тогда делать?
ЫнДжу надолго задумывается над вопросом, видимо перебирая в голове возможные варианты. ЮСон терпеливо ждёт.
— СанХён всякую шваль с улиц подбирает! — наконец с неудовольствием произносит она, похоже, так ничего не придумав. — Где он её только такую нашёл?! Мы точно не можем её выгнать?
— Лучше этого не делать, — быстро отвечает ЮСон. — Я же говорю, что она участвует во многих проектах. Потом, в связи с последними событиями быстро растёт число заказов на рекламу с ЮнМи и предложения на участие в шоу. Она популярна. И я был сегодня у неё в госпитале. Узнать о её здоровье сегодня приезжали министр обороны и генерал корпуса морской пехоты. Если её выгнать, то мы просто потеряем деньги и наше решение будет трудно объяснить нации. Мы будем глупо выглядеть.
— Жаль, — предварительно обдумав услышанное и с сильным сожалением в голосе, произносит ЫнДжу.
— Я считала, что контракт с «Sony Music» принесёт больше денег, чем заработки в Корее, — говорит она, смотря на собеседника. — Разве не так?
— Нуна, заработки в Корее, это уже подтверждённые деньги, — отвечает ЮСон. — Они будут с вероятностью в девяносто процентов. А «Sony Music» — это будущее, мало прогнозируемое из сегодняшнего дня. Правильная тактика — собрать то, что сейчас есть в наличии, а уже потом перейти к будущему.
— Значит, контракт с «Sony Music» всё же возможен?
— Буду продолжать работать над этим, — обещает ЮСон. — Всё может измениться. Сама видишь, какая быстрая жизнь стала.
— ЮСон, я хочу, чтобы у «FAN Entertainment» был контракт с «Sony Music».
— Нуна, я сделаю всё возможное для этого. Верь мне.
(несколько позже, вечер того же дня. Дом мамы ЮнМи. Семья собралась у телевизора)
— А что ты ему говоришь? — спрашивает у меня СунОк.
— Обещаю, не пожалею жизни ради счастья и свободы корейского народа, — отвечаю я.
— Ух ты… — замирающим от восторга голосом произносит онни.
Сидим, все вместе смотрим праймтаймовские новости. Показывают посещение госпиталя высокими должностными чинами со свитой. Но для сокращения времени показа в новостях запись разговора убрали, а диктор за кадром коротко поясняет, что происходит в данный момент на показываемой картинке и кто чего кому сказал. Но СунОк уже слегка избалована информацией, получаемой «из первых рук» и поэтому она трясёт меня, чтобы я рассказывал всё, как непосредственный участник событий. Рассказываю, мне не жалко.
С утра, сразу после завтрака, в моей палате началась подготовка. Соседок моих — выселили на время. Бельё на всех постелях поменяли, уборку сделали, потом появились телевизионщики. Поставили два осветителя по углам, камеру, стационарно на треноге. Пока все суетились, я лежал в кровати, с планшетом в руках, читал, по мне выставили свет, потом сделали грим, чтобы под лампами кровеносные сосуды не просвечивали. Послушал, как менеджеры решали возникающие проблемы. Дело в том, что желательно нас с ЧжуВоном поместить в один кадр, рядом. Но также желательно, чтобы раненые лежали в постелях. Иначе, если они бодрецом будут стоять — какие они тогда раненые? Но если нас с ЧжуВоном разместить в кроватях рядом, это может навести зрителя на неправильные мысли и породить такие же неправильные ассоциации. Это военный госпиталь, «или где»? Вот менеджеры и решали, что им важнее — поместить двух героев рядом в кадре, или соблюсти приличия? Приличия победили, Корея — страна патриархальная. Взяли запасную камеру, оттащили к ЧжуВону в палату и начали переживать, что больше камер у них нет, и что будет, если одна откажет? Гости-то, не абы кто. Ударить в грязь лицом перед весьма серьёзными людьми у съёмочной группы желания не было. Посовещавшись, приняли гениальное решение, что если камера откажет у меня, то открутят камеру у ЧжуВона и перетащат сюда. Если же у него сломается, то свинтят мою и оттащат туда. На этом успокоились. Я же лежал на кровати, из-за планшета поглядывая порой на эту суету, пытался ощутить себя звездой.
Потом мне сделали грим, а где-то через пятнадцать минут появились долгожданные посетители. Без цветов. Слава богу ума у кого-то хватило. Но каждый из посетителей пришёл со своей свитой. Министр — со своей, генерал — со своей и тут ещё руководитель госпиталя появился, и тоже не один. Не мог же он пропустить такое событие в вверенном ему учреждении? Палата, естественно, на такое количество народа рассчитана не была. Пришлось переснимать «вход министра в палату к раненому», поскольку в первый раз следом за ним и генералом влезло столько народу, что спинами и камеру загородили, и свет. Врачи вообще в «первую партию» не попали. Откатили назад, в коридоре рассчитались по головам, второй раз вошли только министр, генерал, главный директор госпиталя и, «тадам!», директор ЮСон! Откуда? Как он попал в эту компанию? Это же военный госпиталь, вход по пропускам? Есть связи у человека, есть. Может, он еврей? Корейский…
И вот, заходят они второй раз, второй дубль, заходят, а я такой утомлённый ранением, лежу на спине, с печалью смотрю в потолок. Опускаю глаза, замечаю гостей и пытаюсь встать. Гости устремляются ко мне и предлагают лежать дальше и выздоравливать, на что я быстро соглашаюсь и откидываюсь обратно на подушку.
Ну такой вот, «вшивенький», сценарий сценаристы придумали. Что поделаешь? Потом пришедшие со мной общаются, я с ними. При свидетелях беру на себя обязательство сдать всю свою кровь во славу нации и быть крепким, неустрашимым воином до самой победы. Оператор снимает, лампы светят, звукооператор пишет звук, используя микрофон на длинной штанге, я говорю слова, согласно сценарию. В общем, сняли. Закончив, выключили свет и камеру, уже не под запись, гости ещё раз поблагодарили меня, все пожали руку. Я, воспользовавшись моментом, попросил генерала на предмет, что пусть он будет любезен дать команду, чтобы мне привезли мой разбитый «KingKorg». Вместе ведь начинали. Бросать, это как предательство будет. Генерал понимающе покивал, пообещал посодействовать.
Потом все ушли на сьёмки в палату к ЧжуВону, а я стал собираться в агентство, поскольку ЮСон сказал, что договорился обо всём и
