Гэнды. Ответа, он боялся, ему не узнать.
XIV
Мой ад везде и я навеки в нём*. Эти слова Кензо Такахаси вспомнил из уроков литературы. Кажется, Шекспир, но непохоже. Кто же, тогда? Он не помнил. Мисс Симпсон этого бы не одобрила. Если мисс Симпсон ещё жива, подумал Кензо, она, скорее всего, пытается выжить, как и он сам.
Ни он, ни Хироси не знали, куда подевался отец. Он ушёл в консульство и не вернулся. Они ходили его искать, но безуспешно. Кензо даже сходил в консульство. Когда он сказал часовым, чей он сын, его пустили внутрь, но и там никто ничего внятного сказать не мог. Начальства, судя по всему, там вообще не осталось. Парень гадал, куда подевались консул, советник и прочие большие шишки. Где бы они ни были, неужели они забрали отца с собой? В это Кензо верил с большим трудом.
Когда началось большое наступление, в их лагерь, где они с братом и отцом жили после того, как их дом был разрушен в ходе нападения японцев, угодил снаряд. Рядом располагались позиции японцев, поэтому Кензо понимал, почему американцы уделили внимание этому участку.
Они с братом выбрались оттуда живыми. Это могло сойти за чудо, если только бог не задумал что-нибудь ещё. Кензо видел много гадостей во время захвата Гонолулу японцами. Видал он вещи и похуже, когда американцы решили сдаться, лишь бы спасти гражданских. Японцам на гражданских было плевать. Они будут драться, пока будут патроны, затем они пустят в дело штыки.
Собирались ли американцы устроить жителям Гонолулу ад или нет, но они не могли бить только по скрывавшимся среди них японским солдатам. Всё время артобстрела Кензо и Хироси пролежали на животах. Этому они научились с самого начала боёв. Помогало не всегда, но надеяться им больше было не на что.
Осколки посекли палатку и державшие её верёвки. Она упала прямо на братьев, и это напугало Кензо сильнее, чем он предполагал. Сквозь рёв и грохот снарядов, до него доносились крики, которые зачастую резко обрывались.
Когда обстрел стих, он выбрался из-под палатки. Единственное, что он мог сказать, при этом:
- Господи!
Так мог сказать и пропавший отец. В воздухе пахло кровью. Неподалёку валялся выпотрошенный, словно рыба, человек, а чуть подальше лежало то, что осталось от его головы.
Раненые казались страшнее мёртвых. Они корчились, визжали, кричали и истекали, истекали, истекали кровью. Кензо подхватил кусок оборванной верёвки и перетянул женщине рану чуть ниже колена, надеясь, что хоть как-то смог ей помочь.
Он уже почти закончил, когда кто-то закричал по-японски:
- Иди сюда, помоги мне! Да, ты!
Он поднял взгляд и увидел, как солдат уводил Хироси в сторону. Солдат держал носилки и хотел, чтобы Хироси помог перенести раненого. Никаких сомнений, о солдатах заботились в первую очередь, а с гражданскими, уж как получится.
- Господи! - повторил Кензо.
Он не мог помешать солдатам уводить брата, если только не хотел, чтобы убили и его и Хироси вместе с ним. Беда ещё и в том, что их обоих, скорее всего, убьют в любом случае. Снова полетели американские снаряды, часть на японские позиции, часть на невезучий лагерь беженцев. Снова послышались крики, в основном, крики отчаяния. Кензо упал рядом с раненой женщиной, надеясь, что осколки его не заденут. Что делать ещё, он не знал.
Когда обстрел стих, он спросил женщину:
- Как вы?
Та не ответила, и Кензо решил получше её рассмотреть. Оказалось, осколок оторвал ей часть головы. На землю вывалились мозги. Кензо вырвало. Потом он ещё долго плевался, силясь избавиться от противного вкуса во рту. После чего он поднялся на ноги и заковылял прочь. Сейчас где угодно безопаснее, чем здесь.
Поначалу, он бродил без цели. Вскоре, впрочем, эта цель обнаружилась: он шёл к дому Элси Сандберг. Если с ней что-нибудь случилось... Если с ней что-нибудь случилось, он уже не верил, что сможет жить дальше сам. Он уже многое пережил, а ведь ему только двадцать лет.
Путь до её дома в западной части Гонолулу, сам по себе превратился в кошмар. Пришлось пройти через несколько блокпостов, где стояли спецвойска флота. По гражданским они стреляли, едва их завидев. На улицах валялись трупы, повсюду растекалась кровь. Подолы платьев и юбок у нескольких женщин оказались задраны. Кензо закусил губу. Их оккупанты убивали не сразу.
Если бы он попытался пробраться мимо блокпоста, его бы немедленно пристрелили. Вместо этого он подошёл к баррикадам открыто, и заявил:
- Я - сын Рыбака! Я ищу отца!
Его бесило, что приходилось пользоваться популярностью отца, но он ею пользовался. На одной баррикаде какой-то сидевший за пулемётом моряк спросил:
- Он, что, до подлодки ночью не добрался?
- Какой подлодки? - удивился Кензо, впервые услышав об этом.
- Была тут одна, - ответил моряк.
Диалога с ним у Кензо не складывалось, потому что он вообще не знал ни о каких подлодках. Тот продолжал:
- Не знаю, был ли на ней твой батя. Таким как я об этом не докладывают.
Он махнул рукой.
- Проходи, парень. Надеюсь, ты его найдёшь. Мне его передачи всегда нравились.
- Благодарю, - сказал Кензо, сожалея, что эти слова ему приходится слышать практически от всех солдат.
Можно было бы обойтись и без благодарностей. Мог ли отец уйти на подлодке и направиться в Японию? Грустно вздохнув, Кензо кивнул. Отец видел, что творилось вокруг. И он, возможно, боялся того, что с ним сделают американцы, когда вернутся. Вполне разумный ход мысли, даже, если учесть, что он - гражданин Японии. Его бы выдали.
Кензо прошёл через ещё один блокпост. Спецназовцы и солдаты, что стояли там, были настроены держать город до последнего патрона, до последнего вздоха. "Боже, помоги этому городу", - подумал Кензо, как будто бог обращал внимание на Гонолулу после 7 декабря 1941 года.
При виде свежей воронки во дворе дома Сандбергов, Кензо вздрогнул. В одном окне остались лишь редкие осколки. Во входной двери зияла
