Безмолвный, хотя и весьма удивленный. Лака принял перстень, и остальные склонили головы. Ритуал передачи был свершен, и отныне судьбы Конгетларов пребывали в руках Лаки.
– Продолжай, Вада.
– Две недели назад они сожгли Наг-Туоль. Мы не смогли выдержать осаду. Наш флот уничтожен, – голос Вады, столь любезный дамам всех Семи Домов, был тверд, словно лед, покрывающий Бездну Края Мира.
Молчание – лучше никчемных слов. Но даже сдержанность Лаки Конгетлара имела свои границы.
– Что случилось с женщинами? – спросил Лака, отец трех дочерей.
– Они дали им яд, – отвечал Вада. – Известно ведь, что из Конгетларов выходят справедливые господа и никудышные рабы. Они не взяли их.
Навряд ли Лака предпочитал, чтобы его дочери стали рабынями в императорских женских покоях. Но их смерть, пожалуй-, была для него еще меньшим утешением. На какое-то время Герфегест перестал слушать Валу. Непрошеные слезы застилали его глаза – известие о падении Наг-Туоля было известием о смерти его возлюбленной, тринадцатилетней лилии с медового цвета волосами. Не одну ночь провел Герфегест в замке Наг-Туоль, но каждую проведенную ночь в Наг-Туоле он вспоминал с замиранием сердца, мысленно трепеща в объятиях своей юной возлюбленной. Она отдавалась Герфегесту с искренностью и беззаветностью юности, оставив без внимания людскую молву. Герфегест платил ей любовью за любовь, но теперь, похоже…
– …Обитель Ветра пуста, и Зикра Конгетлар мертв. Они не сдались живыми.
Двоюродный дядя Герфегеста опустил голову на руки, но ни одним звуком не выдал своего отчаяния – среди питомцев мастера Зикры был его единственный сын.
– У нашего Дома нет будущего, – каждое слово Вады было тяжело словно молот. – У нашего Дома нет настоящего. Наши земли захвачены.
Вада умолчал о том, что его замок – второй по величине замок рода Конгетларов – утоплен в крови, а он предпочел спасение смерти лишь потому, что долг чести велел ему поставить в известность о происходящем последних Конгетларов. А еще потому, что вассальный долг велел ему свершить ритуал передачи серебряного перстня с алмазом. Вада был единственным Конгетларом, кто знал местопребывание отряда Лаки. Именно поэтому он приплыл в Пояс Усопших. И теперь Лаке, который после смерти Теппурта стал главой Дома Конгетларов, предстояло решить, что будет дальше и будет ли что-нибудь вообще.
Никто не решался говорить, пока не возвысит голос новый глава Дома. Герфегест закрыл глаза. Медо-вовласая лилия звала Герфегеста из небытия. Зикра, наставник Герфегеста, звал его. Родители Герфегеста звали его. Наконец на заброшенной пристани зазвучал голос Лаки:
– Все в этом мире имеет свое начало и свой конец. Роду и Дому Конгетларов пришел конец. Против нас – Намарн, Император и Алустрал. Против нас весь мир. Мы можем мстить, но нам не отомстить всему миру.
Лака Конгетлар перевел дыхание. Все члены отряда, а с ними и Вала, смотрели на него, не отводя глаз. Герфегест гадал о том, куда клонит Лака.
– Сейчас мы в относительной безопасности. Нас не скоро обнаружат здесь. Мы можем уйти в глубь Пояса Усопших и умереть там – завтра, через месяц, через десятилетие. Но если мы поступим так, мы перестанем быть Конгетларами, и наше жалкое существование будет хуже смерти.
Лака обвел всех своим проницательным взглядом, и в глазах каждого он видел лишь одно – полное понимание. Лака продолжал.
– Мы можем покинуть Пояс Усопших, рассыпаться по миру и попытаться выжить. Нас будут находить поодиночке и убивать, как бешеных псов. Прежде чем умереть, мы будем убивать так, как научил нас Путь Ветра. Но если мы поступим так, мы тоже перестанем быть Конгетларами. Потому что высшая доблесть Конгетларов – оберегать Равновесие, а не кровавить клинки попусту.
Герфегест сглотнул воздух, который уже начал отдавать смрадным дыханием смерти.
– Нам остается только уйти. Уйти как Конгетла-рам, – сказал наконец Лака Конгетлар и извлек из ножен кинжал.
И никто не возразил Лаке, на указательном пальце которого блистал Белый Перстень.
Чтобы уйти, воины Дома Конгетларов не принимают яд – это удел трусов из дома Эльм-Оров или Хевров. Чтобы уйти, Конгетларам не нужно перекусывать языки – это привилегия сумасшедших из дома Пелнов. Поцелуй кинжала в пульсирующий поток жизни с левой стороны шеи. Так уходят Конгетлары, направляясь в Святую Землю Грем.
9
Перед тем как уйти насовсем, Конгетлары обнялись. Затем они сели в круг. Некогда Герфегест слышал от Зикры, как происходят такие вещи. Но одно дело слышать, а совсем другое – принимать в них непосредственное участие. Почти одновременно, не сговариваясь, Конгетлары извлекли из ножен свои кинжалы, последовав примеру Лаки. Почти одновременно, сомкнув пальцы мертвой хваткой на рукоятях, поднесли лезвия клинков к шеям. Все они были гладко выбриты – лишь Конгетлары, достигшие шестидесятилетнего возраста, получали право выбросить вон бритвенные принадлежности и отпустить такую же длинную и седую бороду, как у Зикры. Герфегест, самый младший среди собравшихся, по спине которого струйкой стекал холодный пот, краем глаза наблюдал за остальными и повторял их движения, толком не осознавая, что произойдет через несколько бесконечных мгновений.
Конгетлары закрыли глаза. Еще немного – и объятия вечности распахнутся для них. Почти одновременно десять кинжалов изведали плоти, и фонтаны алой крови залили полуразрушенные плиты пристани. Даже солнце, казалось, не в силах было смотреть на это – густое темное облако пришло из глубин Пояса Усопших и заволокло полнеба. И только одиннадцатый кинжал медлил. Это был кинжал Герфегеста.
Герфегеста раздирала чудовищная внутренняя борьба. Ему безумно хотелось жить. И хотя он не боялся смерти – таков был один из четырех даров Пути Ветра – он не хотел ее. Герфегест был достаточно умен, чтобы понимать: одно – смерть – навсегда исключает многое.
Первым упал Лака Конгетлар. Теплая кровь залила его лицо и походную одежду. Вторым беззвучно повалился на спину Вада. За ним приняли смерть остальные.
Между отточенной кромкой кинжала и шеей Герфегеста оставался ничтожно малый зазор. Этот зазор – пограничная черта между жизнью и смертью. Черта, которую Герфегесту не хватало мужества переступить.
Он снова вспомнил о своей возлюбленной – той, с медовыми волосами, отравленной лазоревым аконитом – самым благородным из дорогих и действенных ядов Синего Алустрала. О своих родителях, сгоревших заживо в бастионах Наг-Туоля. Навряд ли им пришлась бы по душе смерть Герфегеста, но навряд ли они одобрили бы и его нерешительность. Колеблемый сомнениями, Герфегест сидел, словно каменная статуя с закрытыми глазами, стараясь на время оградиться от всех своих внешних чувств. Чтобы не слышать хрип умирающих Конгетларов и не осязать теплоту их крови, которой навеки пропитался теперь Ветер Пустоты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
