Боденшац выскользнул из комнаты и, позвонив Герингу по личной телефонной линии фюрера, сказал: «Шеф, вам следует приехать… Дела наши плохи!» Этого оказалось достаточно, чтобы Геринг немедленно отправился в путь. Дорога от Фельденштейна до Растенбурга была долгой, а прием оказался ужасным. «На то, что произошло потом, было грустно смотреть, – вспоминал генерал Боденшац. – Когда вошел, Геринг сразу же протянул руку Гитлеру, но тот ее не пожал. В присутствии подчиненных он оказал рейхсмаршалу весьма холодный прием. Заикающийся, растерянный, Геринг выглядел потерянным в ставке фюрера, где у него и без того было мало друзей. Его любимчик Ешоннек даже не посмел смотреть ему в глаза».
Естественно, если бы фюрер согласился его выслушать, Герман Геринг смог бы объяснить, что люфтваффе изначально создавалось для устрашения, как простое оружие психологического воздействия, и для поддержки сухопутных войск, хотя и не оказалось полностью готово к этой задаче. Но никто и предположить не мог, что ему придется защищать территорию рейха от массированных налетов бомбардировщиков, тем более ночных. Рейхсмаршал мог бы осмелиться добавить, что самолеты Королевских ВВС можно было бы перехватывать до их вторжения в воздушное пространство Германии, если бы злосчастная война против Советского Союза не вынудила оставить лишь непрочный заслон истребительной авиации на берегу Ла-Манша… Наконец, он мог бы сказать, что самолетостроение союзников уже значительно превзошло по качеству и по количеству авиастроительную промышленность Германии, однако этот аргумент стал бы ужасным обвинением против виновника такой ситуации… Но, по большому счету, какое это имело значение? Гитлеру непременно и постоянно требовался кто-нибудь, кому можно было устроить разнос за собственную ошибку, и рейхсмаршал стал козлом отпущения. Но фюрер очень серьезно относился к своим высказываниям, и поэтому он надолго затаил определенную обиду на Геринга. Адъютант Гитлера фон Белов, вернувшись из Ливии спустя три дня после этого, записал в своем дневнике: «После того как я […] сообщил ему [Гитлеру] о ситуации в Северной Африке, он весьма резко выразился по поводу налета британской авиации на Кёльн. […] Я впервые услышал, как он критикует действия Геринга. Фюрер уже не доверял Герингу полностью и упрекал рейхсмаршала за то, что сам вынужден, помимо всего прочего, заботиться об организации противовоздушной обороны на территории рейха».
Однако, вследствие гипертрофированного самомнения, Гитлер оценивал стратегическую обстановку оптимистически. Конечно, всю зиму советские войска беспокоили позиции вермахта, но, желая наступать одновременно по всем направлениям, они не смогли прорвать фронт ни на одном участке. И поэтому фюрер посчитал, что его приказ «держаться до последнего», чтобы сохранять позиции, был правильным. Тот факт, что этим он практически обескровил свою транспортную авиацию и очень ослабил армию, явно представлялся ему несущественным… И потом, следует признать, что на всех других фронтах той весной события, по большому счету, складывались в пользу стран Оси. На Мальте, в Ливии, Малайзии, Бирме, Северной Атлантике и в южной части Тихого океана британцы и их союзники либо держали оборону, либо беспорядочно отступали[444]. Роммель стоял у границ Египта, а японцы приближались к Индии, так что можно было питать любые надежды. Оставалось лишь нанести последний удар.
Именно это фюрер и решил осуществить. Уже 6 апреля он утвердил директиву № 41 – план второго «молниеносного похода против Советского Союза» (операция «Блау»). Согласно этому плану, учитывавшему прошлогоднюю неудачу под Москвой, немцы предполагали нанести удар со стороны Курска и Харькова в направлении Воронежа, а затем направить все силы на юг и на юго-восток, чтобы разгромить советские войска между реками Дон и Донец. Это позволило бы им создать вдоль всего Дона мощную линию обороны от Ростова до Воронежа, включая Сталинград. Организовав надежное прикрытие с севера, вермахт мог бы вновь попытаться захватить Кавказ и нефтяные месторождения Грозного, Майкопа и Баку…
Этот детально разработанный план имел три слабых места: с одной стороны, в нем появились новые задачи, в частности захват Южного Крыма и продолжение наступления на Ленинград с севера (операция «Северное сияние»). С другой стороны, потеряв 1,3 миллиона солдат с начала операции «Барбаросса», ОКВ считало, что в то время вермахту недоставало 620 000 человек на всей протяженности фронта. А ведь для того, чтобы захватить огромные территории от Азовского моря до Каспийского моря и от Волги до турецкой границы и закрепиться на них, надо было иметь достаточно сил. Наконец, материальное обеспечение операции оставляло желать лучшего: на Южном фронте имелось всего 1300 боеспособных танков, а горючего для них явно не хватало. К тому же большая часть пехоты все еще передвигалась пешком, а артиллерия использовала в основном конскую тягу. И потом, 4-й воздушный флот, который к тому времени возглавил генерал Вольфрам фон Рихтхофен, мог задействовать в бою всего 260 бомбардировщиков, 180 истребителей, 140 самолетов «Штука», 200 самолетов-разведчиков и 250 транспортников Ю-52. Это было намного больше того, что имели в своем составе группы армий «Центр» и «Север». Но явно меньше того, что было необходимо для обеспечения авиационной поддержки такой масштабной наступательной операции[445]. Геринг, Ешоннек и Мильх на стадии планирования отдавали себе отчет в этом, но ничто не указывает на то, что они поделились своими опасениями с верховным главнокомандующим вермахта. Потому что оспаривать «вдохновенные» решения фюрера было весьма опасным занятием…
Как бы там ни было, скептикам пришлось держать язык за зубами, потому что с мая по июль 1942 года один за другим последовали несколько успехов. В середине мая предпринявшие контрнаступление войска маршала Тимошенко были взяты южнее Харькова в клещи 1-й танковой армией фон Клейста и 6-й армией Паулюса. В ходе боев немцы разгромили 27 советских дивизий, взяли в плен 240 000 советских солдат и офицеров, а люфтваффе сбило около 500 русских самолетов и уничтожило 100 танков. Действовавшая в Крыму 11-я армия генерала фон Манштейна при мощной поддержке авиации[446] заняла Керченский полуостров и взяла в начале июля город-крепость Севастополь, ожесточенно сопротивлявшийся в течение девяти месяцев. Она захватила большое количество техники и 260 000 пленных. В то же самое время 2-я и 4-я танковые армии захватили Воронеж, а 17-я армия и 1-я танковая армия устремились на юг к Ростову, встречая очень слабое сопротивление противника. Наконец, согласно плану операции, 6-я армия двинулась на юго-восток вдоль Дона в направлении Сталинграда. Армия Паулюса тоже не встретила организованного сопротивления: советские дивизии отошли на восток, стараясь избежать окружения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
