комбината, решил он сделать несколько трактиров (сколько сможет) и опять же несколько ресторанов. А там, как будет, так и случится. Опасение левой пятки, что может не получится, в данность была не принята. Макурин решил, что по его положению и по уровню богатства он уже не должен боятся ни мнения общества, ни решения государства в лице Николая.
И вот теперь он сначала провел собрание с избранными трактирщиками – глав трактиров, потом ресторанщиками – управляющих ресторанов. Будучи еще в этом мире новиком, он старался все делать сам. И денег не хватало, и смелости. Теперь иначе, дал приказ, подготовил планы, и работайте, ребята! Не можете – научим, не хотите – заставим. А будете упрямиться – отлупцуем шпицрутенами. Это XIX век, детка!
В Зимний дворец он прибыл только к вечеру, на всякий случай именно в это время. Как раз в теперешний час суток письмоводитель Макурин обычно приезжал из поместья. День, правда, уже совсем другой, график перепутал абсолютно. Но ведь с разрешения самого императора, так ведь? Не бунтарь еще и не самоволец.
Николай I, видимо, имел такое же мнение. Коротко поздоровался с ним, как будто только вчера и встретились, и сразу пожаловался на его подчиненных, что никак не научаться писать его бумаги.
Ха, - подумал Макурин, - ну а что он хотел, не все ;t встречаются с Богом и получают как-то особенные способности. Как это не плохо (вариант – очень хорошо), но он такой один, прекрасный – распрекрасный или, хотя бы, способный.
Император, по-видимому, про себя считал также, при чем большего он уже и не хотел. Одного святого и так мало. Мягко попросил его всего лишь написать своих подчиненных писать хотя бы разборчиво. Красиво уж он как-нибудь обойдется.
Пришлось несколько часов возиться с писарями. К его удивлению, писали они чуть хорошо, чем думалось. Не прекрасно все же, но явно выделялись из общего ряда. Еще бы немного, и будут похожи на его хороших чиновников. Поработал с ними, разработал и почерк в целом и отдельные буквы. А потом с сожалением ушел, все-таки его строго предупредили – вечером во дворце будет придворный бал. Не Николай, кстати, а кто-то их чиновников.
«Настя его точно убьет, - весело подумал Андрей Георгиевич, - будет такое празднество, а ее нет во дворце. Ужас какой!»
Но по-настоящему он сильно удивился, просто обалдел, когда к нему лег вко подлетела еликая княгиня Татьяна, любимица и первенец детей Романовых этого поколения. Цесаревичем ее Николай ставить не решился, благо потом родилось несколько сыновей и острота вопроса наследия была снята, но дочь он сильно любил вплоть до своей смерти.
Отношения Татьяны с Андреем Георгиевичем было ровным и почти спокойным, как дочери правящего монарха с поданным. То есть она отвечала на его приветствия, иногда (но очень редко) танцевала с ним на придворном балу. А когда он женился, их отношения стали еще реже. Слишком мало было точек соприкосновения.
Поэтому он крайне удивился, но, конечно же, не отказал ей. Как он может?
Была легкая кадриль, и не надо было следить за сложными фигурами. Они всего лишь болтали. То есть, как болтали? Она говорила, а он отвечал в основном междометиями. Ей было этого достаточно, его мнением почему-то совсем никто не интересовался. Не по Сеньке шапка вышла, поди ж ты, дорогой!
Ну ничего, он-то хоть чином мал, но все равно, если что, скажет прямо. Как-никак дворянин, белая кость, голубая кровь. Хотя голубая как-то не смотрится. Хоть до этого времени, когда такой цвет становится неприглядно – сексуальным, останется два века, но ведь он-то как раз оттуда.
- Вы такой интересный и весьма красивый, - между тем щебетала великая княгиня (княжна?), - жаль, что вы уже женаты, вы бы могли жениться на мне, правда ведь, дорогой? Попробуйте развестись. Так, конечно нельзя делать, ведь таинства, проведенные в церкви, считается, сразу доводятся до Бога. Но ведь вам можно, вы святой? Бог вам простит мелкий грех. Зато я буду вся ваша,ведь так ли?
Девушка ласково журчала, так соблазнительно прижималась то грудью, то бедром, отчего у любого парня в любую эпоху должны разлететься мозги в клочья и он послушно обязан пойти за представительницей прекрасного пола, соизволившей выбрать именно его, сермяжного. Только он-то уже давно в душе не молод! Да, внешне выглядит сравнительно молодым, кажется, одни гормоны и чувства, но внутри больше чем зрелый, даже почти старый. И эта его опытная немолодая частица Андрея Георгиевича Макурина сравнительно быстро, хотя и в прострации от большого удивления, вычислила, что его лишь элементарно пытаются соблазнить! Его, уже женатого, святого и, между прочим, действительного статского советника, то есть целого штатского генерал-майора, хочет поставить буквально на колени какая-то пигалица, пусть и высоком положении великой княгини. Не стыдно, сударь?
И даже это нехорошо, а он просто не хочет расставаться с Настей. Проблема не в том, что у нее высокая грудь, длинные ноги и смазливая мордашка, что всегда характеризуют молодых женщин и девушек. Он просто ее любит и не хочет с ней расставаться! Или Настя ее купила какими-то безделушками и она легкомысленно побежала в амурные дела? Вот еще!
Макурин пережил вдруг бурный приступ злобы на этих вертихвосток, решивших непонятно почему, что им все позволено. Эмоции, видимо, отразились и на его лице, поскольку Татьяна вдруг испугалась и резко сбросила натиск.
«Эх, какая ты все-таки молодая и зеленая, - сожалея, подумал про себя Макурин, - только куда ты понеслась так напропалую по большим колдобинам и ямам? Думаешь, титьки выросли, так все сразу можно? Молодежь!»
- Ваше императорское высочество, - сказал попаданец прямо, поскольку его положение святого много чего позволял много чего свободного, как в возрасте, так и в статусе, - а ваш августейший отец хоть догадывается о том, какие разговоры здесь ведутся за его спиной?
- Н-нет, никак не знает, - густо покраснев, ответила великая княгиня. Не известно, знала ли она о тактике великого Наполеона, но делала так же, как он – сначала ввяжемся в бой, а потом посмотрим. Но поскольку в юной головке содержалась совсем немного гениальности, больше приходилось на красоту, то происходившее сражение развивалось не так, как она думала, и девушка откровенно растерялась.
- Я бы на вашем месте все же осмелился подойти и поговорить, - спокойно посоветовал Макурин, - вдруг его императорское величество Николай Павлович имеет на вас другие планы. А вы тут крутите, извините, шашни
