Дейдри хоть бы что. – Рауль, вам не кажется, что виконт Реджинальд задерживается? Кузина его заждалась.
– Да. – Теньент мечтательно улыбнулся, и вряд ли от мысли о загулявшем толстячке. – Госпожа Айрис каждый день ездит его встречать. Эти прогулки укрепляют ее здоровье.
А тебе позволяют водить в поводу кобылку Селины, ну и води на здоровье! Хороший ты парень, а папенька умрет, станешь бароном. Надо тебя в заговор затащить, заговоры сближают, а первая любовь рано или поздно складывает крылья. Должна сложить…
Госпожа Арамона убрала шитье:
– Я сейчас же поговорю с Айрис, а вам пора седлать коня. Или вы предполагаете остаться на ночь?
– О нет, – Левфож еще разок подмел пол алыми перьями. – Мое место рядом с моими людьми. Не хочу вас пугать, но на тракте неспокойно. Будем откровенны, провинция Окделлам не принадлежит. Монсеньору следует поторопиться с приездом и еще больше с отъездом.
2
Айрис сидела на сундуке и теребила перчатки, она вечно что-нибудь теребила. От камина несло закатным жаром, зато мутные окна заросли ледяными папоротниками, дикость… Луиза переставила подсвечники и велела приткнувшейся в уголке Селине выйти. Дочка подхватила недонизанные бусы и скользнула за дверь, Айрис вздернула подбородок:
– У меня от Сэль тайн нет.
– А у меня есть, – госпожа Арамона уселась на еще теплый стул и поняла, что забыла вышивание, ну и кошки с ним. – Свои мешки надо таскать самой, а не вешать на чужие шеи.
– Я не стану просить прощения, – девица Окделл предпочла взять быка за рога, – и молиться не пойду. Просить Создателя еще глупей, чем Манриков.
– А ты пробовала? – Луиза расправила шаль; шелковистые кисти напомнили об исчезнувшей Кончите.
– Нет, – отрезала молодая герцогиня. – Манрики – свиньи, а свиней не просят. Рыжие ничего хорошего никому не сделали, им нравилось, что они могут все.
– Это многим нравится, – пожала плечами капитанша, – и всегда нравилось, но равнять тессория с Создателем – это слишком.
– Создатель хуже! – Перчатки перелетели через комнату, одна достигла стола, другая свалилась на ковер. – Он создал Манриков… И Ракана, и все остальное… Ему нравится, что все плохо, но благодарить за это я не буду!
– Твое дело, – прервала богословский спор Луиза, – но твоя мать создала не Манриков, а тебя.
– Матушка ненавидит Монсеньора, – пустила в ход решающий довод дочь убиенного Эгмонта, – и она отравила Бьянко.
Что ж, вот и повод для откровений.
– Бьянко никто не травил, – выпалила дуэнья, уподобившись своей воспитаннице. – Он сам сдох, да и кто бы на его месте не сдох? Это люди могут здесь жить, а линарец – существо деликатное.
– Это она так говорит, – буркнула Айри, за неимением перчаток принимаясь теребить юбку.
Госпожа Арамона с вожделением глянула на приткнувшуюся к камину кочергу.
– Это говорит Левфож, – вот ведь ослица злопамятная! – Я ему верю и тебе советую, парень предан Эпинэ и прекрасно разбирается в лошадях.
– Все равно, – вот что девочка никогда не делает, так это не опускает глаз. – Просто она подумала, что это слуги. Она всегда хотела, чтоб другие убивали по ее приказу. Вы не видели, как она радовалась, когда Бьянко… Это все равно что убить самой!
Луиза вздохнула.
– Герцогиня Мирабелла – немолодая, некрасивая, недобрая и несчастная женщина. Я понимаю, почему ты от нее сбежала, но теперь ты сильнее. Ты не в ее власти, но в твоей власти ее пожалеть, так пожалей.
– А вы? – не спустила флаг непокорная дочь. – Вы ее жалеете?
– Я? – Луиза усмехнулась. – Я тоже некрасивая, недобрая и немолодая. Не скажу, что жалею, но понимаю.
– Вы – добрая! – возмутилась Айрис. – Селина говорила… И я сама вижу, и вы красивая! Эйвон в вас влюбился и правильно сделал, только он старый совсем!
Она тоже не молоденькая, но услышать, что ты – мать, а не мармалюка, приятно. Не меньше чем узнать, что ты в свои за сорок слишком молода для графа. Ну а про Эйвона не заметим, сейчас он не нужен.
– Послушай, что я тебе скажу. – Может, и поймет; не сейчас, так потом, ожегшись. – Твоя матушка с детства была обручена с одним человеком. Не знаю, любила она или нет, но женихом его считала. А потом ей сказали, что он встречается в столице с… с не очень хорошей женщиной.
– Он ее любил? – деловито уточнила невеста герцога Эпинэ. – Ту, с которой встречался?
– Вряд ли, – Луиза решила быть честной, – он просто… проводил с ней время.
– Ну и что? – взмахнула ресницами Айрис. – Монсеньор тоже встречался. У него даже бастарды есть, он же мужчина.
– Кто тебе сказал? – Вот и бери на себя заботу о распускающемся цветке, а это не цветок, а готовое яблочко. Славное такое, наливное, с червячками.
– Если мужчина спит с женщиной, – объяснила девица Окделл, – у них бывают бастарды, и в этом нет ничего страшного. То есть для мужчины нет. Хорошо, что новым королем будет сын Монсеньора. Фердинанда никто не слушал. Мне его жалко, не хочу, чтоб его убили.
Фердинанда Оллара жаль, собственную мать – нет, вот и решай, кто здесь мармалюка.
– Я тоже не хочу, – не покривила душой госпожа Арамона. Несчастный Оллар заслуживал выволочки, но не смерти. Айрис радостно улыбнулась:
– Сэль говорит, вы не верили, что я предала Монсеньора.
– Не верила, – подтвердила Луиза, – и сейчас не верю.
– Ну вот видите, – непонятно чему обрадовалась заговорщица, – а все остальные поверили. Даже Сэль.
– Селина не умеет врать, – сказала полуправду Луиза, – и не понимает, когда врут другие.
И еще дочка влюблена в того же синеокого красавца, что и ты, только без надежды.
Айрис оперлась рукой о подбородок.
– Хотите, я расскажу, как мы встретились с Монсеньором?
– Герцог Алва сказал, что ты приехала к брату. Когда просил меня переехать в его дом.
– Он сразу в меня влюбился, – мяукнула Айрис, – только я не понимаю, почему… Я думала, он меня прогонит, с ним один кавалер был, кудрявый, в бантах. Вот ему я точно не понравилась, а Монсеньор… Я хочу, чтоб у моих детей были синие глаза.
– Серые тоже неплохо. Айрис, когда мы отсюда уедем, ты будешь красить ресницы и брови.
– Хорошо, – влюбленной дурехе было не до краски. – Понимаете, он сначала просто хотел жениться. Для наследника и вообще… Дикон ему сказал про меня, а Окделл лучше, чем Манрик или Придд… Рыцари часто женились на сестрах оруженосцев. Монсеньор купил Бьянко и прислал в Надор Дикона, а этот гаденыш…
– Вы еще помиритесь.
– Никогда, – тряхнула головой сестрица, – и Монсеньору не дам! Дикон все предал, понимаете, все! Расселся в доме Монсеньора, как… как стервятник, и совал мне женихов и приданое… Бархат и рубины… Клещ собачий! Когда домой приехал, на нем ни одной надорской нитки не было! Баловника отослал, потому что у него теперь мориска – Монсеньор подарил…
Монсеньор дарил, а он глотал, кукушонок несчастный, а потом… Все забыл, в своего Таракана вцепился! Повелитель Скал! Тварь
