Прощаясь, Юнг еще раз заверил Фрейда в своей лояльности и по возвращении в Цюрих написал смиренное письмо, выражающее его огромное раскаяние и желание исправиться. Но в следующую неделю что-то случилось в Цюрихе, о природе чего можно лишь догадываться, так как оттуда пришло письмо, для которого слово «дерзкое» будет мягким определением. После дальнейшего обмена письмами по деловым вопросам произошел еще один, и окончательный, кризис в их личных отношениях. За некоторое время до этого Фрейд обратил внимание Юнга на то, что его концепция об «инцестуозном комплексе» как о чем-то искусственном имеет определенное сходство с точкой зрения Адлера, что этот комплекс «создается» внутри для сокрытия импульсов иной природы. Не только Фрейд отмечал это сходство, а Юнг ненавидел саму мысль о том, что он имеет что-либо общее с Адлером. Он написал Фрейду сердитое письмо, говоря, что «даже товарищи Адлера не думают, что я принадлежу к Вашей группе», это была описка — вместо «к их группе»[134]. Так как Юнг продолжал настаивать, что его отношение к своим новым идеям является сугубо объективным, Фрейд не смог сдержать искушения неосторожно спросить у Юнга, будет ли тот достаточно объективен в высказывании своего мнения по поводу сделанной им описки. Это значило напрашиваться на неприятности при таком легко поддающемся раздражению настроении Юнга, и следующая почта принесла очень дерзкий ответ по поводу «невроза» Фрейда. Фрейд сказал нам, что чувствует себя униженным обращением к нему в подобной манере и что он не может решить, в каком тоне ответить на это письмо. Фрейд написал мягкое письмо, но не отослал его. Однако пару недель спустя в деловом письме Юнгу он предложил прервать их личную переписку, и Юнг сразу же согласился. Они продолжали переписку по деловым и научным вопросам еще в течение нескольких месяцев, но она также прекратилась после неприятного события на конгрессе в 1913 году.
Все это создало крайне щекотливое положение. Юнг все еще являлся президентом Международного психоаналитического объединения и редактором «Jahrbuch» Ему приходилось выполнять обязанности по сохранению единства различных обществ и по образованию новых обществ. Более того, все увеличивающееся расхождение новых идей Юнга с работами Фрейда дошло до такой степени и являлось настолько фундаментальным, что мы начали задаваться вопросом, есть ли вообще что-либо общее в научной работе этих двух групп и как долго сохранится хоть частица общего для какого-либо вида сотрудничества.
Фрейд вскоре примирился с потерей личной дружбы с Юнгом, хотя она и приносила ему огромную радость в течение нескольких лет, и обратился к другим друзьям, особенно к Ференци. Но он корил себя за неправильное суждение о личности Юнга и сказал нам, что, поскольку он совершил такую ошибку, ему лучше оставить право выбора следующего президента за нами, то есть за Комитетом[135]. Объявляя Ференци о разрыве с Юнгом, Фрейд добавил: «Я считаю, что нет надежды на исправление ошибок, допущенных людьми, работающими в Цюрихе, и мне кажется, что через два или три года мы будем двигаться в абсолютно различных направлениях, без какого-либо общего понимания… Лучшим способом защитить себя от какой-либо горечи является такое отношение к событиям, при котором не ждешь ничего хорошего, то есть предполагаешь худшее».
К весне 1913 года не было никакой уверенности относительно того, что произойдет на предстоящем конгрессе и выдержит ли Международное объединение этот раскол. Выражая свою озабоченность по этому поводу, Фрейд писал: «Естественно, все, что уводит в сторону от наших истин, найдет среди обычной публики одобрение. Вполне возможно, что в этот раз нас действительно похоронят, после того как по нашему поводу столь часто понапрасну игрался похоронный гимн. Это принесет огромные изменения в наши личные судьбы, но ничего не изменит в науке. Мы обладаем истиной; я так же уверен в этом, как и пятнадцать лет тому назад… Я никогда не принимал участия в полемических дискуссиях. Моим обычаем является молча отвергать и идти своим собственным путем».
Мёдер написал Ференци, что научные разногласия между венцами и швейцарцами произошли в результате того, что первые являются евреями, а вторые арийцами. Фрейд посоветовал Ференци ответить следующее: «Естественно, существуют огромные различия между еврейским и арийским духом. Мы можем наблюдать это каждый день. Следовательно, несомненно, то здесь, то там будут появляться различия во взглядах на жизнь и искусство. Но не должно быть такой вещи, как арийская или еврейская наука. Результаты в науке должны являться идентичными, хотя их представление может отличаться. Если эти различия проявляются в понимании объективных взаимоотношений в науке, что-то должно быть в ней неверно».
В ходе наших предварительных дискуссий относительно приближающегося конгресса мы все согласились, что нашей целью должно быть сохранение сотрудничества со швейцарцами и что надо сделать все возможное, чтобы избежать разрыва. Мы специально остановились в том же отеле, что и швейцарцы, чтобы избежать видимости напряженных отношений. Ранее я описал ход этого непростого конгресса, проходившего в Мюнхене в сентябре 1913 года, когда 2/5 присутствующих воздержались от голосования в поддержку переизбрания Юнга президентом. После этого оставались лишь формальности.
В октябре Юнг написал Фрейду, что слышал от Мёдера, будто Фрейд сомневается в его bona fides[136]. Поэтому он отказывается от редактирования «Jahrbuch», заявляет, что между ним и Фрейдом невозможно никакое дальнейшее сотрудничество. Примерно в это же самое время Юнг написал мне, что эта ситуация является «абсолютно неизлечимой», что, к сожалению, было справедливо.
Таким образом, оставалось решить технический вопрос: какую официальную форму примет это отделение. В апреле 1914 года Юнг довольно неожиданно отказался от своей должности президента, вероятно, в ответ на то, что Ференци назвал «чередой» злобных обзоров в «Zeitschrift». Мы единодушно решили, что Абрахам будет действовать как временно исполняющий обязанности президента вплоть до следующего конгресса, который должен был состояться в сентябре в Дрездене. Как раз перед началом войны Юнг объявил о своем выходе из Международного объединения, и мы узнали, что никто из швейцарцев не собирается присутствовать на этом конгрессе. Это, по-видимому, явилось откликом на полемическое эссе Фрейда, появившееся в июне, которому Ференци дал название «бомбовый удар».
У Фрейда не было каких-либо иллюзий относительно вреда, нанесенного психоанализу отступничеством Юнга. В своем письме ко мне он писал: «Может оказаться, что мы переоцениваем Юнга и его труды в будущем. Перед публикой он выглядит неблагоприятно, поворачиваясь против меня, то есть против своего прошлого. Но в целом мое суждение по этому вопросу очень сходно с Вашим. Я не ожидаю какого-либо немедленного успеха, а предчувствую непрестанную борьбу. Всякий, кто обещает человечеству освобождение от тяжести секса, будет приветствоваться как герой, и ему будет позволено нести любую чепуху, какая ему заблагорассудится». В этом своем предсказании Фрейд оказался прав. Уже в январе 1914 года «Британский медицинский журнал» приветствовал отступничество Юнга как «возвращение к более здравому взгляду на жизнь». До сего дня из определенных источников можно услышать, что Юнг очистил доктрины Фрейда от их непристойной поглощенности сексуальностью. Затем психологи традиционной ориентации и другие специалисты с радостью провозгласили, что, поскольку существующие три «школы психоанализа» — Фрейда, Адлера и Юнга — не могут прийти между собой к согласию относительно своих собственных данных, нет никакой нужды кому бы то ни было принимать этот предмет серьезно, ибо он состоит из сомнительных сведений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
