то, что хочет узнать.
— Флатэс, — произнесла она, встречая взгляд смутьяна. — Я ведь не слепая и вижу, что вас что-то связывает.
— Так ослепни, — пробурчал Элисар, сжимая пакет. — Это не вопрос, и во всяком случае, я не хочу говорить о прошлом. Оно уже прошло.
Люксальта тихонько рассмеялась.
— Знала, что ты так скажешь. Хоть мне это и интересно, но ответ ты скажешь мне, когда сам захочешь. Я хочу сказать то, что ты не обязан оставаться в одиночестве, а вы явно тянетесь друг к другу. Может стоить вернуть эту связь?
— Это вопрос?
Печально выдохнув, Контрайн поднялась со скамьи и выпрямилась, не сводя взгляда с огромной луны, отливающей золотом. Её свет походил на ореол и окрашивал небо в притягивающие взгляд оттенки.
— Как ты будешь тут один? Ты же не выдержишь ещё больше одиночества. Людей сближают не только тайны, Ингелео, а беды, чувства и то, насколько у тебя выходит понять чувства другого. Спокойной ночи, Инги.
«Тоже мне праведница», — фыркнул мысленно Элисар и поднялся со скамьи. Он поплелся в общежитие, уставший теперь ещё и морально.
Академия кувелов
Торжественность чувствовалась с самого утра, порхала рядом со зданием и нарядившимся выпускниками. Помимо светлого низа и светло-лилового верха к лёгким пиджакам крепились цвета нежной сирени шлейфы, струящиеся почти до самых пяток. Аккуратно уложенные воротники ребят только и ждали, когда на них прикрепят особый значок выпускников. Украсить не забыли и саму академию, развесив множество широких цветастых ленточек, пересекающихся друг с другом и образующих нежные дорожки, приводящие учащихся в холл, где и готовились провожать студентов в свободный полёт — взрослую жизнь.
Как снаружи, так и внутри здания витали особенно громоздкие распустившиеся и переливающие бутоны радужного цветка. Из его сердцевины исходили цветные струйки, тянущиеся к потолку, подобно перламутровому дыму.
В холле так же подготовили одну большую ленту, отливающую фиалковым золотом, которую выпускники, по всем традициям, должны будут одновременно разрезать и забрать себе по лоскутку, в качестве талисмана на счастливую и долгую жизнь.
Помимо прочего, в холл выставили низкое деревце с извивающимся, точно змея, белёсым стволом. Вместо листьев, на его ветвях болтались фиолетовые лоскутки, которые когда-то повязали прошлые выпускники. На ткани они написали свои пожелания и цели для других поколений академцев. В обычное время этот изящный символ держали под надёжным стеклом в дальнем крыле, — во вживлённом в стену шкафу. В это день его разместили между двумя величественно большими и живописными картинами. Оно и раньше стояло в холле, пока какие-то особенно «умные» студенты не уронили «реликвию»; после этого инцидента его переставили и переносили только для церемоний.
Опираясь о стену и скрестив руки на груди, стоял Ингелео с тоской поглядывая на оставшиеся приготовления к мероприятию. Туда-сюда сновали, как сами студенты, так и преподаватели, суетливо проверяющие всё ли подготовлено. От всей этой беготни смутьяна мутило. Он неотрывно наблюдал за холодно улыбающейся дежурной улыбкой Люксальтой, стоящей рядом. Она что-то бормотала брату, поправляя его праздничный галстук. Игнэйр носился вместе с оргкомитетом по холлу, проверяя готовность и украшения.
Элисар смотрел на них и не понимал, что же делать дальше. В груди, казалось, становится совсем пусто, до боли. В голову приходили самые безумные выходки — схватить Люксальту с Эльтеном и утащить, спрятать их, оставить только для себя и не позволять никому причинить им и малую толику разочарований и боли. Тяжело выдохнул, понимая, что это невозможно. Они будут пинаться и кусаться, по крайней мере солнечный мальчик точно, если его только попробуют не пустить в орден.
— Ты уже здесь, значит, — прогремел над ухом знакомый голос.
Флатэс стоял с привычной улыбкой на губах и пустым взглядом, таким пугающим и делающего его похожим на того, кто в любой момент может обратить назревающее мероприятие в кровавое месиво. Задорный парень же, коротко посмотрел на старого друга, у Ингелео по коже пробежали неприятные мурашки. Он сам не заметил, как скривился и отступил.
— Чего тебе? — безразлично кинул Элисар, сдувая с глаз прядку волос. — Ты же вроде бегал туда-сюда, как надоедливый таракан.
— Мне? Ничего. Пришёл посмотреть на друзей. Без них тут будет всё совсем по-другому. Тем более все приготовления мы уже закончили.
Смутьяну нечего было ответить, но он был полностью согласен. Всё будет по-другому, повторил он по себя эхом. Они стояли в молчании и наблюдали за Контрайнами, которые пока не могли отойти от места сбора выпускников, но увидев друзей, радостно помахали. Не верилось, что экзамены уже остались позади, как и три с половиной учебных месяца.
Позже подоспели Лания с Лаурой. За ними, явно нехотя, недовольно топала Калеса, рядом со спокойным Малером. Все остановились у той же стены. Нарушать напряжённую тишину никто не посмотрел, ребята лишь обменялись кивками.
Обычно в это время проходили занятия, преподаватели, занимающиеся выпускниками, давали задания своим подопечным и оставляли их сидеть в аудитории. Приходить на церемонию выпуска никто не запрещал, но и официального разрешения не давали, а потому желающие посмотреть тихонько толпились у стен и вели себя довольно тихо и незаметно.
Элисар кинул взгляд на подошедших, заметил среди них Ланию, вновь захотелось вытереть руки. Он не терпел ни женщин, не девушек, особенно тех, кто касались против его воли, но с этой академкой всё было немного иначе. Ему хоть и было противно от её прикосновений, но интересовали способности девушки. Помимо Люксальты, Ингелео обычно никем не интересовался, но Нобилиа, хоть и раздражала, стала заметно меняться. Ему довелось даже парочку раз видеть их с братом спокойный разговор, где оба держались друг от друга на весомом расстоянии, а после расходились в разные стороны. Тем менее, он был разочарован тем, что свой дар медика она не развивает должным образом. Потому считал её глупой и упускающей реальные возможности.
Периодически на неё подглядывал и Присфидум, кидая обеспокоенные и, как показалось смутьяну, извиняющиеся взгляды. Элисара не могло не забавить то, что тот бросил свою подругу, ради Амкапир, которая мерзко липла к нему при любой удобной возможности. Этот спеклась ещё не успел ему надоесть, а потому парень с ехидной радостью наблюдал за этой троицей.
Вскоре началась и сама церемония. Декан произнёс небольшую речь, желая выпускникам выжить за пределами воспитывавшего их заведения и прижиться в жестоком мире. Хоть и говорил он с привычной напускной серьёзностью, его внимательно слушали, ведь профессор Нэслр говорил довольно толковые вещи.
— Пуститесь в последний беззаботный танец, прежде чем перешагнуть порог академии и выступить в мир, где предстоит приспособиться и выжить. Смейтесь так звонко,
