Чтобы поддержать у Хрущева чувство полного благополучия, большинство членов Президиума и Секретариата ЦК находились либо в официальных служебных командировках (Брежнев — в Восточной Германии, Подгорный — в Молдавии), либо на отдыхе (Суслов, Кириленко, Шверник). Однако утром, в понедельник 12 октября, все члены Президиума ЦК, кроме Хрущева и Микояна, по уже состоявшемуся сговору, собираются в Москве и открывают заседание Президиума ЦК для обсуждения только одного вопроса: снятие Хрущева. Свое единодушное решение снять Хрущева заговорщики выносят на формальное утверждение пленума тех членов ЦК, которые уже были заранее завербованы или критическое отношение которых к Хрущеву было вне сомнения. В этот же день в Москву прилетает и Микоян, подпись которого теперь и нужна для оформления снятия Хрущева через Президиум Верховного Совета СССР. Обо всем этом Хрущев узнал не ранее утра 13 октября. Это устанавливается по дате и времени приема Хрущевым французского министра Гастона Палевского. Этот прием, назначенный на 11 часов, был внезапно перенесен на необычное для дипломатических приемов время — на 9 часов 30 минут. Палевскому было сообщено, что это вызвано тем, что Хрущев должен лететь по срочному делу в Москву. Если бы Хрущев знал, что речь идет не о "срочном деле", а о катастрофе, то едва ли он стал бы вообще разговаривать с французским министром. Однако Палевский заметил, что Хрущев, хотя и был в добром здоровье, но находился в несвойственном ему "нервном и угнетем ном состоянии". Вероятно, уже во время этой беседы к Хрущеву начали поступать тревожные сигналы из Москвы (официальные или частные неизвестно), так как он прерывает беседу на полчаса раньше и летит в Москву. Летел ли он один и добровольно — неизвестно, но надо полагать, что он улетел уже не в качестве первого секретаря и председателя правительства.
Совершенно неизвестно также, происходило ли оформление снятия Хрущева на пленуме избранных членов ЦК в присутствии самого Хрущева. Благоразумие и обеспечение максимальной гарантии успеха должны были подсказать заговорщикам полную изоляцию Хрущева, пока страна, партия и мир не узнают, что отныне первого секретаря ЦК КПСС зовут Брежнев, а председателя советского правительства — Косыгин. Все признаки говорят за то, что заговорщики так и поступили. Заговорщики, учитывая урок поражения молотовцев 18 июня 1957 года, пришли на пленум избранных членов ЦК не с динамичным и взрывчатым первым секретарем Хрущевым, а с кусочком бумаги, на которую была занесена вынужденная или фальсифицированная просьба Хрущева об освобождении его от занимаемых постов. Обычно хорошо осведомленные американские журналисты Стюарт Олсон и Эдмунд Стивенс писали в ноябрьском номере (1964 г.) "Сатурдей ивнинг пост", что с пятичасовым обвинительным докладом на пленуме выступил тот, кто с таким же большим защитительным докладом за Хрущева против молотовцев выступал на июньском пленуме ЦК КПСС в 1957 году — Суслов!
Хорошо ориентирующийся в советских делах корреспондент газеты "Монд" в Москве Мишель Тату приводил рассказ одного из членов ЦК КПСС о том, как произошло снятие Хрущева. Этот рассказ тоже подтверждает, что главным и единственным оратором на пленуме ЦК против Хрущева был Суслов. Согласно этому рассказу, Хрущев был на пленуме. Безмолвный и мрачный, он сидел не в президиуме пленума ЦК, а в стороне, на отдельной скамье. То была скамья подсудимого. В официальном коммюнике пленума ЦК бросается в глаза отсутствие обязательной дежурной фразы "решение принято единогласно", зато в коммюнике от имени Президиума Верховного Совета подчеркнуто, что "указ об освобождении т. Хрущева Н. С. от обязанностей председателя Совета министров СССР принят единогласно".
Организатором нового заговора против Хрущева явился тот, кого молотовцы и маленковцы выбросили из Секретариата и Президиума ЦК после смерти Сталина, а Хрущев после их ликвидации пригласил обратно — как своего старого друга Л. Брежнев. Долго Брежнева считали именно учеником и другом Хрущева. Но новоявленному московскому Цезарю не дали даже крикнуть Брежневу — "и ты, Брут!".
II. РЕЖИМ В ДВИЖЕНИИ
Очень популярный не только на Западе, но и в Китае тезис гласит: в СССР марксизм-ленинизм либо терпит эрозию, либо Кремль его так основательно "ревизует", что от него скоро останется только одно название. Чтобы выяснить данный вопрос, надо сначала уточнить определение: в чем сущность марксизма-ленинизма как общей идеологии и как специальной доктрины власти.
Что касается идеологии, то два ведущих постулата марксизма-ленинизма утверждали:
1. Коммунистическая революция, национализировав средства производства и ликвидировав классы, уже в переходное время создает новое гармоничное эгалитарное общество, где высший чиновник не будет получать большее вознаграждение за свой труд, чем средний рабочий.
2. На основе этого произойдет постепенное отмирание самого коммунистического государства, то есть "диктатуры пролетариата", следствием чего будет небывалый в истории человечества расцвет гражданских прав и духовных свобод.
Вот эти главные принципы коммунизма, опровергнутые жизнью как утопические, именно и подверглись ревизии в классической коммунистической стране — в СССР. Однако марксизм-ленинизм надо рассматривать не только как систему утопических догм, которые подверглись ревизии или обанкротились на практике "("коммунистическая идеология"), но и как систему практических приемов по созданию, укреплению и расширению власти нового типа партократии, основные принципы которой никогда не подвергались ревизии, но методы которой постоянно подвергались модернизации ("коммунистическая доктрина"). В самом деле, что такое марксизм-ленинизм как доктрина коммунистического господства и каковы ее главные компоненты?
Марксизм-ленинизм, как доктрина коммунистического господства, есть такая система взглядов, согласно которой: 1) в области экономики — все богатства страны, все средства производства, в том числе и труд человека, национализированы, огосударствлены; 2) в области идеологии — вся культура и вся духовная жизнь проникнуты идеями "партийности", атеизма и огосударствлены и монополизированы коммунистической партией во имя создания новых коммунистических людей; 3) в области политики — установлена так называемая "диктатура пролетариата" (раньше как "государство рабочего класса", теперь якобы как "общенародное государство"), осуществимая, по Ленину, не иначе, как через диктатуру одной, а именно коммунистической, партии, которая не Делит и не может делить власть с другими партиями. Самой партией руководит до взятия власти ядро профессиональных революционеров, после взятия власти — иерархия партаппаратчиков.
Такова была доктрина марксизма-ленинизма при Ленине и Сталине. Таковой она оставалась и при Хрущеве. Но такова она и сегодня. Ни один из названных выше, компонентов ни Хрущев, ни его наследники не меняли и менять не собираются.
Конечно, есть и изменения, но они касаются не содержания элементов (компонентов) системы, а их форм, не замещения элементов, а их перемещения, не изменения субстанции режима, а модернизации методов его правления.
Весь корпус режима, основанный на точных установках коммунистической идеологии и доктрины, остается в неприкосновенности, как и раньше, но вводятся два существенных "перемещения" элементов: по Ленину, власть служит инструментом идеологии, по Сталину и его преемникам, — наоборот, идеология служит инструментом власти. Это как раз и было результатом банкротства на русской земле коммунизма как формы гармоничного безгосударственного социального общежития. Цель обанкротилась, но осталось средство — власть. Вот эта власть и сделалась целью и самоцелью. В аппарате власти тоже произошло перемещение элементов: у Сталина — политическая полиция поставлена не только над государством, но и над партией, а террор носит групповой превентивный характер, у его наследников — партия (партаппарат) поставлена над политической полицией, а террор стал индивидуальным и применяется только за практическое проявление несогласия с режимом. Полиция перестала быть всемогущей, но государство не перестало быть полицейским. Поскольку как природа режима, так и его главные материальные и духовные компоненты, хотя бы и модернизованные и "перемещенные" в рамках той же системы, остаются в силе, то всегда открытой остается и возможность рецидива классического сталинизма.
Состояние сегодняшнего советского общества характеризуется прогрессирующими, порою глубокими социологическими изменениями в структуре и культуре советского общества, с одной стороны, и все возрастающими усилиями аппарата власти не выпускать из-под своего контроля происходящие процессы, с другой.
Новое советское общество не только по социальному положению, но и физически более чем на три четверти составляют люди, родившиеся и выросшие в условиях сталинского режима. Форсированная индустриализация и растущая на ее основе урбанизация населения, принудительная коллективизация сельского хозяйства вместе с механизацией, систематически убивая то, что Маркс называл "деревенским идиотизмом", а Ленин — всероссийской "обломовщиной", сопровождались одновременно и широкой культурно-технической революцией в стране. Это вторая социально-индустриальная революция коммунистов создала новое гражданское общество и нового гражданина: по паспорту советского, но по содержанию — отличного как от коммунистического идеала, так и от дореволюционного малограмотного русского рабочего и неграмотного русского мужика. Ленин был совершенно прав, когда говорил, что человек неграмотный стоит вне политики. Тем легче удалось большевикам захватить власть над этим дореволюционным неграмотным человеком, тем легче было Сталину им управлять, пока неграмотный человек все еще учился. Но советское общество начала 50-х годов, да еще с его новым поколением победителей в минувшей Отечественной войне, было общество грамотное, требовательное, напористое. Новый, грамотный человек обеими ногами стоит в политике, с явными претензиями на соучастие в делании политики, если не на верхах, то в собственном окружении и в отношении собственных нужд. Сталин вовремя почувствовал опасность, и "заговор врачей" был, собственно, псевдонимом заговора Сталина против нового общества и новых граждан с действительными или потенциальными претензиями. Сталин готовил вторую "ежовщину", но не успел. Наследники Сталина решили, что разумнее идти навстречу требованиям и чаяниям нового общества: объявление сталинизма чужеродным явлением в организме партии ("культ личности"), осуждение сталинских преступлений, курс на поднятие жизненного стандарта народа, курс на "сосуществование" с внешним миром, — все это было далеко не добровольными уступками Кремля в ответ на явное и скрытое давление народа.
