слышал его всего раз, поэтому передаю его без того богатства красок, какими он сверкал, бил в глаза, просто слепил слушателей в передаче Довженко.
Дело было во время съемки фильма «Щорс». В одном из сел на Полтавщине, кажется в Ереськах, снимали массовую сцену с участием ереськинских селян и нескольких красноармейцев – статистов.
С утра было ясно, солнечно, потом небо затянулось облаками, и пошел серый тихий дождь. Такие дожди обладают очень упрямым характером и могут шуршать по листве и барабанить по крышам бесконечно долго.
Съемку пришлось прекратить, спрятаться в клуню и ждать там, пока дождь не пройдет и, может быть, опять появится солнце.
И вот в клуне зашел разговор о народной медицине, о всяческих «средствиях» от всяческих болезней, о знаменитых бабках – лекарках и ворожеях, знающих все на свете: как избавить доброго человека от стригуна и как заворожить любую красавицу.
Разговор шел общий и шумный. Только о Дин красноармеец-сверхсрочник сидел на земляном полу, покуривал и насмешливо слушал этот разговор, не желая в нем участвовать. Время от времени он даже презрительна сплевывал.
Наконец красноармеец не выдержал. Он потянул сидевшего с ним рядом Довженко за рукав и сказал:
– А я, товарищ режиссер, в ту народную медицину не верю.
– Чего ж так? – спросил Довженко.
– Да была у меня в жизни такая история
