– Да уж, – вздохнула Лата. – Не сможешь. А что тебе советует твой железный мозжечок?
– Железный что?.. – не понял я. – А! Эй, Советник, что скажешь?
– Я осмысливаю сложившуюся ситуацию.
– Ничего он не советует…
Я сделал несколько больших глотков. В голове зазвенело. Кажется, мне не суждено избавиться от окутывающего сознание алкогольного тумана на протяжении всей этой истории.
Некоторое время Чоча о чем-то размышлял, затем хлопнул себя по колену и произнес:
– Ну вот, без нас… без меня, ты ничего не сможешь там, в замке. У меня есть одна… Ну, скажем, вещь, которую я сделал, работая охранником у Гленсуса. Тогда я спешно бежал и оставил эту вещь в Неводе у рыбаков. Она может пригодиться, так что сейчас мы вдвоем отправимся в Невод, возьмем ее…
– Вдвоем?
– …И не думай, что я это делаю из альтруизма, просто…
– Вдвоем? – повысила голос Лата.
– …Просто очень хочется насолить Гленсусу, и наши интересы при таком раскладе совпадают…
– Вдвоем?! – возмущенно прокричала Лата в ухо брату и толкнула его в плечо.
Пат-Рай развернулся к сестре и рявкнул:
– Мы пойдем вдвоем, а ты будешь ждать здесь!
На Лату это не произвело ни малейшего впечатления. Она насмешливо сказала:
– Фигушки. Ты действительно думаешь, что я останусь скучать в Хоксусе? Нет, не останусь.
Чоча выхватил у меня бочонок, сделал могучий глоток и, слегка успокоившись, попытался повлиять на сестру:
– Там может быть опасно. Вернее, там наверняка будет опасно. Очень!
– Да что ты?! Ну, теперь можешь считать, что исполнил свой долг и сделал все, чтобы не дать своей хрупкой младшей сестренке нарваться на неприятности. Слышь, Рыжий, паром уже разгрузился. Скоро нам отправляться.
Чоча свесил голову и задумчиво пробормотал:
– В бытность мою в Нимбе пару раз довелось читать такие штуки… Набор бумажных прямоугольников, скрепленных нитками и прижатых с двух сторон картонками. Сведущие гумы говорили мне, что они называются книжками. Любовными, понимаешь, романами… Так вот, в одной было описано, как деспотичный, грубый, но умудренный жизнью старший брат целиком руководит жизнью своей тихой, нежной и глупой, как птичка, младшей сестры. И решает даже в конце концов, за кого ей замуж выходить… Интересно, тот автор сам придумал это или списал из жизни? Хотел бы я посмотреть…
Я нейтрально откашлялся и, забрав у Пат-Рая бочонок, приложился к нему.
Паром на другом берегу уже разгрузился и медленно отплывал.
– Как все-таки быть с деньгами за переправу? – спросил я.
– А-а-а… – Чоча махнул рукой. – Эти паромщики мне кое-что должны…
Я хмыкнул.
– Создается впечатление, что тебе «кое-что» должен весь Хоксус. Почему бы это?
Он пожал плечами:
– Карточные долги…
* * *
Паром двигался удручающе медленно.
На берегах были установлены массивные столбы с натянутым между ними канатом, на палубе высилась тренога с деревянным кольцом, сквозь которое этот канат проходил. Тренога не давала неказистому плавучему сооружению отправиться в долгое путешествие по реке. Один из верзил-паромщиков, упираясь ногами в специальные колодки, руками в грубых рукавицах хватался за канат и изо всех сил тянул. Два его брата длинными веслами с широкими лопастями дружно подгребали у бортов.
На палубе собралось человек десять, которым по каким-то надобностям требовалось попасть на противоположный берег. Нас троих беспрепятственно пропустили после того, как Чоча пошептался со старшим паромщиком, тем, что тянул канат.
Пассажиры дружно пялились на мои сапоги. Некоторые смотрели так, что становилось ясно: если бы они повстречались со мной где-нибудь в безлюдном месте, желательно поздним вечером или ночью, то приложили бы все усилия, чтобы я ушел с этого свидания босиком или не ушел вовсе. Наверное, некоторые даже не стали бы ждать стечения всех трех благоприятных условий – темноты, безлюдности и прохожего в сапогах – и приступили бы к насильственному изъятию обуви сейчас же, но их сдерживало присутствие явно дружественно расположенного ко мне Чочи, бойцовские качества которого в Хоксусе, кажется, широко известны.
– Что находится на той стороне? – спросил я у Латы, с бочонком в руках присаживаясь на шаткое ограждение. Под нашими ногами струилась вода, до того прозрачная, что легко различались стайки рыбок на дне.
– Зеленый замок, – стала перечислять она. – На озерах рыбацкое селение, Невод. Дальше – Леринзье, где живут паучники и гигантские пиявки-улбоны, еще дальше – старинные развалины, там обитают летающие колдуны, их почему-то называют фенголами. Ну, и совсем далеко – Кидар. Да, в общем, ничего особенного…
– Да уж, совсем ничего особенного. Что за колдуны?
Она неопределенно пожала плечами:
– В развалины никто не ходит… Говорят, те, кто там побывал, назад не возвращаются… Эти колдуны вроде из какой-то очень отдаленной реальности с окраины Конгломерата… Они приносят людей в жертву своим демонам, и их боятся.
– Ты видела хоть одного?
– Однажды высоко над рекой летело несколько точек, и это были не птицы… Все тогда спрятались, а я хотела побежать посмотреть, но Чоча не пустил.
– А почему все-таки «фенголы»?
– Их так называют, и все тут. Вернемся – если вернемся, – спросишь у Баттрабима.
– При чем здесь Баттрабим?
– Они вроде как-то связаны… Некоторые говорят, Бат заключил с ними договор и подписал своей кровью. Вроде как душу продал… Говорят-то разное, но именно поэтому Чоча не хотел, чтоб Баттрабим догадался, что кто-то получил возможность покидать Ссылку и ты имеешь к этому отношение. Если об этом прознают колдуны и захотят добыть кристалл для себя, то с ними нам не справиться.
– Ну ладно, а эти… паучники? Они кто такие? Или ты их тоже не видела?
– Почему, видела. Это такие мелкие ребята, почти карлики. Они молятся, как ее… Святой Веревке. У них пунктик на разных нитках, шнурках, канатах, лесках… целую религию выдумали. Паучники торгуют с Хоксусом, вся материя, что у нас есть, – от них. Но в Леринзье из наших тоже никто не бывал из-за пиявок. Пиявки вроде жрут людей.
– Ну-ну, – протянул я. – Значит, людей жрут? А почему «паучники»?
– Слушай, что ты ко мне пристал? Я откуда знаю?..
– Ну, все! – пропищал Советчик в моей голове. – Принимаю решительные меры!
– Что ты там вякнул?
– Включаю реле случайных чисел и самопроецируюсь.
– «Само» чего?
– Самопроецируюсь, организм-носитель. Реле выберет псевдоличность из тех образов, что хранятся в моей базовой памяти, и я отождествлю свою эгоструктуру с этой личностью. Отождествление должно стабилизировать мою работу, подавив источник спонтанно возникающих нелинейных флуктуаций.
– Ага! – сказал я, ни бельмеса не понимая. – Только слышишь, Советчик. Не называй меня больше «организмом-носителем».
– А как?
– Ну, зови меня просто – хозяин.
В голове раздалось щелканье, и другой голос, еще более тонкий и начисто лишенный эмоций, затараторил:
– Включено рсч… Пятьсот сорок три, одиннадцать, двадцать семь, одна тысяча триста семьдесят пять, тринадцать… – С каждым словом голос становился все тоньше и выше, говорил все быстрее и наконец слился в стрекот.
Потом и стрекот смолк.
– Колдун!!! – истошно завопил кто-то позади нас. – Вон он летит!!!
* * *
Раздались крики. Пока я перекидывал ноги через ограждение и поворачивался, Лату как ветром сдуло.
– А-а-а! – Старший паромщик, отпустив канат, промчался по палубе, перемахнул через ограждение и с разбегу обрушился в реку, последовав примеру своих младших братьев.
Остальная общественность тоже быстро скрылась в воде, на палубе не осталось никого, кроме меня. Слева и справа от остановившегося парома над водой появился десяток отплевывающихся и отфыркивающихся голов, быстро плывущих в обратном направлении.
