— Ты настолько не уверен в том, что я способна правильно поступать?
Мод отвернулась и пошла по коридору к лестнице. Несмотря на теплый день, она дрожала, как от предчувствия беды. Как же ее страшила предстоящая встреча с кузиной!
* * *
Мод вошла в богато убранную комнату, ранее принадлежавшую обеим королевам — Аликс и Матильде. Она отпустила фрейлин, сняла вуаль, пригладила непокорные пряди каштановых волос и, взяв с маленького дубового столика серебряное зеркало, окинула себя беглым взглядом. Найдет ли Матильда, что она постарела? Лицо постаревшим не выглядело, но в нем появилась жесткость, которой прежде не было. И она слишком бледна… Матильда наверняка заметит это. Мод ущипнула себя за щеки, чтобы вызвать румянец.
Как приветствовать кузину — сидя или стоя? Мод села в кресло, потом решила, что лучше стоять. Она несколько выше Матильды, и в таком положении у нее будет преимущество. Что с ней происходит? Просто смешно так волноваться!
В дверь громко постучали, и в комнату вошел епископ Анри Винчестерский.
— Я ожидаю Матильду, — сказала Мод. — И сейчас не могу уделить вам внимания.
— Я просто зашел поинтересоваться: не хотите ли вы, чтобы я присутствовал на вашей встрече? Кроме всего, Матильда — моя невестка, и я хорошо знаком с ее манерами.
— Очень любезно с вашей стороны, но она хочет поговорить со мной наедине.
Епископ постоял в нерешительности, затем кивнул.
— Хорошо. Вы знаете, что приехали священники из Дурхэма?
— Да.
Прежде чем епископ Анри смог опять заговорить, на проход в дверях упала тень.
— Графиня Булонская! — поспешно объявила одна из фрейлин Мод и стремительно удалилась прочь.
Матильда вошла в комнату и остановилась в удивлении, увидев Анри.
— Ваша светлость… — прошептала она нерешительно.
— Благослови вас Господь. Вы хорошо выглядите, мадам, — сказал он, наклоняя голову, и удалился из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.
* * *
Беспокойство Мод нарастало, ею овладели тревога и неуверенность.
— Вы сядете? — спросила она Матильду, предлагая ей кресло.
— Я всегда любила эту комнату, — невпопад отозвалась Матильда и, аккуратно расправив юбки, села в кресло. В одной руке она сжимала свиток пергамента.
Почувствовав, что продолжать стоять нелепо, Мод порывисто села на расшитую скамью напротив Матильды, положив руки перед собой и крепко сжав их, чтобы унять дрожь. Жена Стефана была в одеждах белых и небесно-голубых цветов, которые предпочитала всегда, — цвета одежд Богоматери. Бледное лицо обрамлял белый платок.
Мод не могла придумать, как начать разговор, и молчание, подобное тугой тетиве, натянулось между ними. Вскоре это стало раздражать ее.
— Что вы хотели мне сказать? — спросила она наконец.
Матильда несколько раз сглотнула, стиснула серебряные четки, висевшие на шее, и суставы ее пальцев побелели. Казалось, что она не в состоянии говорить. Сердце Мод потянулось к ней. Бедная женщина пришла умолять свою победоносную кузину о благосклонности, и это оказалось труднее, чем она предполагала. «Я чувствовала бы себя точно так же», — подумала Мод.
— Ну, смелее, — сказала она ободряюще. — Я не откушу вам голову. Чего вы хотите от меня?
— Пожалуйста, освободите моего мужа! — Слова вырвались у Матильды стремительно, и она протянула ей пергамент. — Здесь подписи многих дворян и простых горожан, присоединившихся к моей просьбе.
Мод сжала губы. Следовало догадаться, что произойдет нечто подобное этому.
— Вы знаете, что это невозможно.
— Я прошу вас, кузина, — прошептала Матильда. — Я умоляю вас освободить его.
— В том, что Стефан находится в заключении, он может винить только самого себя. Он нарушил свою клятву и захватил мой трон. Вас всегда считали благородной женщиной, Матильда. Как по-вашему, благороден ли его поступок?
Матильда быстро опустила глаза, но Мод успела заметить промелькнувшее в нем виноватое выражение. Жена Стефана достаточно хорошо понимала, что ее муж изменник, но слепая преданность не позволяла ей согласиться с этим.
Мод встала.
— Я предлагала Стефану свободу, если он откажется от всех притязаний на трон, поклянется, что я являюсь законной наследницей, и признает свои действия неправомерными.
Матильда слабо улыбнулась.
— Конечно же, он отказался.
— Да, и больше об этом не стоит говорить. Это все, о чем вы хотели попросить?
— Нет. — Матильда подняла голову. — Ради моих детей я прошу, чтобы им оставили владения Стефана: его поместье в Ланкастере и имения в Нормандии. Ваш отец подарил их Стефану перед тем… перед тем, как он приобрел трон.
— Стефан — один из богатейших землевладельцев по обе стороны пролива. Все, что он имеет, конфискуется в пользу королевства, тем более что я очень нуждаюсь в его богатстве. Вы должны знать, в каком плачевном состоянии ваш муж оставил казну.
Мод ожидала ответа. Но Матильда молчала, и она продолжила:
— Вы останетесь графиней Булонской, и в вашем распоряжении — годовой доход от этого прибыльного порта. Так что ваши дети не станут попрошайничать на улицах. Я сожалею, что больше ничем не могу помочь вам.
— Вы можете, вы можете! — закричала Матильда, и голос ее сорвался. — Ах, если бы у вас было сердце, как у нормальной женщины!
Мод почувствовала, как напряглось ее тело. Раздраженный ответ готов был сорваться с кончика языка, но она заставила себя сдержаться.
— Когда Стефан конфисковал все земли и замки Роберта, кроме Бристоля, вы умоляли его сохранить сыновьям Роберта их родовые имения? — спросила Мод. — Вы считались с наследием моего сына, заключая сделку с королем Франции, чтобы Эвстейк стал герцогом Нормандским? Как вы думаете, что сделал бы в подобном случае мой отец? Или мой дед?
Матильда молча глядела на нее умоляющим взглядом. В выцветших голубых глазах блестели слезы. Дрожащими руками она закрыла лицо.
— Хоть что-нибудь вызывает в вас сострадание?
— У меня вызывают сострадание, дорогая кузина, сожженные города, разоренные деревни и умирающие от голода люди! — Несмотря на усилия Мод сохранить спокойствие, голос ее задрожал от еле сдерживаемого гнева. — Меня наполняют ужасом дороги, разрушенные настолько, что по ним рискованно ездить; то, что подлецы и негодяи, которые безнаказанно бродят повсюду, захватывают и пытают невинных людей. Вы удовлетворены моим ответом?
— Во всех этих безобразиях больше вашей вины, чем Стефана! — закричала Матильда. — Такого не было, пока вы не приплыли в Англию. — Она молитвенно сложила руки. — Если вы отпустите моего мужа, он станет монахом, отправится паломником в Святую землю и никогда не возвратится. Я клянусь в этом!
