Ночами ей снилась прерия и сама она верхом на быстрой лошади, смеющаяся, с развеваемыми ветром волосами, одетая в брюки и рубаху вместо тяжелых стесняющих туалетов. Ей снились золотые травы и пронзительно-яркие звезды. Она просыпалась, глубоко дыша, потому что воздух в ее снах был свежим до сладости, напоенным ароматом сорных трав и невзрачных цветов.
И он приходил в ее сны — Хантер. Она отчаянно тосковала по нему, лелея в душе его обещание вернуться, разыскать ее, где бы она ни была.
— Здесь все чужое мне, папа.
— Могу я пригласить вас на вальс, мисс Кавано?
Сэйбл оглянулась. Заговоривший склонил голову, ожидая ответа, и сердце ее дало стремительный крен при виде угольно-черных волос. Он был в чине капитана, широкоплечий и высокий!
Увы, это оказался один из приглашенных, капитан Александр Мастерс. Генерал Кавано бросил на дочь умоляющий взгляд.
— Хорошо, папа, — прошептала Сэйбл, — но после этого танца я уйду.
Она позволила капитану увлечь ее в самый центр бальной залы. Объятие его было крепким, бережным, музыка взлетала и плыла над танцующими, но Сэйбл ничего не слышала, ничего не чувствовала. Она вспоминала.
Бывали дни, вечера и особенно ночи — холодные, одинокие ночи, — когда она ненавидела себя за то, что позволила Хантеру уехать. Он обещал вернуться, он утверждал, что должен покончить с прошлым навсегда. Но разве это означало не писать? Ни единого слова в течение двух с половиной месяцев! Она почти утратила надежду, которая одна только и помогала жить. Нет, не только надежда на возвращение Хантера. Сэйбл поддерживало также ощущение растущей в ее теле новой жизни. И все же ей было очень, очень одиноко.
«Верь мне! — сказал Хантер, уезжая. — Не сомневайся во мне».
Но как долго могла жить вера, если ничто не питало ее?
Капитан Мастерс что-то шепнул на ухо Сэйбл, и та подняла вопросительный взгляд на его интересное лицо. Капитан охотно повторил комплимент:
— Насколько мне известно, мисс Кавано, этот великолепный бал — исключительно дело ваших рук.
— Это так, — подтвердила она, с трудом удержавшись от вздоха. — Надеюсь, вам здесь нравится?
— Теперь — да, — многозначительно улыбнулся молодой офицер. Заметив, что Сэйбл приняла его ответ равнодушно, он еще больше заинтересовался ею. — А знаете, я ведь сегодня обедал в вашем ресторане. Очаровательное местечко!
Против воли Сэйбл оттаяла, как только разговор перешел на близкий ее сердцу предмет.
— Вы напрасно назвали ресторан моим. Он принадлежит сеньору Ваккарелло, а я лишь веду дела.
— Я не впервые побывал в ресторане «У Сальваторе», мисс Кавано, и не мог не отметить его теперешнюю утонченность.
— Вы очень любезны, — сухо ответила Сэйбл, впадая в обычную отрешенность.
— Надеюсь, это не прозвучит нескромно, если я спрошу: вы счастливы, мисс Кавано?
Раздражение, вызванное подобной смелостью, быстро растаяло при виде искренне заинтересованного лица капитана.
— Не совсем, — призналась Сэйбл.
— Ослепительная женщина, равнодушная к балам… Причиной этого может быть только мужчина. Ради Бога, мисс Кавано, не смотрите на меня так! Я вовсе не хотел задеть вас. (Да она поистине способна разбить сердце одним взглядом этих лавандовых глаз!) Каким же надо быть идиотом, чтобы оставить женщину столь прекрасную, — добавил капитан, нисколько не преувеличивая, от всей души.
— Я уже слышала такое однажды. — Сэйбл засмеялась коротким безрадостным смехом. — Лучше бы кто-нибудь высказал эту мысль ему.
— Нет уж, пусть «он» не знает, как много потерял. Возможно, это даст мне шанс.
И капитан Мастерс закружил Сэйбл с отточенной ловкостью. Флирт? Почему бы и нет? У этого хотя бы язык неплохо подвешен! Сэйбл надеялась, что улыбается не слишком холодно.
— Знайте, капитан, что танец со мной ставит точку на вашей репутации.
— Все имеет свою цену, мисс Кавано, — улыбнулся тот, прижимая Сэйбл чуточку ближе в знак того, что попытка напугать его не удалась. — Например, в этой самой зале есть немало мужчин, которые согласились бы отдать правую руку за то, чтобы оказаться сейчас на моем месте.
Он верил в то, что говорил, как бы выспренне это ни звучало. Женщина в его объятиях была чувственной, загадочной, ослепительно красивой, а главное равнодушной, что особенно воспламеняло.
— Как вам не стыдно так бессовестно лгать, капитан?!
От дверей раздался странный, совершенно неуместный звук, в котором Сэйбл послышалось что-то волнующе знакомое (не то чтобы она когда-нибудь слышала стук подков по мраморным ступеням). Музыканты понесли вразнобой, вытягивая шеи от любопытства, и вскоре умолкли совсем. Танцующие замерли там, где их застало происходящее. Глаза капитана Мастерса полезли на лоб. Сэйбл волей-неволей повернулась туда, откуда доносился знакомый и тревожащий, ритмичный звук.
— Сэйбл! — раздалось с веранды.
Одними губами она ответила: «Хантер…» — даже не видя еще того, кто породил смятение в зале. Но кто еще осмелился бы на такое бесцеремонное вторжение? Поэтому, когда всадник появился в дверях, ведущих на веранду, бросил поводья ближайшему официанту и пошел через залу, она просто стояла и смотрела, впивая каждую деталь знакомого облика, не в силах броситься навстречу. Хантер. Он выглядел таким необычным здесь, среди разряженных гостей, — мужественный, статный, вооруженный охотничьим ножом и парой кольтов, одетый в экзотический костюм, сверху донизу отороченный бахромой, в высокие запыленные сапоги и видавшую виды широкополую шляпу! Он был в пути долго и, должно быть, весь пропах конским потом и пылью. Он шел, оставляя цепочку следов на узорчатом полу залы, шел обратно в ее жизнь!
Сэйбл стояла, прижимая ладонь к сердцу, сознавая театральность своей позы и нимало о том не заботясь. Да и что было делать, если сердце угрожало выпрыгнуть из груди?
— Я сказал, что найду тебя, — и вот нашел.
Хантер остановился перед ней — такой громадный, такой усталый, с лицом, оттененным свежей щетиной. Он был самой жизнью. Хантер! Его неукротимая натура сказывалась в беспокойном, жестком блеске глаз.
— Я не сомневалась, что ты придешь.
Капитан Мастере, давно уже переводивший взгляд с одного из них на другого, отошел в сторонку и сделал оркестру знак продолжать. Он утешал себя мыслью, что с самого начала не имел и шанса, а значит, при таком раскладе удачно избежал разочарования.
Вальс снова взлетел над толпой. Без лишних слов Хантер закружил Сэйбл по зале, подавая пример другим парам, все еще медлящим в нерешительности. Впрочем, он не заметил бы, даже если бы они танцевали в полном одиночестве. Много дней он гнал коня по полям и лесам, трясся в товарном вагоне и снова садился в седло — и все это время его сводило с ума опасение, что Сэйбл разлюбила, Сэйбл не дождалась. Он ожил лишь в тот момент, когда спрыгнул с коня в дверях залы и увидел ее, стоящую с прижатой к сердцу ладонью. Он по-прежнему ревновал, и теперь эта ревность имела конкретный объект — молодого военного в чине капитана, в объятиях которого он застал ее. Хантер и не думал обвинять Сэйбл. Такая красивая, полная жизни женщина не могла просто забиться в угол и томиться в ожидании. Она честно предупреждала его об этом. И все же она жила полной жизнью, занималась делами. Должно быть, у нее появилась масса поклонников. И зачем только он оставил ее так надолго? Вот дьявольщина!
