— Ну вот, — махнул рукой Кранке, — вы сами ответили на поставленный вопрос.
— Не совсем. Нас загнали в угол. Мы надеялись на перемену власти в России только с вашей помощью, но ведь вы-то могли спокойно сидеть в своем прусском имении.
— Размеренная жизнь не для меня.
— Считали, сделаете карьеру? Но вот, например, Краусс, без образования и вообще без особых претензий, обошел вас, Кранке. Разве это справедливо?
— Почему вам хочется залезть ко мне в душу?
— Любопытство. Человеческое любопытство. Наверно, оно свойственно каждому.
— Типичная русская логика: копаться в своих чувствах и выворачивать наизнанку душу другим.
— Докапываться до истины.
— А вам нужна истина? — искренне удивился Кранке. — Я думал, вы давно утопили все в шнапсе, и даже самые простые жизненные проблемы интересуют вас только в связи с этим.
— Обычная немецкая пренебрежительность плюс самоуверенность.
— Они довели нас до краха.
— Да, теперь вам долго не оправиться.
Кранке опустил ноги на пол, удивленно уставился на Валбицына:
— Неужели вы и в самом деле так считаете?
— Вспомните хотя бы Бреслау. От него осталась лишь куча камней.
— Менее чем за десять лет Гитлер поднял Германию и создал третий рейх.
— Полагаетесь на немецкое трудолюбие?
— Мы — организованная нация.
— Не вы, Кранке. Я же говорил, кто будет отстраивать города.
— Рассуждаете, словно красный агитатор.
— Глупости, сами знаете, что вы еще, возможно, как-то оправдались бы перед красными, а я — никогда.
— Так почему же защищаете их?
— Я? — поразился Валбицын. — Просто пытаюсь быть объективным.
— Такая объективность граничит с изменой.
— Ай-ай-ай, Кранке, как сумели все же вбить вам в голову прописные истины: измена, верность фюреру... Фирма доктора Геббельса, оказывается, и из вас сделала болвана.
Вдруг подумал, а почему он отмежевывает Кранке от других? Не потому ли, что Кранке с приставкой «фон» и получил университетское образование? Но ведь сколько образованных болванов живет на свете, болванов, свято верящих в свою исключительность! А может, они оба просто одинокие и обойденные судьбой люди, плывшие по течению, не очень заботясь о том, куда вынесет? Эта мысль понравилась Валбицыну. Он отхлебнул коньяку, признавшись себе, что лишь алкоголь и поддерживает его, утомленного и пожилого уже человека, который не оставит на земле никакого следа. Выходит, жизнь прошла напрасно, так зачем же дальше тянуть лямку и сушить себе голову всякими проблемами?..
Гитлер, Кранке, Германия... Не все ли равно? Всюду за ним идут красные. Едва удрал от них в Севастополе, а теперь они явились сюда — и через сколько лет! Да еще какой-то Марков, пивший с ним шнапс и пытавшийся залезть в душу. А он, Валбицын, развесил уши, как последний идиот, слушал и поддакивал, вот тебе и дождался — сидишь в бетонированном подвале, а тот, проклятая бестия, свободно разъезжает по немецким селам и ищет его, Валбицына...
Валбицын рассвирепел. Ну чего, в самом деле? Едва не заскулил, как щенок. Он, опытный волкодав, старый и хитрый, которого еще никто не обводил вокруг пальца. Может, лишь вот тот Марков... Ну и что? Наплевать и растереть. А этот подвал можно расценивать как временное отступление, именно временное...
Сколько таких Кранке встречалось на его пути? И еще будут встречаться. Всех не перечислишь, да и вообще, чего он хочет от Кранке? Выкинуть из головы, забыть, зачем лишние волнения, заботы, радеть надо о себе, только о себе, никто о тебе не подумает, не пожалеет — каждый кузнец своего счастья.
Он, не раздеваясь, растянулся на кровати. Искоса глянул на бутылку, но удержался: завтра будет тяжелый день.
Кранке о чем-то спросил его, но Валбицын отмахнулся от гауптштурмфюрера, повернулся на бок и, утихомирившись, засопел сразу.
Он открыл глаза около шести утра. Спал без сновидений и проснулся легко, сел на кровати и провел ладонью по лицу, будто снимая остатки сна. Зазвонил будильник, и Валбицын довольно усмехнулся. Если просыпается в точно назначенное время, значит, еще в форме и глупые вчерашние мысли не должны мучить его.
Вскочил с кровати и присел несколько раз, разминаясь и наблюдая, как недовольно ворочается Кранке.
— Подымайтесь, гауптштурмфюрер, — сказал он весело, — у вас осталось лишь четыре минуты.
— Знаю без вас, — пробурчал тот раздраженно.
Спустил босые ноги на пол, нащупал холодные крашеные доски, потянулся за носками. Однако, решив, что возня с ними сейчас ни к чему, сунул босые ноги в шлепанцы и подсел к передатчику, стоявшему в углу возле сейфа. Надел наушники, покрутил ручки настройки. Хитро, будто подмигивая, засветилось зеленое око. Кранке внезапно предостерегающе поднял руку, словно кто-то мог заглушить звуки в наушниках. Валбицын застыл посредине комнаты с разинутым ртом, поняв, что наконец Краусс вышел в эфир. Глядел на согбенную спину гауптштурмфюрера и сдерживал дыхание.
Пауза продолжалась. Валбицын тихонько переступил с ноги на ногу, вытянул шею, чтобы через голову Кранке увидеть мигающее зеленое око, но в ту же секунду гауптштурмфюрер щелкнул выключателем, снял наушники и повернулся к Валбицыну.
— Ну? — нетерпеливо спросил тот. Кранке взглянул на ручные часы.
— Сегодня, — ответил он. — В восемь... Или немного позже. Через два часа. Представляете, всего лишь через два часа!
— Вы не ошиблись?
Кранке усмехнулся и посмотрел на него свысока, будто именно то, что он несколько секунд назад общался с Крауссом, придавало ему значительности и снова возносило над Валбицыным.
— В восемь самолет должен сесть тут, — подтвердил он. — Приблизительно в восемь, может, немного позже.
— А вы говорите, через два часа... — Валбицын снова поставил гауптштурмфюрера на место. — Это вам самолет, а не берлинский экспресс, прибывающий точно по расписанию. — Увидел смешинку в глазах Кранке и поправился: — Прибывал...
Он сел на кровать и стал обувать тяжелые и крепкие ботинки на ребристой подошве. Два часа: тьма-тьмущая времени, и следует хорошо позавтракать. Надо велеть Георгу, чтобы сделал яичницу с ветчиной и приготовил крепкий кофе. Скользнул взглядом по недопитой бутылке и невольно проглотил слюну. В самом деле, глоток коньяка натощак не помешал бы. И все же Валбицын решительно убрал бутылку: чего глаза не видят, того и сердцу не жаль... Надо только взять из бара и положить в рюкзак несколько бутылок — они выпьют в самолете. За счастливую встречу с новыми хозяевами!
11
