4 октября я вместе с Хлебниковым и Папивиным побывал в 5-й гвардейской танковой армии. Приехали к генералу В. Т. Вольскому рано, но он успел уже посетить до завтрака штаб ближайшего своего корпуса. Василий Тимофеевич пригласил нас позавтракать. За столом собрались все его заместители. Хотя я и не любил обсуждать дела в такой обстановке, нить беседы все время вилась вокруг завтрашнего наступления. Я сказал, что от танковой армии зависит, насколько быстро захлопнем мы группу армий «Север» в ловушку.
— И захлопнем, товарищ командующий! — уверенно воскликнул заместитель Вольского генерал-лейтенант Д. И. Заев. — Зевать не будем. Танкисты не подведут. Правильно я говорю, Василий Тимофеевич?
— Так оно и будет, — с не меньшей уверенностью подтвердил Вольский. Задачу мы выполним в срок. Я еще никогда так не был уверен в успехе, как сейчас.
Мне определенно нравилось такое настроение.
…Наступило утро 5 октября. Оно было по-осеннему хмурым. В 10 часов мы прибыли на наблюдательный пункт, оборудованный в полутора километрах от переднего края. Серые сплошные облака, казалось, цеплялись за крыши домов и буквально источали влагу на раскисшую уже землю. Местами сплошной туман. Видимость мизерная.
Лица моих ближайших соратников стали мрачнее висевших над нами туч.
— Ну и погодка! — не выдержал Хлебников. — Моим артиллеристам словно повязку на глаза надели.
— Да… — вздохнул Папивин. — При такой погодке даже штурмовика не выпустишь.
Я молча слушал реплики, отлично понимая, что они являются косвенными намеками на необходимость отложить начало операции: как же наступать без артиллерии и авиации!
Однако трудно было смириться с этой мыслью. Ведь каждые сутки промедления — это выигрыш для врага, так как у нас не было уверенности, что он еще не обнаружил передвижений огромной массы войск. Основания для тревоги уже были: разведывательные самолеты 4 октября отмечали возросшую интенсивность движения на дорогах, ведущих от Риги на юго-запад.
Посоветовавшись с Д. С. Леоновым и В. В. Курасовым, я решил начать наступление, как только улучшится видимость. Доложили об этом А. М. Василевскому. Он согласился с нами.
На наше счастье, к 11 часам подул легкий ветерок и разогнал туман. Облака, словно избавившись от избытка влаги, поднялись выше. Условия для действий артиллерии и авиации немного улучшились.
Заметив нетерпеливые взгляды генерала Курасова, я приказал ему подать сигнал «Начать бой передовыми батальонами!».
И в 11 часов 10 минут земля под нами вздрогнула от залпа реактивных установок и орудий, а над головами с глухим рокотом пронеслись снаряды. Тяжелые реактивные снаряды даже можно было наблюдать в полете. Двадцать минут нарастающего гула… Какая приятная для слуха «музыка»! Внимательно смотрю на часы. Вот минутная стрелка прошла цифру «30» — и раскаты артил-лерийско-минометной канонады еще более усилились.
— Пошли вперед! — воскликнул Курасов. Потянулись томительные минуты, хотелось поскорее узнать результаты атаки.
Первым доложил генерал И. М. Чистяков:
— Внезапность, товарищ «первый»! Полная внезапность. Разведывательные отряды форсировали Венту и очистили первую позицию. Заняты Рудышки, Крокли, Чуйки. Ввожу главные силы без дополнительной артподготовки…
Успех несомненный! Об этом же свидетельствовал и доклад А. П. Белобородова. П. Г. Чанчибадзе, как обычно, не торопился докладывать. Он любил выждать, чтобы обрести полную уверенность в успехе. Не выдержав, я приказал соединить меня с ним.
— Ну, что молчишь? — спросил я, как только в трубке послышался знакомый хрипловатый голос. — А Чистяков с Белобородовым уже главные силы вводят…
— А у нас тоже, товарищ «первый», все в ажуре: разведывательные отряды уже за рекой выкуривают зверя из берлоги… Мы тоже вводим главные силы.
Я подумал: «Как уверенно начинает свою вторую армейскую наступательную операцию Порфирий Георгиевич! Как он вырос за каких-нибудь два с половиной месяца!» Успех в Шяуляйской операции окрылил его, а августовские бои укрепили его увередиость в своих способностях. Голос командарма звучал спокойно. Он докладывал не торопясь, словно излагая ход учений, где все заранее предусмотрено.
Меня особенно радовало то обстоятельство, чте мы настолько хорошо и скрытно подготовили войска фронта к наступлению, настолько умело и неожиданно ввели в бой усиленные передовые батальоны стрелковых дивизий, что создались весьма благоприятные условия для перехода главных сил 6-й гвардейской, 43-й и 2-й гвардейской армий в наступление с ходу без предварительного проведения намеченной планом операции мощной артиллерийско-авиационной подготовки с расходованием огромного количества боеприпасов и ресурсов.
Разведывательные отряды 6-й гвардейской а 43-й apмий, воспользовавшись имевшимися переправами, а также вплавь стремительно форсировали реку Вента и ворвались в траншеи. Начался изнурительный рукопашный бой. Фашистов пришлось выбивать из каждой норы.
Остроумную мистификацию применил командующий 43-й армией. Главный удар армия наносила на правом фланге, но, чтобы противник не догадался об этом, на левом фланге, на участке 70-й стрелковой дивизий; была организована мощная дымовая завеса на широком фронте, а под ее прикрытием был устроен такой «тарарам», чтобы фашисты подумали, что тут наступает по меньшей мере корпус. Так оно и получилось. Если на правом фланге отдельные батальоны тихо и незаметно врывались в расположение врага, то на левом фланге армии стоял, как говорят, дым коромыслам и поднялась страшная шумиха. Перепуганные подразделения 551-й пехотной дивизии и 1561-го полевого запасного батальона немцев, окопавшиеся на этом направлении, в панике бежали от двух стрелковых рот 68-го стрелкового полка подполковника Н. М. Джижикова, которые беспрепятственно ворвались в местечко Кужи. Как потом выяснилось, введенный в заблуждение командир 40-го немецкого танкового корпуса двинул свои резервы на это ложное направление.
Фашистские командиры предпринимали стихийные, но ожесточенные контратаки. Наступавшие отражали их спокойно и уверенно.
На южном направлении с такой же уверенностью прокладывали себе путь к Восточной Пруссии воины 2-й гвардейской армии и 1-го танкового корпуса.
Разведывательные отряды внезапно форсировали реку Дубисса и в ходе ожесточенной схватки отбросили фашистов на запад от 2 до 4 километров. Особенно стремительными были действия усиленного батальона 156-го стрелкового полка 16-й Литовской стрелковой дивизии. Коммунисты и комсомольцы во главе с комбатом капитаном Беланом первыми ворвались на вражеские позиции и увлекли за собой все подразделение. Используя их успех, командир дивизии полковник А. Урбшас двинул свои главные силы. Вперед в направлении на Кельме вырвался 249-й стрелковый полк под командованием полковковника Федора Константиновича Лысенко. Блестяще действовали и разведывательные батальоны дивизий 11-го и 13-го гвардейских стрелковых корпусов. В батальоне 2-й гвардейской стрелковой дивизии особенно отличился в начале атаки восемнадцатилетний комсомолец Михаил Епишкин. Когда с находившейся на пути атакующих высоты обрушился губительный огонь, Михаил с группой таких же юных бойцов, как и он сам, пробрался к ней с тыла. В короткой схватке смельчаки забросали фашистов гранатами и подняли над высотой красное знамя. Развевавшееся на ветру алое полотнище звало бойцов 1-го гвардейского стрелкового полка вперед. И командир полка майор Гавриш повел их дальше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
