Несмотря на то что советское правительство не просило платежей заранее, большая часть рассматриваемых вопросов будет улажена если не сразу, то очень скоро. Выделяются по крайней мере три группы перекликающихся вопросов, которые главам правительств обязательно предстояло решить:
1. В Каирской декларации было заявлено, что Япония как империя подлежит ликвидации. Китай, согласно ее условиям, должен был вновь получить контроль над Маньчжурией, Формозой и Пескадорскими островами. Но что станет с остальными частями Японской империи? Будут ли Курильские острова и южная часть Сахалина, ее главные оплоты обороны на севере и на востоке, отобраны у Японии; и если так, кто получит их в качестве вознаграждения? Что делать с японскими подмандатными островами на юге?
2. Какого курса будет придерживаться советское правительство по отношению к Китаю? Конфликтные ситуации в пограничных районах угрожали как миру в этом регионе, так и надежде на гармонию между великими державами в Организации Объединенных Наций.
3. Какую позицию советское правительство займет по отношению к внутренним распрям в Китае? Будет ли оно сотрудничать с Соединенными Штатами в их усилиях достичь согласия между китайским правительством и китайскими коммунистами? Или оно, сумев собрать средства и получив возможность рискнуть, тотчас же начнет помогать китайским коммунистам? Или оно, возможно, будет проводить более хитрую дипломатию, направленную на развал Китая, надеясь, если это случится, распространить свое влияние или контроль на северные пограничные регионы?
Соглашение, заключенное в Ялте, было попыткой извлечь из выдвигаемых русскими условий вступления в войну на Тихом океане решение всего этого ряда проблем.
Прежде чем проследить за ходом переговоров по соглашению, следует освежить в памяти состояние Китая на этом этапе войны. Опасности, что японцы смогут установить контроль над всем Китаем и свергнуть его правительство, больше не существовало. Но положение Китая было угрожающим. Внутренние регионы были отрезаны от сельскохозяйственных провинций востока и от побережья. Никакой торговли с внешним миром не велось. Росла инфляция. Жизнь бедных рабочих в городах, студентов, чиновников и солдат была очень тяжелой. Экономика страны после восьми лет забвения и разрухи пришла в упадок. Во многих местах наблюдалась нехватка сельскохозяйственных рабочих, домашнего скота, удобрений и оборудования, что сокращало производство и поставки основных культур. Девяносто процентов железных дорог были непригодны для использования, шоссейные дороги разбиты, грузовиков мало, да и те изношенные. Короче, людям и в свободном Китае, и на территориях, оккупированных японцами, едва-едва удавалось сводить концы с концами.
Конфликты народа с политическими партиями были непримиримыми. Правительство Гоминьдана конфликтовало с мелкими политическими группами. Лояльность многих чиновников – губернаторов провинций, мэров городов, военачальников – была ненадежной. Еще более важен факт, что китайские коммунисты, сосредоточенные на севере, открыто подрывали авторитет правительства и не собирались сотрудничать с ним. Судя по отчетам, в регионах, контролируемых коммунистами, жизнь людей тоже была скудной и тяжелой, но производство находилось в лучшем состоянии, а рис и основные предметы первой необходимости распределялись справедливее и честнее. На опытных политиков, посещавших штаб коммунистов в Яньане, производили впечатление уверенность коммунистических лидеров, поддержка народом их армии и гражданской администрации. Они откровенно делились планами расширения своего господства. Национальное правительство было убеждено, что их цель – захватить весь Китай. воспользовавшись бедствиями войны, а потому продолжало блокировать коммунистические регионы.
Генерал Хэрли, которому президент поручил добиться политического и военного единства в Китае, старался изо всех сил. Его активные, почти пылкие увещевания сдерживали желание обеих сторон взяться за оружие. Не позволяя себе впасть в депрессию после первых неудач на новом поприще, Хэрли в течение всей Ялтинской конференции вел беседы с представителями обеих сторон. За день до открытия конференции, 3 февраля, национальное правительство представило на рассмотрение предложение о созыве консультативного совещания всех политических партий с целью объединения сил для создания объединенного конституционного правительства. Чжоу Эньлай, главный коммунистический чиновник, прибывший в Чунцин для переговоров с Чан Кайши, заявил, что его партия будет участвовать в этом совещании. Короче, во время Ялтинской встречи, похоже, появилось основание для надежды, что «этот мрачный спорный вопрос», как его называл Хэрли, завершится если не примирением, то политическим соглашением.
Политика американцев в Китае и по отношению к Китаю была основана на предположении, что противостояние коммунистов и правительства Гоминьдана должно скоро завершиться и в стране воцарится политическое и военное согласие. Фактически вся наша политика на Тихом океане стала зависеть от выполнения этой цели. Президент и Государственный департамент рассчитывали заручиться поддержкой и помощью Сталина в мирном урегулировании внутреннего конфликта в Китае или, по крайней мере, получить гарантии, что советское правительство не осложнит достижение единства, убеждая китайских коммунистов быть неподатливыми, подобно польским коммунистам.
Но если в скупых отчетах американцев содержится вся история, президент уделил только мимолетное внимание этому аспекту соглашения по Дальнему Востоку. В отчетах говорится только об одном кратком обмене комментариями 8 февраля после того, как Рузвельт и Сталин договорились заключить письменное соглашение о политических условиях, на которых Советский Союз вступит в войну против Японии. Президент, согласно отчету, только сказал, что «…мы некоторое время пытаемся поддерживать жизнь в Китае», а Сталин сухо заметил, что «…Китай будет жить». Потом Сталин продолжил. что окружение Чан Кайши требует обновления. Президент заметил, что, по его мнению, прогресс достигается путем примирения коммунистов с правительством Гоминьдана и что «…вина больше лежит на Гоминьдане и правительстве Чунцина, нежели на так называемых коммунистах».
Меморандум этой беседы завершается неуверенным замечанием Сталина, что «…он не понимает, почему китайцы не придут к соглашению, если у них должен быть объединенный фронт против японцев. Он считает, что ради этой цели Чан Кайши следует взять на себя роль лидера. В этой связи он вспомнил, что несколько лет назад у них был объединенный фронт, и он не понимает, почему его нельзя возобновить».
Но было ли это все, что эти два человека сказали друг другу о жизненно важной особенности ситуации в Китае? В это трудно поверить. Может быть, Рузвельт считал, что заявления Сталина, его явной отчужденности и желания позволить американцам заниматься этой проблемой достаточно? Или, может быть, он полагал, что Сталина нельзя склонить к определенному решению? Или, может быть, он считал, что больше ничего нельзя просить, так как, по его мнению, на самом деле единству китайцев мешают консервативные элементы Гоминьдана, а не коммунисты? Большая часть американских военных в Китае думала тогда точно так же; и большая часть группы Государственного департамента, занимающаяся делами Китая, чувствовала, что именно Чан Кайши следует заставить пойти на большие уступки, а в случае отказа устранить с политической арены.
Какова бы ни была причина, Рузвельт не получил от советского правительства вразумительного заверения в том, что в ответ на принятие его условий вступления в войну оно использует все свое влияние, чтобы заставить китайских коммунистов быть сговорчивыми. Оно, похоже, предоставило китайскому правительству самому добиваться согласия с коммунистами, что было одной из фаз улучшения китайско-советских отношений.
Американское правительство пользовалось любой возможностью, чтобы показать смысл и выгоду взаимной дружбы советского и китайского правительств. Чан Кайши, несмотря на страх и недоверие, проявил горячее желание прийти к соглашению со своим грозным северным соседом. Он искал различные возможности обсудить с ним условия. Во время визита в Чунцин вице-президента Уоллиса он уверял, что будет продолжать свои попытки. Одновременно он попросил, чтобы президент стал «посредником» или арбитром на его переговорах с Советским Союзом. Уоллис ответил, что сомневается в согласии президента играть такую роль и что американское правительство сможет стать участником или гарантом китайско-советского соглашения, но, по его мнению, оно охотно использует все свои возможности, чтобы примирить их. Чан Кайши заявил, что, если американское правительство поможет в организации подобной встречи, полдела будет сделано. Сталин и Молотов время от времени обсуждали это предложение. Они всегда утверждали, что хотят иметь дружеские отношения с Китаем. Ответственность за разногласия они перекладывали на китайцев и с негодованием говорили о постоянных попытках Гоминьдана обвинить Советский Союз во внутренних неприятностях в Китае, тем самым оправдывая собственные ошибки и неудачи.
