— Борис Саныч, ты глянь, что этот старый хрыч вытворят! Ведь он всю партию, до последней пилы, в брак списал!
Борис Александрович, человек неторопливый и основательный, не стал делать скоропалительных выводов. Он отослал Кольку на рабочее место, отметив про себя, что опять штамповщик вместо работы торчал на соседнем участке, не иначе, обхаживал фасовщицу Валентину. И лишь затем отправился к Мокеичу, выяснять, что за беда приключилась.
Контролер сидел за своим столом, больше напоминавшем верстак, и придирчиво разглядывал новенькую, отблескивающую машинным маслом пилу. Прищурив глаз, смотрел вдоль зубьев, пробовал мизинцем остроту. Пила, конечно, не наточена, но из-под пресса зуб выходил достаточно острым, так что непонимающие дачники с успехом пилили и ненаточенной пилой.
— Чего там у тебя? — нарушил тишину начальник.
Петр Мокеич щелкнул ногтем по полотну, пила изгибисто запела.
— Не годится… — вздохнул представитель ОТК и отправил пилу в дальний угол, где обычно собирался брак, а сейчас громоздилась внушительная стопа совершенно нормальных с виду пил.
— А по-моему, так вполне приличная штука. — Борис Александрович поднял забракованную пилу, тоже посмотрел вдоль зубьев, согнул несколько раз, пощелкал по полотну, слушая пение металла. — Чем ты недоволен, не пойму. Я бы такую в магазине купил.
— То-то и беда, что купил бы. Ты гляди, осторожнее, порежешься, не ровен час. От двуручки знаешь какие порезы изгваздистые? Хуже чем от ножа.
— Это я порежусь? Ты говори, да не заговаривайся, я такой дурой сорок лет пилю и ни разу не резался.
— Вот и впредь поберегись. А то потом пожалеешь, да не вернешь. Опасную вещь в руках держишь.
— Ладно, — сказал бригадир, возвращая пилу в стопку брака. — И все-таки скажи: чем она тебе не угодила?
— Я же говорю: опасная вещь. Этой пилой человек порежется. Купит ее в магазине, начнет пилить и пальцы себе отхватит, а то и всю руку. Или еще какая беда приключится. Нельзя такую дрянь в люди пускать.
— Да с чего ты взял? Этак я что угодно забракую. Порезаться и стеклом можно. Или вон моя вчера консервной банкой руку располосовала. Стала открывать — и готово.
— Значит, плохой мастер там на контроле сидел, — сердито отозвался Мокеич. — Недоглядел. А может, и нарочно брак в продажу пустили, теперь это часто случается. А чего с бракодела возьмешь? Салака в банке нормальная, и банка нормально запаяна. А что хозяйка жестью поранилась, это, мол, случайно, сама порезалась, с нее и спрос. Нет уж, хороший контролер такие вещи должен заранее видеть и предупреждать. Сейчас, конечно, все за чистоганом гонятся, вот и началось безобразие по всей стране. Ты мне скажи, прежде ты слыхал, чтобы самолеты падали? А теперь что ни месяц — где-нибудь катастрофа. А все потому, что контроль снизили. Прежде не боялись новенький самолет на части разобрать, если ОТК не пропускает. Людей берегли. А нынешние на это не смотрят, им лишь бы деньги на карман положить.
— А в Америке как же?
— Заграница нам не указ. У них совести и прежде не было, и теперь нет, но брак они себе не оставляют, а слаборазвитым странам втюхивают. Ты телевизор-то посматривай… Ежели где самолет упал или автобус перевернулся, так это в Индии или Аргентине. А своих американцы берегут.
— Так слушай, может, и нам так же? Из Алаева завтра машина придет, ихняя потребкооперация хочет сто штук пил купить. Вот им все и сбагрим. Алаево — это и вовсе не наша область…
* * *
— И совесть у тебя тоже не наша, — отрезал Мокеич, словно штамп ОТК проставил.
— А по-моему, — в тон отозвался Борис Александрович, — ты чего-то мухлюешь. Хочешь пилы в брак списать, а потом налево пустить. Мне такие вещи очень даже знакомы.
— Зря обижаешь, Борис Саныч. Я эти пилы прямо при тебе изничтожу. Под пресс — и в металлолом!
— Ага, ломать не строить. А мне перед начальством отвечать, почему целая партия в брак ушла. Опять же людям зарплату нужно, они у меня на сдельщине сидят. И никакого брака не допустили, кроме твоего «не годится». Людям ты что скажешь?
— То же, что и тебе. Нельзя опасную вещь в продажу пускать.
— Ты мне скажи, — хитро прищурился бригадир, — по-твоему выходит, мастер ОТК судьбу изделия видит. А ежели такого мастера в родильный дом определить, чтобы он сразу говорил: этот, мол, убийцей вырастет или вором, давайте его прямо из колыбели в брак спишем… Как тебе такой поворот?
— Ты меня не путай. Одно дело — пила, а живой человек — совсем другой коленкор. И вообще, младенец в колыбели вроде как заготовка. В нем брака не бывает, разве что по здоровью. Это потом, когда жизнь с него стружку снимет, он человеком станет или в брак пойдет.
— Ну хорошо, — бригадир все еще не оставлял надежды добром поладить с упрямцем, — не будем о людях. А как же на военном заводе, пулеметы собирают — их тоже в брак, если они человека убьют? Пулемет для того и делают, чтобы убивать.
— Пулемет — дело военное, у них свое ОТК и все засекречено. Я туда не лезу и тебе не советую. Но свое дело знаю крепко: пила человечьей крови проливать не должна. А эта партия — все до одной кровопивицы.
— Ох, трудно с тобой!.. — вздохнул Борис Александрович. — Ну подумай своей головой: как такое может быть? Вот привезем мы эти пилы в Алаево, там же народ тертый, в лесу живет. И ты говоришь, алаевские мужики ни с того ни с сего начнут себе руки пилами курочить? Сто одноруких на задрипанный Алаевский район? Не может такого быть, сам подумай. Голова у тебя большая, плешь вон какую вырастил, а соображения не нажил! Пойми, такого не бывает!
— Бывает, что и кот залает! — не сдавался Петр Мокеич. — В Алаеве я не был, с мужиками тамошними дров не пилил, а свое дело понимаю и бракованную партию в продажу не пущу.
— Ну, как знаешь, — сдался Борис Александрович. — Только учти, ты не одного себя прогрессивки лишаешь, а всю бригаду. С народом сам объясняться будешь. И не серчай, ежели они этой пилой тебе что-нибудь интересное оттяпают. Я тебя предупредил.
— Меня уже Колька предупреждал, что ты явишься и чего мне оттяпаешь. Так что я уже пуганый. А документы не подпишу и штамп ОТК с собой заберу, так и знай!
* * *
— Тоже, напугал ежа голой задницей! — ворчал Борис Александрович, возвращаясь в конторку после неудачной беседы с упрямым контролером. — Хотел с ним по-доброму, а коли нет, так пусть он теперь без прогрессивки посидит, авось в следующий раз думать научится.
Угроза контролера унести с собой штамп ОТК и впрямь звучала смешно. Борис Александрович не был бы хорошим бригадиром, если бы не имел запасного штампа и бланков с артикулом. Так что по сути дела Мокеич ничего не решал и хорохорился напрасно. На других заводах контролеров ОТК давным-давно посокращали, а этот, вишь, начальника из себя корчит! И с головой у него не в порядке. Надо же придумать — целая партия пил-кровопийц! По всему видать, пора старику на пенсию. Проводы устроим торжественные, как старейшему ветерану, дирекцию на ценный подарок раскачаем, и адью, Петр Мокеич, во дворе козла забивать!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
