напором Брендона — кажется, он действительно считал, что может шокировать её ритуалом. Доказывать, что во время патрулирования видела всякое, она не стала. Если ему спокойнее с закрытыми глазами — она их закроет. — Видите, я не подглядываю…
Ответом были шорохи и соленоватый запах крови. Сейчас он был похож на аромат океана. Сеть в её руках угрожающе загудела, когда шорохи превратились в стук мелка по полу — Брендон выводил какие-то руны или примитивопись — Вик не была уверена, обряд какого из народов проводит колдун.
Когда запахло гарью и внезапно раздался сиплый, надсадный крик, Вик едва не потеряла концентрацию — еле смогла удержать сеть. Она не видела, но алый эфир все же прорвался через защитное плетение под тихое ругательство Брендона и заверения Вики:
— Я держу, держу, Брендон! Все хорошо!
В ближайшем участке звякнул следящий амулет, но свободных магов, чтобы направить на проверку всплеска эфира, не было. Дежурный патрульный сообщил в инквизицию — сразу двух ветвей храмов для верности, и успокоился — больше все равно он ничего сделать не мог.
Крик смолк так же внезапно, как и начался. Зато вместо него раздались голоса, сразу, хором, так что и не понять, кто и что говорит.
— … Томми, Томми, где ты, я боюсь, Элли, все будет…Никогда не будет хорошо! Я не хочу сюда! Дайте мне вернуться! Дважды два четыре, дважды три пять, буду я искать опять. Томми, не уходи… Я не просила этого делать! Я не просила этого делать! Уберите! Выньте из меня эту штуку! Я не просила! Я вас всех убью — вы забудете обо мне, а я убью, как только смогу! Уберите из меня эту гадость!!! Элли, я всегда хотел сказать: «Выходи за меня замуж!». Я вас всех уволю. Уволю, уволю, уволю… Я не хочу сюда…
Голоса то стихали, то вновь поднимались до крика, и Вик гадала — не вызовут ли случайные прохожие полицию? И что говорить в таком случае.
Ноздри щекотал запах крови, от него становилось дурно и хотелось одного — прилечь и отдохнуть. Видимо, Брендон что-то заметил или почувствовал, потому что Вик вроде продолжала стабильно держать сеть:
— Вики… Я заканчиваю.
Голоса стихли, и даже звуки дыхания смолкли.
— Отпускай, Вики… Отпускай сеть… — чужие, ледяные пальцы легли поверх её, а эфир вокруг взбесился, болью отдаваясь в руках. Эфир был против прикосновения Брендона — тот был злом. — Отпускай…
Вик заставила себя расслабиться и, словно ненавистное вязание, стала отпускать нить за нитью из эфира. Она открыла глаза и столкнулась со взглядом Брендона — он стоял практически впритык к ней.
— Как себя чувствуешь?
— А ты? — почему-то шепотом сказала Вик.
— Представляешь, а у меня получилось… Впервые получилось… — он шагнул в сторону, давая Вик рассмотреть, что же творилось в пентаграмме. С первого взгляда, кроме луж крови, мало что изменилось — люди лежали все так же, не двигаясь. Пустые глаза продолжали смотреть куда-то вверх. Ни шороха, ни вздоха, ни даже биения сердец… Вик недоуменно посмотрела на замершего с дикой улыбкой Брендона, а потом внимательнее присмотрелась к телам. Изменилось только одно — Том сжимал в своей ладони пальцы Элли.
— Брендон?
Он тихо принялся пояснять:
— Лера Отис совершенно безумна — она сознательно устроила силовой шторм. Я не стал сохранять ей жизнь. Повар Джекобсон попросил отпустить — он хотел к богам. Дворецкого Йорка не удалось вернуть полностью — часть его души сгорела в эфире, и я не стал рисковать — отпустил его к богам. Может, они залечат дыры в его душе, как вы думаете, нера Виктория?
— Я думаю, что они не откажут в такой малости, Брендон.
Мужчина вздохнул, словно сомневался:
— Вот и я думаю… Иначе зачем они вообще нужны?
Вик даже вздрогнула от таких слов. Она не была прилежной прихожанкой, но мир совсем без богов страшен. Или просто непривычен?
— А Том и Элли? — спросила она снова задумавшегося и ушедшего в себя мужчину. Тот пожал плечами, стаскивая с себя тугую колоратку и пихая в карман штанов:
— А Том и Элли придут в себя в морге. Иногда вызванные доктора ошибаются и неверно констатируют смерть.
Вик вспомнила день вскрытия в морге и слова судебного хирурга Картера:
— Брендон, санитары городского морга слишком вольно ведут себя с телами…
Он кинул на неё косой взгляд:
— Придумайте мне причину, по которой я могу оказаться в морге, и я присмотрю за Томом и Элли.
Вик тут же решительно спросила — да, Дрейк обещал завтра или послезавтра вырваться из госпиталя, но сведения необходимы уже сейчас:
— Вы умеете констатировать изменения головного мозга, характерные для потенцитовой интоксикации?
Брендон понял её без дальнейших разъяснений:
— Вы подозреваете, что все погибшие на Оленьем острове — магини?
— Очень может быть. У них, как и у леры Отис, были вшиты вольты… Хотя странно, что столько силовых штормов прошло незаметно для городских властей и для храма. — Она замерла, всматриваясь в лежащую на полу леру Отис — она напоминала сломанную куклу. И снова картинка вольта мелькнула перед глазами Вик.
Женская фигурка с разрезом на животе, куда вкладывается часть волос или даже крови настоящего человека, которого хотят наказать, которым хотят управлять. Именно волосы, ногти или кровь создают сродство между куколкой и живым человеком.
Женская фигура на полу с разрезом на животе, куда чернокнижник вложил во… Не вольт! Он вложил кость альбиноса, через которую он и создал сродство с женщиной!
…Выньте из меня эту штуку! Я не просила! Я вас всех убью — вы забудете обо мне, а я убью, как только смогу!..
…Обычно его изготавливают из воска, чтобы влиять на того, кого хотят уничтожить, навести порчу или заставить страдать. Впервые вижу вольт из кости. Кость не согнешь и не сломаешь, как вольт из воска, причиняя боль обидчику. В кость не вложить кровь, волосы или ногти врага. Странный вольт…
— Бешенные белочки, — потрясенно выругалась Вик. — Мы все не так понимали. Не кости альбиносов — вольт. Сами женщины — вольты. Сами магини в потенцитовой интоксикации — куклы. Куклы, которыми управлял чернокнижник.
Глава 49 Разговор по душам
Темнота не только скрадывала звуки, она меняла течение времени. Даже далекая капель воды, напоминавшая стук часов, не спасала. Темнота, как душное одеяло, окутывала со всех сторон, еле разгоняемая одиноким светом налобного фонаря на каске. Темнота проникала вглубь души, заставляя сливаться с ней и теряться, словно самой Клер никогда и не было. Болела голова,
