Л. Пщоловска пишет в статье, что как хорош у Пушкина «Будрыс», так плох «Воевода». «Оттого, что короткий стих принижает содержание?» – «Нет, он слишком пожалел даму и перекосил картину. И вообще называет ее панна». – «А он, вероятно, и не знал разницы между
панна и
пани». – «Никогда не думала!»
Параллель Митрополит Филарет белорусский (внешность отца Варлаама) был сыном левого художника, а сам до семинарии закончил музыкальную школу по контрабасу. Собирался ввести на филфаке Минского университета параллельно с курсом литературы XIX века курс «Христианство в русской литературе». Ему возразили: даже при коммунистах не назначали параллельного курса «Пролетарская история русской литературы».
«Паровоз» назывался самый солидный литературный журнал в Исландии, потому что железных дорог там нет.
Парогон «Дым и пламя, визг и клокот, / Флейты свист, волторны рокот, / Полночь, темень и мороз – / Гордо, шумно парогоны / Мчит могучий паровоз» (Н. Сушков. Ночь на железной дороге, 29 генваря 1852). Ср.: «Увы! как бедный пешегонец, / От вас, по сердцу мне родных, / Скачу, скачу на почтовых / В какой-то городок Олонец» (Ф. Глинка в «Рус. старине» 1889 года).
Пароход Слово было изобретено адм. Рикордом по заказу Греча.
Пародия Тютчевское «Умом Россию…» я воспринимал как пародию, а сочувствие Платонова его подлиповскому социализму – всерьез; говорят, это тоже неправильно.
Патриотизм Когда шли на Куликово поле, то знали ли, против кого идут? Конечно, попы из отдела пропаганды успели объяснить, что на агарян и басурман. Но как их представляли? Татар видели только проездами; даже налоги на татар собирали вряд ли с объяснениями; а татарские набеги дальше Рязани редко шли.
«Патриотизм XIX века – это обожествление географической карты» (J. Harmand). Мы потеряли такое чувство, как ощущение рода, приобрели такое, как патриотизм, и еще хотим понимать античность.
Педагог Горький писал сыну: «нет злых людей, есть только обозленные» (за эту фразу многое можно ему простить); в первую очередь это относится к учителям.
Перевод Когда перевод старается быть прежде всего хорошими стихами, то когда-нибудь они перестанут быть хорошими; когда не старается – есть надежда, что когда-нибудь они станут хорошими. Это работа на вырост. «Ты старомоден – вот расплата / За то, что в моде был когда-то», – написал Маршак, в оригинальных стихах смолоду боявшийся быть модным, а в переводах уже предательски старомодный.
Белый лист, у него твой голос
Твой
А не тот который ты любишь
Й. Сеферис
Перевод Рассказывал Ю. Александров: Хрущев ехал в дружеский Афганистан, Александрову и Адалис велели срочно издать антологию афганской поэзии! «А подстрочники?» – «Сами сочините». Сделали и выпустили за две недели, Хрущев вручил, китайцы спешно перевели на китайский, афганцы перевели с китайского – все были довольны.
Перевод (напр., поэзии в прозу при интерпретации). Для понимания предмета нужно его переводить на какой-то другой язык. Трудность современной русской философии в том, что она потеряла свой марксистский язык (с помощью нецентральных его понятий, вроде «отчуждения» или «превращения формы», она хорошо управлялась и во времена застоя: вольнее, чем филология), а получила лишь язык русских религиозных мыслителей да хаотически наплывающие языки самоописаний современной западной философии. С. Д. Серебряному кто-то сказал: «При советской власти писать было легче, потому что тогда маразм был системный, а теперь нет».
Перевод «Бесы» Цветаевой оказались недостаточно французскими? Скорее недостаточно пушкинскими: с ее-то бальмонтовской щедростью аллитераций и проч.
Перевод Фет: дословный перевод – это «ковер, по которому в новый язык вкатывается триумфальная колесница оригинала».
Перевод Собственно, Пастернак был идеальным воплотителем того советского отношения к переводу, которое сформулировал И. Кашкин: переводить нужно не текст, а действительность за текстом («не слова, а мысли и сцены», – выражался Пастернак).
Перевод – это не только когда звуки своего языка подбираются на смыслы чужого языка, а и наоборот: как Кирсанов ставит эпиграф «Les sanglots longs Des violons De l’automne» к своим стихам «Лес окрылен, / веером – клен. / Дело в том, / что носится стон / в лесу густом, / золотом… / Это – сентябрь, / вихри взвинтя, / бросился в дебрь, – / то злобен, то добр / лиственных домбр / осенний тембр…» и т. д. Так, говорят, переводили модные английские песенки для незнающих языка (ср. указания Набокова английским читателям о произношении русских имен); так приходится переводить для кино или для вокала, с учетом открывающегося и закрывающегося рта. В кино это также перевод с интонации на интонацию – с игрой контраста между ровной громкой русской и еле слышимой эмоциональной подлинника. Собственно, бывает и перевод, где смыслы своего языка подбираются даже не на звуки, а на ритмы оригинала: таковы песни «на голос такой-то» или эвфемистические переводы с матерного языка, как в известном описании фейерверка: «Сначала – ни черта! потом – эх, черт побери! потом опять – ни черта! потом опять – эх, черт побери!» («Вы, наверно, на меня уже хориямбами ругаетесь», – писал Аксенов Боброву, РГАЛИ.) Наконец, о подборе с опорой на графику чужого языка см. I, Интуиция, пример «хрен жили русы». Когда нужно было на машинке напечатать латинское или греческое слово среди русских, то Аверинцев печатал, скажем, :опогап::а, а потом обводил чернилами так, что получалось ignorantia.
Переводы бывали полезны как школа лексики, но сейчас скорее как школа синтаксиса. «Взять бы „Декамерон“ Любимова и вернуть его к синтаксису Веселовского!» – вспоминал С. Аверинцев гоголевскую невесту.
Я подстрочник,
Я прозрачник —
Между словом и делом,
Между человеком и человеком.
Я довесок к порции нужного,
Ложка меда в дегте или дегтя в меду,
Муть в стекле,
Шум в слухе.
Чем меньше меня, тем лучше.
Я посредник —
Чтобы кто-то понял другого,
Чтобы кто-то понял сам себя.
Поэт, подстрочник, переводчик, читатель,
А читатель, может быть, сам поэт —
И сначала, и по кругу:
Мир играет в испорченный телефон.
Не хочу быть порчею – быть собою.
Это вроде кровообращения:
Если жила самоутверждается —
Это спазм, и человек умирает.
Не нужно, чтоб меня чувствовали.
Я подстрочник —
Переводом пусть будет кто-нибудь другой.
Кл. Лемминг
Переписка («точность – вежливость королей»). На письмо Людовика XV о рождении сына Елисавета Петровна медлила с ответом три года. См. III, Чукчи.
Перестановка слагаемых Два «Сеновала» Мандельштама в первой публикации были понятнее, чем в
