— Аффект навязчивого состояния, — сказал за моей спиной Берринсон. — Довольно распространенный случай. Долгое лечение. Если бы этот человек сразу попал в мои руки…
— А потом арестовали другого человека, которого и судили за убийство, — напомнил я.
— Да? — вяло удивился Нордхилл. Похоже было, что он действительно не знал ничего ни об аресте Баскетта, ни о суде, ни об оправдательном приговоре.
— Дух Шеридана не говорил вам об этом? — неожиданно вмешался Каррингтон. Ирония, прозвучавшая в его голосе, показалась мне неуместной, но, к счастью, Нордхилл не обратил на это внимания.
— Нет, — сказал он, — не говорил. Я не мог его спрашивать, он слышал только те ответы, что я мог дать на его вопросы. А сам говорил лишь то, что считал нужным.
— Он сказал, что с ним произошло? — спросил я. — Ведь если это был дух…
— Его убили, — сказал Нордхилл. — Не спрашивайте меня как — я не знаю.
— Вы не говорили об этом раньше, — заметил Каррингтон.
— Меня не спрашивали, — огрызнулся Нордхилл. — А если бы я сказал, что мне открылся дух, — мне поверили бы? Меня и без того упекли в бедлам…
— И вы сделали все от вас зависящее, чтобы вас упекли именно в этот бедлам, а не в какой-нибудь другой, — не удержался от замечания Каррингтон.
— Господа, — вмешался в разговор доктор, — полагаю, нам нужно прервать допрос. Я предупреждал…
Похоже, это действительно было так: голова юноши поникла, тело расслабилось, и он непременно упал бы, если бы санитар, наблюдавший за несчастным, не подхватил Нордхилла и не опустил на пол, прислонив к стене. Альберт еще не совсем отключился от реальности, но члены его ослабли, тело было похоже на куль с мукой, такой же тяжелый и неповоротливый. Сознание уходило из его глаз, и мне почему-то показалось, что взгляд Нордхилла отразил смертную тоску и какой-то мучительный процесс, происходивший в его мозгу на наших глазах. Будто он понимал, что уходит, и почему-то вообразил, что уходит навсегда, жизнь вытекала из него, вся жизнь, а не только сознание, медленно отбираемое лекарством.
— Пойдемте, господа, — решительно сказал Берринсон. — Альберт будет спать не меньше суток, лекарство, как видите, начало действовать.
— Не уходите, господа, — послышался низкий решительный голос, и все мы огляделись в поисках источника звука.
— Не уходите, разговор наш только начинается, — сказал голос, и я с ужасом, какого не испытывал много лет, понял, что говорит Нордхилл. Точнее, что-то говорило, пользуясь телом этого человека. Нордхилл, безусловно, спал — нет, пожалуй, находился в том пограничном состоянии между явью и глубоким лечебным сном, когда мозг уже не в состоянии реагировать на реальность и погружается в себя, будто в глубину не освещенного солнечным светом океана, где плавают чудища памяти, пытающиеся подать собственный голос.
— Что? Кто? — сказал Каррингтон, а доктор быстро подошел к Нордхиллу и, приподняв ему полузакрытые веки, заглянул в глаза. Не знаю, что Берринсон увидел в этом погасшем взгляде, какое видение явилось ему, но доктор неожиданно сделал шаг назад, натолкнулся на вставшего со своего места инспектора, и оба они едва не упали, с трудом удержавшись на ногах.
— Я вызываю вас, я хочу говорить с вами, я хочу спросить вас, — мрачный низкий голос заполнил пространство комнаты, он не отражался от стен, а застревал в них, звук повисал на сером войлочном покрытии черными неровными письменами, и каждое сказанное слово будто застывало навеки, как надпись на кладбищенском памятнике. Это было странное ощущение и странная, никогда прежде меня не посещавшая зрительная иллюзия.
— Альберт, — сказал доктор, склонившись над пациентом, — вы слышите меня?
— Я вызываю, — продолжал голос. Говорил, вне всякого сомнения, Нордхилл, я видел, как шевелились его губы, как напряглась его гортань, как побелели костяшки пальцев, когда он сцепил ладони намертво, будто замком заперев себя в пространстве, откуда что-то говорило с нами и чего-то от нас требовало.
Первым моим желанием было бежать от этого голоса, из этой мрачной комнаты. Ноги сами понесли меня к двери, но я взял себя в руки — никто, кроме меня, не понимал и не мог понять происходившего. Ан… Черт возьми, разве я не ожидал если не чего-то подобного, то какого-то иного знака, разве я не делал все от меня зависевшее, чтобы этот знак был подан’ И теперь разве мог я оказаться слабым, разве мог позволить естественному человеческому страху перед неведомым овладеть мной? Разве я мог упустить единственный представившийся мне случай узнать наконец правду о том мире, куда мы все попадем в конце жизненного пути?
И разгадать тайну гибели бедной Эммы.
Я повернулся, подошел к Нордхиллу, отодвинул в сторону доктора (ничего не понявший Берринсон посмотрел на меня с удивлением и попытался ухватить за локоть, но я отбросил его руку) и опустился на колени. Альберт смотрел на меня чужим взглядом, у него даже цвет глаз изменился — вместо карих радужки стали ярко-голубыми, как небо в летний полдень. Из глубины сознания Нордхилла на меня смотрел другой человек, и это его голос мы слышали — Альберт, вне всякого сомнения, вошел в медиумическое состояние, и помогло ему в этом скорее всего назначенное доктором лекарство.
— Спрашивайте, — сказал я. — Я готов отвечать.
— Это дух сэра Артура Конан Дойла? — произнес гулкий бас.
— Да, — сказал я и услышал, как за моей спиной громко фыркнул инспектор Филмер.
— И дух старшего инспектора Каррингтона тоже здесь?
— Да, — повторил я и услышал на этот раз протестующий возглас бывшего полицейского. Я не стал оборачиваться, только махнул рукой, чтобы мне не мешали.
— Скажи, дух, знаком ли ты в своем мире с женщиной по имени Эмилия Кларсон?
— Да.
— Я вызываю ее. Она не приходит. Почему?
— Она мертва, — сказал я. — Если бы ты вызвал ее вчера, она могла бы тебе ответить. Почему ты не вызывал ее?
— Мертва, — повторил голос, не собираясь, похоже, отвечать на мой вопрос. — Как это произошло?
— Ее убили, — коротко отозвался я.
— Как? — настаивал дух.
— Ее ударили по голове.
— Чем? Была ли это бейсбольная бита?
Бита? Я обернулся и посмотрел на инспектора, следившего за моей странной беседой с видом скорее безумным, нежели внимательным. Я не стал повторять вопроса, Фил-мер прекрасно его слышал.
— Да, пожалуй, — пробормотал он. — Очень похоже. Ко откуда…
— Да, — повторил я, и дух немедленно задал новый вопрос:
— Орудие преступления обнаружили?
— Нет, — сказал я. — Оно исчезло.
— Так, — произнес дух с непонятным удовлетворением. — Это мы выяснили.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
