технику свободных ассоциаций З. Фрейда, в общем и целом можно назвать инициированной проекцией символа. Не остался в стороне от этого и К. Юнг со своей техникой активного воображения. Она аналогична ИПС за исключением того, что Юнг настраивал своих пациентов визуализировать в одиночестве. Возможно, Юнг боялся, что присутствие терапевта нарушит спонтанность визуализации.
Однако эксперименты показали, что верно обратное, если, конечно же, психолог достаточно подготовлен, чтобы помочь визуализации вспомогательными символами тогда, когда визуализация «увязает» или становится слишком устрашающей.
Исследованиями установлено, что символы обрабатываются в правом полушарии. Также считается, что психосоматическая симптоматика тоже зарождается в правом полушарии. М. Эриксон и Э. Росси предположили, что поскольку «симптомы являются сообщениями на языке правого полушария, то использование метафор и символов позволит напрямую общаться с правым полушарием на его собственном языке».
Клинический опыт показал, что источник большинства психологических нарушений лежит в психологическом пространстве на инфантильном или примитивном, и в основном, на предсозна-тельном уровне. На этом уровне мышление как раз и происходит в основном на языке символов, И таким образом понятно, что неразрешенные конфликты детства наилучшим образом и наиболее простым способом могут решаться при помощи работы с этими символами.
Эксперименты также показали, что между символом и стоящим за ним бессознательным эмоциональным конфликтом устанавливается тесная функциональная связь. Символический язык может использоваться бессознательным для обхода социальных запретов, когда нужно довести до индивидуума какую-либо информацию, но сделать это прямо нельзя из-за запрета СверхЯ осознавать эту потребность. По этому поводу Э. Джонс сказал: «Только то, что вытеснено, нуждается в символическом представлении. Этот принцип считается краеугольным камнем психоаналитической теории символики».
Академик Л.Г. Выготский утверждал, что язык символов возникает уже на первом году жизни ребенка. Видимо растущий и набирающий опыт человечек начинает захлебываться в информации, которая поступает через органы чувств. И изобретает некие символы, каждый из которых является обобщенным обозначением целого пласта личностного опыта.
В основе языка универсальных символов лежат свойства нашего тела, ощущений и разума. Именно он, этот язык универсальных символов, и есть единственный общий язык, созданный человечеством. Как показывают исследования, он практически одинаков у всех народов и рас.
Вся наша жизнь пронизана символизмами. Даже мельчайшие детали одежды, речи и поведения являются сигналами. Например, тот, кто пользуется хотя бы элементами блатного жаргона, через них говорит окружающим, что я внутренне такой, мне это нравится. Весьма информативны разрезы на юбках и глубокие декольте. Мы зачастую таким образом используем символику для отождествления себя с тем образом Я, который нам нравится.
O. Ранк и Х. Закс считают, что: «Символ — это последнее, благодаря особой пригодности для прикрытия бессознательного и благодаря своему приспособлению к новым содержаниям сознания, предпочтительно используемое повсюду средство выражения вытесненного. Мы понимаем под этим особый способ непрямого изложения, который отличается от близких к нему других способов непрямого изложения — притч, метафор, намеков и других форм изложения мысли по типу ребуса (образной загадки).
Символ представляет собой в определенной степени идеальное сочетание всех этих средств выражения. Это замещающее наглядное средство выражения чего-то скрытого, с чем у него есть какие-то общие очевидные признаки и с чем его объединяют какие-то общие внутренние ассоциативные связи.
Символ стремится свести абстрактную понятийную категорию в наглядную. Это сближает его с примитивным мышлением. Благодаря этой близости символ-образование в значительной степени относится к области бессознательного, но как компромиссное образование ни в коей мере не лишено сознательных детерминант, которые в различном соотношении значительно определяют образование и понимание символов».
Символ, как и метафора, передает нечто большее, чем представляется на первый взгляд. Слово или образ становятся символическими, когда подразумевают нечто большее, чем передаваемое или очевидное и непосредственное значение.
За ним скрывается более глубокий «бессознательный» смысл, который не поддается точному определению или исчерпывающему объяснению. Попытки сделать это почти всегда (особенно без глубокого знания того, как функционирует психика) обречены на провал. Когда сознание исследует символ, оно натыкается на понятия, лежащие вне пределов рационального понимания.
Отсюда становится понятным, почему метафорический подход к терапии дает результат гораздо быстрее, чем психоаналитический метод. При нем телесный язык правого полушария сначала переводится в абстрактные модели левого полушария, которые уже потом каким-то образом должны обратно воздействовать на правое полушарие, чтобы изменить симптоматику. А символы и метафора работает напрямую.
P. Ассаджоли выделил три важнейшие функции символов:
— Они являются аккумуляторами, вместилищами и хранилищами динамического психического напряжения и заряда.
— Символы осуществляют трансформацию психической энергии.
— С качественной точки зрения символы можно рассматривать как образы и знаки разного рода психологических реальностей.
По его мнению символы — законченная система сбора, хранения, трансформации и использования энергий. Символы, с точки зрения Р Ассаджоли, имеют интегрирующее значение сами по себе, то есть они интегрируют само бессознательное, а также его с сознательными элементами психики.
С его точки зрения главной задачей в работе с символами является выбор тех из них, которые сразу или после нескольких пробных экспериментов оказываются наиболее полезными и плодотворными для саморазвития. И выбор используемого символа связан с конкретно стоящей перед нами задачей.
Ассаджоли считает, что символы инициируют проекцию с более глубоких уровней личности, чем большинство проективных тестов. Поэтому диагностические результаты, вытекающие из проекции являются более очевидными и диагностически значимыми.
Они могут быть экспериментально обоснованы с большей гарантией, чем другие проективные диагностические тесты. И, самое главное, они непосредственно применимы в терапии без промежуточного анализа и интерпретации.
Образы, которые появляются в ответ на стимулы, действительно напоминают сновидения, так как мы видим невероятные сочетания уже виденных образов и пережитых ситуаций. Но только в случае работы с ними, в отличии от сна, сознание активно участвует в этом процессе, а не является лишь пассивным наблюдателем действа. И эти образы отличаются от символов снов своей сравнительной простотой и ясностью содержания.
Символический язык может использоваться бессознательным для обхода социальных запретов, когда нужно довести до индивидуума какую-либо информацию, но сделать это прямо нельзя из-за запрета осознавать эту потребность. Бессознательное может считать, что это осознание разрушит сознание, что проявится в шизофрении. Так и происходит иногда в случае, если подобного плана вещи происходят очень резко.
Когда в процессе работы с символами меняется образ, то это говорит о том, что изменилась основа, на которой этот образ возникал. Это изменение происходит в безопасном режиме, так как при этом механизмы защиты не включаются. Сопротивление при работе с символами обходится, так как Суперэго организовано примитивно и прямолинейно и не воспринимает символы как проявление психотравмирующей ситуации. И вследствие этого (без помехи с его стороны) психика сама
