— Мой выбор сделан, — сказал я, делая шаг вперед.
Пропасть испустила протестующий возглас (как ни странно, несколькими голосами сразу), но слова Мыслителя легко перекрыли их:
— Пусть. Это его п'аво.
«Древние действительно держат слово», — успел подумать я, падая в черноту Бездны.
Сияющий обод с дюжиной спиц, именуемый одними народами Колесом Судьбы, другими — Колесом Времени, третьими — Золотым Кругом Вечности, с величавой медлительностью вращался в окружающей пустоте. На бесконечно длинную ось крепились хитро сплетенные зубчатые колеса, соединенные в странный механизм.
На раму из тонких металлических прутьев была натянута основа из суровых, лишенных даже следов окраски Нитей Судьбы, а с двигающегося взад-вперед челнока волнами сбегали тонкие разноцветные нити, соответствующие прихотливо сходящимся долям смертных существ. Иногда в узор возникающего на раме полотна вплетались цельные кусочки иной, более древней ткани; иногда нити наискосок пересекал шнур Судьбы одного из тех, кого смертные считали богами.
Узор усложнялся, и край гобелена уже развевался далеко за пределами первоначальной рамы. А Колесо по-прежнему вертелось, и все новые нити ложились на предназначенные им места.
Несколько раз какие-то пришельцы, стремясь остановить извечное вращение Колеса (зачем — так и осталось неясным), вставляли между спицами различные предметы, вплоть до освященных мечей и магических посохов. Скорость работы снижалась не более чем на мгновение, а затем кровь безумцев пятнала ткань в необходимых местах, добавляя полотну неповторимые сочетания оттенков и красок.
Но один из них не стал даже пытаться останавливать механизм. Он прошел вдоль него, коснулся оси, погладил обод и спицы Колеса — и улыбнулся, заметив в ступице выемку для отсутствующей детали. Затем он ушел, чтобы вскоре вернуться и вставить ее на место. После этого он вскрыл себе вены, орошая собственной жизнью ось Колеса и все места, блестящие от длительного трения.
Смазка подействовала. Механизм стал работать без неровных толчков и с возросшей эффективностью.
А вставленная им спиральная пружина сжималась все сильнее, чтобы в конце концов дойти до предела выносливости — и сравнить свою прочность с прочностью Колеса, никогда не подвергавшегося серьезным перегрузкам…
9. Грезы Мироздания
Сон, увиденный во сне, есть реальность.
(Сиддхартха Гаутама)
Миры Света. Эфирный Престол. Дом Колеса.
— Ты проиграл, Орион.
— Это пока не решено, Теодорес, — возразил Мастер Колеса. — Финал не объявлен.
— Не имеет значения. Все твои карты вышли из расклада навсегда.
— Не слишком ли безапелляционное заявление?
— Ты цепляешься сейчас даже не за соломинку, а за ее тень, — с презрением проговорил Освободитель, глава Дома Ключа — Дома-Победителя. — Как может сыграть ставка на мертвого персонажа?
— Точно так же, как может не сыграть ставка на живого. Что-либо еще? Если нет, то у меня много иных дел.
— Что ты затеял, Провидец? — Теодорес сменил тон, так как, несмотря на явное преимущество, чувствовал подвох.
— Ты ждешь ответа? — Улыбка Ориона была какой угодно, только не доброжелательной. — Что ж, жди. Терпение только так и можно натренировать.
Произнеся (мысленно) греческий алфавит задом наперед, Освободитель пожал плечами, занося очко в актив противника.
— Ладно, пусть будет так. Подождем официального извещения. Все равно у тебя осталось менее двух дней реального времени.
— По твоим расчетам.
— Не пытайся меня запутать. Я веду хроники еще с тех пор, когда и не мечтал попасть в ряды Игроков. Армагеддон расставит все Фигуры по местам и устранит все неясности.
— «Устранит» — прекрасный эвфемизм, — усмехнулся Провидец. — На кого же возлагается почетная миссия Главного Устранителя?
Теодорес вернул Мастеру Колеса усмешку, проговорив:
— О, кандидат имеется. И, по моему недостойному мнению, он превосходит всех тех, кто должен быть вычеркнут из списка присутствующих в мирах Игры.
— Было приятно услышать именно из твоих уст подтверждение того факта, что твое мнение не является достойным, — кивнул Орион. — И все-таки я желал бы знать имя вашего кандидата на столь ответственный пост. Ведь это имеет какое-то отношение ко мне, не так ли?
— Имеет-имеет, да еще какое…
Подвох даже не был замаскирован, но Провидец поддался на провокацию — терять ему все равно было нечего:
— Нельзя ли более конкретно?
— Можно, — молвил Освободитель. — Ты, кажется, даже встречался с ним ранее. Мы обычно выбираем из смертных — вернее, Воскрешенных, прошедших через смерть: они лучше всех понимают, что это такое. Но особый эффект возникает тогда, когда жертва и палач связаны кровными узами…
Орион побледнел:
— Ты не посмеешь! Это преступает все…
— Не посмею? — Теодорес распахнул ворот своего свободного одеяния и показал болтавшуюся на шее тонкую цепочку с серебряным ключом. — Лучше молись, чтобы я не посмел сделать ЭТО — или покончено будет не только с тобой!
Девять Миров. Асгард. Вальхалла.
— Мы можем принять участие в Последней Битве, Один.
— Можем, — кивнул одноглазый Ас. — Но что в том для нас, Локи? Победа Белого Бога, нашего злейшего врага?
— Враг из него сейчас, как каша из топора. Когда Мидгард и Земля разошлись окончательно, Триединый утратил значительную часть своего могущества. Союзник из него, конечно, аховый — но его имя и наша сила способны перетянуть рычаг Весов в нужную нам сторону.
— Я не собираюсь прощать Белому Богу издевательство над моим обликом: еще до Рагнарока он послал какого-то из своих архангелов изображать Дикого Охотника, так с тех пор меня даже в моих Северных Странах полагают чуть ли не самым худшим из демонов.
— Ну, мне Триединый тоже изрядно досадил, — пожал плечами Лис. — Я готов временно смириться с его присутствием в одних рядах со мной; победа Древних будет куда худшим вариантом. Обо мне говорят много всякого и не всегда совсем уж без повода, — (при этих словах Скиталец закашлялся, тщетно стараясь скрыть ухмылку), — однако стать на сторону Древних не способен даже я. Я мог бы предать, скажем, конкретно тебя или Асов — но не Вселенную целиком!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
