Третья причина долголетия коллективного руководства лежит в его бездействии и, как результат этого, в его беспримерном в истории режима бесплодии. Никогда, пожалуй, перед СССР не стояло такое количество сложнейших внутренних и внешних проблем, как сегодня. Но коллективное руководство продлевает свою жизнь тем, что не решает их. Если оно в конце концов погибнет, то не из-за действия, а из-за бездействия.
Из внешнеполитических причин, способствовавших стабилизации коллективного руководства, надо указать хотя бы на две. Западная политика никаких "головоломных" проблем перед советской внешней политикой не ставила и не ставит. Скорее наоборот. Исходя из сомнительной теории выбора "меньшего зла" (Москва или Пекин) и из сложных предпосылок о якобы происходящем перерождении советского коммунизма, западная политика выдвинула программу умиротворения и конвергенции с Кремлем. Консолидации коллективного руководства значительно помог и Пекин. Яростная антисоветская кампания коммунистической партии Китая против "хрущевской клики без Хрущева" порой принимала форму явно антирусского, реваншистского похода. Китайские "культурные революционеры" на границах своих бывших земель от Владивостока до Алма-Аты бряцали не только "цитатниками" Мао, но и настоящим оружием. В вопросе китайской опасности интересы коллективного руководства, партии и страны оказались идентичными.
Нынешнее коллективное руководство не только бесцветно в политике, безынициативно в работе, нерешительно в действиях, но оно и бесперспективно физически. Средний возраст членов Политбюро, с которыми Ленин совершил Октябрьскую революцию, был 35 лет, только Ленину было 47 лет. Членам Политбюро, с которыми Сталин начал свою эру, было в среднем немного более 40 лет, самому Сталину было 50 лет. Средний возраст членов нынешнего брежневского Политбюро -61 год, а самому Брежневу -62 года. Люди в этом возрасте революций не делают и чудес в политике не совершают.
Один из самых распространенных предрассудков нашего времени — это утверждение, что со времени Хрущева в СССР началась эволюция, перерождение режима. Да, Хрущев уничтожил культ личности Сталина, но он не уничтожил и не собирался уничтожать то, что было первопричиной всех культов — систему партийно-полицейской власти. Ведь культ Сталина был лишь внешней персонификацией этой постоянной системы власти. Поэтому через ряд либеральных реформ и неосталинистских рецидивов Хрущев самой природой власти оказывался вынужденным вернуться к тому же "культу личности", с уничтожения которого он начал свою новую карьеру, на этот раз — уже к собственному культу. Разница между двумя культами была не в принципе, а в методах. Новое руководство Брежнева — Косыгина, в свою очередь, осудив культ личности Хрущева самым оригинальным способом (тотальным умолчанием его имени), усиленно пропагандирует культ коллективного руководства — культ Политбюро. Но, в отличие от Хрущева, коллективное руководство хорошо поняло, что просто противоестественно проклинать культ вообще и Сталина в частности, будучи вынужденным управлять именно по-сталински, хотя и без сталинских крайностей. Ведь что такое сталинизм как политическое учение? Сталинизм — это одновременно и наука и искусство о постоянных принципах управления, однопартийной диктатурой и меняющихся методах управления партией и народом. Принципы диктатуры — постоянны, методы диктатуры подвержены изменениям — от кровавых чисток при Сталине до узаконенного беззакония при новом коллективном руководстве (суды над инакомыслящими, психотюрьмы).
Таким образом, в сущности своей режим остается неприкосновенным.
Сталинская диктатура представляла коммунистический режим, так сказать, в его чистом, классическом виде. Поэтому весьма просто и ясно можно было проследить взаимосвязь и взаимодействие ее главных элементов. Таких элементов было два: ведущая и направляющая сила — политическая полиция, вспомогательная сила — партия, при массовом терроре против эвентуальных врагов народа.
Вся заслуга Хрущева перед историей и сущность его борьбы против культа личности Сталина заключались только в одном: он перевернул эту формулу властвования; иерархия партаппаратчиков стала ведущей силой, политическая полиция — вспомогательной силой, а террор перестал быть массовым. От всего этого, конечно, хрущевский, как и нынешний, режим не перестал быть полицейским, но полиция перестала быть всемогущей. Однако психологический выигрыш был колоссальным — нуждающийся в иллюзии внешний мир стал говорить о перерождении коммунизма. Но как раз свержение Хрущева показало, что существующий в СССР политический режим может существовать только как сталинский режим или он вовсе погибнет. Ленин успел лишь заложить основы диктатуры, но у него оставалось много марксистских утопических идей — вплоть до утверждения, что весь период "диктатуры пролетариата" от капитализма к социализму есть период медленного, но стремительного процесса самоликвидации диктатуры и государства вообще ("Государство и революция") и что уже после ликвидации старых эксплуататорских классов в советской России автоматически снимается всякое ограничение гражданских прав и политических свобод ("Программа партии" 1919 г.). Вот в этом кардинальном вопросе перспективы власти, ее объема, ее широты и глубины Сталин подверг открытой ревизии и Маркса и Ленина (январский пленум ЦК 1933 г., XVIII съезд партии 1939 г.). Сталин выдвинул "диалектический" тезис, который стал руководящей идеей коммунистического тоталитаризма, а именно: к отмиранию государства СССР придет не через ослабление органов диктатуры, а через их максимальное усиление. Это, собственно, и была новая глава в учении марксизма-ленинизма, связанная с именем Сталина. Не требуется много воображения, чтобы представить себе, что случилось бы с режимом, если бы Хрущев или кто-либо другой вздумал отказаться в этом судьбоносном вопросе от теории и практики Сталина и вернуться к теории (отмирание диктатуры) и к предполагаемой практике (снятие ограничения свобод) Ленина.
Объективная тенденция "волюнтаризма" Хрущева с его бесцеремонной расправой с именем Сталина грозила подрывом устоев, на которых держится режим. В окружении Хрущева начали думать, что логическим концом правления Хрущева может оказаться гибель режима. Не ненависть к Хрущеву, не любовь к Сталину, а инстинкт самосохранения подсказал хрущевцам бунт против Хрущева.
Нынешнее, второе коллективное руководство — это второе, ухудшенное издание первого, послесталинского коллективного руководства. По тем же причинам, по которым нынешнее, второе коллективное руководство реабилитировало имя Сталина, первое коллективное руководство сопротивлялось курсу Хрущева на разоблачение Сталина. Конечно, в Кремле знают, что после XX и XXII съездов невозможно управлять страной от имени Сталина, но знают и другое: чтобы управлять по-сталински, вовсе не надо апеллировать к его имени.
С внешней стороны как будто трудно провести грань между хрущевским и послехрущевским режимом. Пекин даже называет этот режим хрущевским без Хрущева. Однако при ближайшем анализе практики коллективного руководства выясняется довольно существенная разница. Она слагается из следующих элементов внутренней и внешней политики:
Во внутренней политике:
— условная реабилитация Сталина;
— новое осуждение антисталинских оппозиций — троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев;
— открытая реабилитация в духовной жизни методов ждановщины;
— отмена решения XXII съезда о введении нормированного принципа систематического обновления партаппаратчиков сверху донизу;
— восстановление сталинского принципа централизации;
— восстановление примата развития военной индустрии и приоритета финансирования вооруженных сил.
Во внешней политике:
1) революционизирование формулы "сосуществования" (вместо хрущевской одночленной формулы "мирное сосуществование — генеральная линия советской внешней политики" введена "пятичленная" формула, в которой элементами "генеральной линии" во внешней политике объявлены:
а) оборона и единство социалистического лагеря;
б) помощь мировому коммунистическому движению;
в) помощь национально-освободительному движению;
г) борьба с империализмом и колониализмом;
д) мирное сосуществование как непримиримая классовая борьба идеологий);
е) эскалация военно-материальной интервенции в страны войн, восстаний, революций (Вьетнам, Куба, Ближний Восток), чтобы получить там политическое преобладание;
ж) форсирование фактического раскола в мировом коммунистическом движении против Пекина, чтобы закрепить за Москвой роль центра мирового коммунизма;
з) перенесение в идеологической работе партии акцента от формулы "коммунизм в нашей стране" на формулу мировой революции (член Политбюро В. Гришин: "Наша партия свято выполняет наказ Ленина: добиваться максимума осуществимого в одной стране для продвижения и развития дела мировой социалистической революции". — "Правда", 23 апреля 1968 г.).
