Лидия Тимашук стала народной героиней номер один, оттеснив Зою Космодемьянскую и Павлика Морозова. Малый народ очередной раз был оболган, большой народ очередной раз был обманут. Евреев изгоняли из учреждений и предприятий, над ними измывались в коммуналках, их избивали на улицах, в школах, выкидывали из электричек: все это — в порыве благородного негодования, ибо лучшей участи наймиты «Джойнта» не заслуживали.
Просить защиты было не у кого, пощады — бесполезно. Можно только вообразить, до какого уровня была бы доведена вакханалия издевательств и насилия, если бы процесс над «врачами-убийцами» состоялся по всем законам жанра, созданного кремлевским драматургом: с «признаниями» подсудимых, в деталях рассказывающих о своих леденящих кровь злодеяниях; с допросами «свидетелей» типа той же Тимашук; с очными ставками, громовыми речами прокурора, лепетом опереточных защитников, митингами на предприятиях, с единогласными резолюциями: раздавить гадину, расстрелять как бешеных собак. Шквал издевательств и убийств мог бы вздыбиться так высоко, что евреям только бы и оставалось — молить партию и правительство о поголовной отправке в Сибирь: долбить вечную мерзлоту все же лучше, чем быть разорванными озверелой толпой.
О предстоявшей депортации ходили упорные слухи, обрастая подробностями, причем говорили, что инициатива будет исходить от самих евреев. Шептались о списках, составляемых по домоуправлениям, о бараках, что строятся в каких-то гиблых местах Крайнего Севера, об эшелонах порожняка, подгоняемых к Москве, о письме «видных евреев» с просьбой о высылке всего малого народа для искупления вины и спасения от праведного гнева большого народа.
Стояли ли за этими слухами реальные планы власти, и если да, то как далеко зашла подготовка?
Достоверно известно, что письмо в «Правду» от имени многих видных евреев было составлено, и подписи под ним собирались. Известны имена евреев в ливреях, которые все это организовывали. Это официозный историк академик И. И. Минц, сделавший карьеру на возвеличивании революционных заслуг Сталина. Это партийный функционер М. Маринин (Я. С. Хавинсон) — многолетний директор ТАСС, а затем главный редактор журнала «Мировая экономика и международные отношения». Д. Заславский, член редколлегии и фельетонист «Правды», столь лихо разоблачавший «врагов народа», что сумел заслужить особое расположение Сталина — вопреки бундовско-меньшевистскому прошлому. Возможно также участие академика-философа Б. Митина, отличившегося в свое время обоснованием философской значимости трудов Сталина, а также передовой мичуринской биологии. В числе тех, кто не выдержал «обработки» и поставил свою подпись — писатели Василий Гроссман, Самуил Маршак, Павел Антокольский, Маргарита Алигер, музыканты Давид Ойстрах, Матвей Блантер, Эмиль Гилельс, дирижер Большого театра Самуил Самосуд, ряд крупных ученых, авиаконструктор Семен Лавочкин, дважды герой войны генерал Д. Драгунский и многие другие. Нашли в себе мужество отказаться или уклониться писатель Вениамин Каверин, поэт-песенник Евгений Долматовский, певец Марк Рейзен, чемпион мира по шахматам Михаил Ботвинник, герой войны генерал Яков Крейзер… Илья Эренбург письма не подписал, но обратился к Сталину за «советом», выразив готовность поставить свою подпись, если вождь посчитает это нужным. Попутно Эренбург высказал сомнения относительно некоторых формулировок письма и даже самой идеи «коллективного выступления… людей, которых объединяет только происхождение». Он играл с огнем, так как не мог не понимать, что затея исходила от самого Сталина или была им одобрена.
А. Ваксберг считает, что письмо И. Эренбурга Сталину, «несправедливо, даже… постыдно недооцениваемое», сыграло судьбоносную роль, притормозив ход событий, а затем «вмешалась Божья воля»,[830] то есть Сталин внезапно умер, и поэтому депортация не состоялась. С этим можно было бы согласиться, если бы подготовка депортации подтверждалась надежными документами. Однако в письме в «Правду» — в том варианте, в каком оно известно, ни слова не говорится о депортации евреев для их спасения от справедливого гнева и искупления их коллективной вины. Версия письма, в которой говорится о депортации, тоже опубликована, но — в фантастической повести В. П. Ерашова, так что является плодом воображения писателя.[831]
Считается, что первоначальный вариант письма в «Правду» не сохранился или пока не найден, а известен сильно смягченный текст. Если так, то все-таки вряд ли первоначальный смысл документа мог превратиться в свою противоположность. В известном же тексте подчеркивается: «русский народ понимает, что громадное большинство еврейского населения СССР является другом русского народа»; «никакими ухищрениями врагам не удастся подорвать доверие еврейского народа к русскому народу, не удастся рассорить нас с великим русским народом».[832] То есть цель письма — заклеймить «врачей-убийц» и продемонстрировать лояльность советского «малого народа» советскому «старшему брату». Не такое обращение «видных евреев» могло бы служить оправданием или поводом для депортации народа.
В книге А. Ваксберга сведено большинство известных свидетельств в пользу того, что депортация готовилась. В их числе свидетельства дочери Сталина Светланы Аллилуевой, высших партийных функционеров того времени Булганина, Пономаренко, Микояна, академика Е. Тарле, писателей Вениамина Каверина, Семена Липкина; следователя по особо важным делам Льва Шейнина. Правда, Шейнин в разгар событий сидел в тюрьме, но позднее «восстановил старые связи с крупными чинами госбезопасности и прокуратуры, которые имели касательство к проведению операции». Приводится также свидетельство профессора Аркадия Полторака, который в узком кругу, в присутствии автора, «подтвердил и составление списков, и постройку бараков, и готовность товарных эшелонов отправиться в путь». Полторак дополнил «свидетельство Шейнина такой деталью: на домашние сборы каждому давалось не более двух часов, с собой можно было взять только один чемодан или узел, а всех, кто не выдержит трудностей пути — без еды, без тепла, — предписывалось сбрасывать на ходу, когда поезд будет идти вдоль безлюдных полей или лесов, на тридцатиградусный сибирский мороз». Крупный разведчик Б. М. Афанасьев (Атанасов), «старый болгарский революционер, ставший советским шпионом-убийцей», рассказал автору книги, что «на депортацию всех московских евреев Сталин отвел три дня». Есть в книге и свидетельство партаппаратчика Н. Полякова о том, что была создана комиссия по депортации евреев, главой ее был М. А. Суслов, а сам Поляков — секретарем.[833]
Многие из тех же свидетельств, а также свое «глубочайшее убеждение, что Сталин депортацию готовил», неоднократно высказывал историк Я. Я. Этингер — приемный сын одного из «врачей-убийц» Я. Г. Этингера, замученного тюремщиками во время следствия.[834] А еще раньше — их приводил номенклатурный журналист З. С. Шейнис.
Если судить по автобиографической книге Шейниса, то он всю жизнь подвергался гонениям, но при этом был вхож в самые высокие кабинеты — в Кремле, в ЦК, в МИДе, в НКВД. Похоже, что в книге Шейниса подлинные сведения перемешаны с сомнительными и даже выдуманными ради красного словца.[835] Как показал Г. Костырченко, некоторые «факты», приводимые З. С. Шейнисом как лично ему известные, заимствованы из той же фантастической повести В. П. Ерашова.
Когда сопоставляешь друг с другом свидетельства о готовившейся депортации, то наталкиваешься на значительные противоречия. Чем больше подробностей, тем более они несовместимы с другими подробностями. И почти всегда ускользают первоисточники сообщаемых сведений: люди передавали то, что слышали от других.
На вопрос интервьюера: «Как могло оказаться, что не осталось никаких физических следов (документы, бараки и т. п.) подготовки такого масштабного мероприятия, как поголовная депортация евреев в 1953 году», — А. Ваксберг ответил: «Я полагаю, что никакого решения о депортации (решения в юридическом смысле этого слова) принято еще не было, существовал лишь сталинский замысел, и вождь успел провести только предварительные зондажи».[836]
Но если так, то большинство «свидетельств» в пользу реальности планов депортации, приводимых А. Ваксбергом, неизбежно переходят в разряд малодостоверных слухов. Ведь если замысел еще не начал реализовываться, то не могло быть создано Комиссии по депортации во главе с Сусловым (и никаких документальных следов ее деятельности или хотя бы формирования не найдено); распоряжения о составлении списков по домоуправлениям тоже не могло быть дано (и ни одного списка не найдено), а уж такие подробности исполнения, как «два часа на сборы», крушения поездов, трупы, выбрасываемые на мороз, — если и могли бродить в мозгу вождя, то никому не могли быть известны.
