«5 октября по выходе в море попали в жестокий шторм с морозом и снегом. С большим трудом доставили на остров Беринг доктора Калиновского, его коров, собак и лошадей, желавшего зимовать на Беринге.
Нельзя было без смеха смотреть на изумление и испуг жителей, увидевших первый раз матросов, сидящих верхом на лошадях, они приняли всадников за богов и падали ниц при проезде лошадей.
9 октября ушли на Медный, обошли кругом — все благополучно.
11 числа началось крейсерство по Берингову морю, а вместе с ним наши мучения. Трудно описать наши испытания: сильный, холодный NW со снегом при морозе 18°-20° не переставал дуть все время со степенью шторма; бедный крейсер бросало как щепку, он черпал бортами и покрывался льдом от замерзавших брызг, сыпавшихся в большом количестве.
Вахтенный начальник, привязанный на мостике, быстро обращался в индейку, заготовляемую впрок на зиму, его пальто, ежеминутно обдаваемое водой, на морозе обращалось в ледяной футляр. После вахты вестовые с трудом освобождали офицера от панциря, который торжественно вдвоем несли сушить в кочегарку. К довершению провизия вся вышла, вина нет, и на плите ничего не держится, питались Бог знает чем и как.
Наконец 18 октября радости не было пределов при виде берегов Хакодате, хотя и покрытых снегом. Если согреться было негде, зато отдохнули от качки и достали провизию».
При входе на рейд
Приведя себя в порядок, мы отправились во Владивосток, опять жестокий шторм отнял лишние сутки, и только 23 октября отдали якорь в тихом Золотом роге. При входе на рейд наш Командир лихо обрезал корму[239] фрегата “Герцог Эдинбургский” и с мостика рапортовал адмиралу, который сейчас же приехал к нам, найдя образцовый порядок, горячо всех благодарил за него и за трудное плавание.
Во Владивостоке посетили старых знакомых, в институте, на “горках”, на “кучках” и в слободке. Вот стоять на рейде было не важно, уж очень мороз донимал, особенно ночью на вахте, никакое платье не спасало».
Эскадра идет в Гонгконг
«6 ноября мы ожили в тепле и зелени уютного рейда Нагасаки; здесь вошли в док для окраски подводной части и всего крейсера, истерзанного плаваниями…
Недолго стояли в Нагасаки, адмирал вдруг без всякого предупреждения приказал сниматься с якоря, едва успели забрать белье с берега и кончить расчеты с берегом.
Из Нагасаки вышли всей эскадрой (“Герцог Эдинбургский”, “Африка”, “Вестник” и “Пластун”), направляясь в Гонконг, куда прибыли 30 ноября».
С этой точкой зрения я согласен…
«Дорогой у нас вышло небольшое происшествие, порядочно некоторых взволновавшее. Эскадра шла в две колонны, левую составляли клипера под парусами, а правую — “Эдинбургский” и “Африка” под парами и парусами.
На мостике “Африки” вахтенный начальник внимательно следил за идущим впереди адмиральским кораблем, который был плохо виден из-за стоящего большого паруса (фока), и потому не усмотрел ракету, пущенную по приказанию адмирала. Ракета по условию должна указать пробитие тревоги на судах и открытие огня из орудий.
Лейтенант заметил только огоньки на клиперах и решил у нас не бить тревоги, но командиру все-таки послал доложить.
Выходит Командир “сам как Божия гроза”; лейтенант подробно доложил.
— Отчего вы не пробили тревогу, когда увидали огни?
— Раз мы прозевали ракету, нам уж нельзя стрелять последними, лучше пусть бранят за недостаточность внимания, но не говорят, что “Африка” опоздала, ведь это несовместимо с ее достоинством.
— С этой точкой зрения я согласен, но предупреждаю — если адмирал будет недоволен, то вам будет очень худо.
Когда эскадра пришла в Гонконг и стала на якорь, командиры поехали с рапортами, мы ждали с нетерпением возвращения нашего командира. Наконец, командир прибыл, зовет лейтенанта, тот идет ни жив, ни мертв.
— Адмирал приказал передать вам его благодарность за быстрое выполнение приказа.
— …? — на лице у лейтенанта.
— Ваше счастье, что все обошлось благополучно, но я все-таки вас не благодарю.
Вскоре дело разъяснилось: адмирал, выйдя ночью на мостик, приказал пустить ракету; отвлекшись наблюдением за выходом команды на фрегате, не заметил времени начала стрельбы на других судах. Увидя огни на клиперах и не видя на “Африке”, спросил у вахтенного начальника Ф.Ф. Стемман:
— Отчего “Африка” не стреляет?
Благородный товарищ сообразил, что на “Африке” прозевали и, желая спасти вахтенного начальника от гнева адмирала, доложил:
— Ваше Превосходительство, “Африка” уже кончила стрельбу, она, по обыкновению, первая выполнила сигнал.
Оттого адмирал и благодарил Командира, который промолчал в свою очередь, спасая обоих офицеров».
Третий Новый год вдали от Родины
Рождественские праздники и Новый 1883 год «Африка» и ее команда встретили в Гонгконге. Довольно долгое пребывание скрашивалось активным общением на берегу и с командами как своих кораблей, так и английской и французской эскадр, оказавшихся по случаю там же.
«В течение праздников на судах эскадры устроили елки для команды и офицеров. У нас, кроме того, был спектакль — “Ямщики” Загоскина и сцена Горбунова “На празднике” были бойко разыграны любителями-матросами. В довершение живые картины “Возвращение из кругосветного плавания” окончательно привели присутствующих в восторг.
После спектакля для чужих команд подали разное угощение, а командиры и офицеры ужинали в кают-компании, убранной живыми цветами. Также оригинально китайцы убрали самовар, он весь был покрыт цветами, но форма и все очертания были сохранены. В самовар налили состав из вин, а вместо угольев положили лед.
Новый год встретили скромно по своим судам».
Все хорошее начинает утомлять
«1 января 1883 года. Четвертый год нашего плавания, а о возвращении ни слуху ни духу, вдобавок еще выслан новый кредитив на год.
3 января неожиданно приехал адмирал произвести артиллерийское ученье; оставшись вполне довольным отчетливостью исполнения, адмирал благодарил всех и отдельно лейтенанта Р. “за доставленное удовольствие”…
14 января мы приуныли — у нас подняли флаг адмирала; без того уже подтянутые, мы сами еще более затянулись, зная строгость и требовательность Николая Васильевича. На другой день ушли в море эскадрой, вскоре по сигналу фрегат “Герцог Эдинбургский” и клипер “Пластун” отделились по направлению к Маниле, а клипер “Вестник” — в Сайгон.
По пути адмирал не беспокоил нас ученьем, говоря, что он живет на даче, так хорошо ему было на “Африке”.
Стоянка в Сингапуре ознаменовалась тоскливым балом у губернатора, несмотря на прекрасное помещение и относительную любезность хозяев.
Затем состоялась гонка малайских и китайских шлюпок… На этой гонке было больше смеху, чем действительной гонки — китайцы и малайцы толкались, падали в воду при оглушительном крике и драке».
Несмотря на мой характер скорее видеть дурное…
«На днях стало известно о скором приходе корвета “Скобелев”, на который должен перейти адмирал, почему 30 января мы сделали прощальный завтрак адмиралу, которого все полюбили и уважали.
Адмирал в ответ на обращение к нему старшего офицера сказал:
— Несмотря на мой характер скорее видеть дурное, чем хорошее, и желание придраться к чему-нибудь, я не мог этого сделать у вас вследствие, безусловно, прекрасного состояния корабля во всех отношениях.
Такой отзыв строгого адмирала мы приняли как награду за наши труды и усердие».
По-моему, уже, по крайней мере, четвертый строгий адмирал, с редким постоянством и даже некоторым однообразием, отмечает превосходное состояние крейсера «Африка».
«1 февраля адмирал перешел на корвет “Скобелев” и немедля ушел на нем по островам Зондского Архипелага».
Домой!
«Малаец привез телеграмму, видимо, из России, все встрепенулись и замерли в ожидании новостей — вдруг Командир объявляет о полученном приказании идти в Россию.
Вот кавардак начался, стали прыгать от радости, кричать “ура”, пить шампанское, просто не знали, чем выразить свой восторг; когда же первый пыл прошел — как будто стало жалко расставаться с милой “Африкой”. Торжественно подняли длинный вымпел[240] и 6-го февраля ушли в Индийский океан.
Вот когда начальство отличилось.
Ему казалось, что мы мало учились в течение трех лет и ничего не знаем, а потому на переходе до Цейлона ученья начинались: по тропическому расписанию с 5 часов утра до 8, затем по умеренному климату с 10 до 11, с 2-41/2 и с 43/4 до 61/2. Кроме того, делались часто ночные тревоги и маневры с парусами — скучать было некогда; если прибавить сюда тропический зной и маловетрие, то прямо веселье».
