И высокочиновные дубы верили обещаниям двух академиков! Если же до них доходили отголоски моей критики узлов РО-1 и РО-2, то их вполне устраивало разъяснение А. Л. Минца: мол, в этих узлах и. не нужны локаторы с высокими техническими характеристиками, ибо их задача — выдать «звоночек» Генштабу и правительству о начале ракетного нападения. А каковы могут быть наши ответные меры по этому «звоночку», когда не известно: откуда, по каким нашим объектам и в каких количествах запущены вражеские ракеты, по каким траекториям и сколько времени осталось до их падения? Нажать кнопки запуска наших ядерных ракет? А если этот «звоночек» окажется ложным? — ведь не раз на полигоне по данным РЛС ЦСО-П траектория ИСЗ выдавалась как траектория баллистической ракеты!
И, конечно же, от такого «звоночка» не может быть и речи о целеуказаниях стрельбовым комплексам С-225. Но никто в эти технические тонкости не хотел вникать ни в управлении военного заказчика, ни в ВПК, ни в ЦК КПСС. Мои же попытки привлечь внимание к этим вопросам встречались с нескрываемым раздражением, как проявление «хохлацкого упрямства».
И все же этот альянс двух академиков, поддерживаемый властными структурами военно-промышленного комплекса, оказался лишь предтечей куда более опасного для работ в области ПРО высокоорганизованного авантюризма по типу ранее упоминавшейся системы «Даль», который по возможным бросовым затратам можно было бы оценить как «Даль» в квадрате, если не в кубе. И почерк в провоцировании этой авантюры был «далевский»; с той лишь разницей, что на заглавную роль в нее был втянут (аналогично С. А. Лавочкину) генеральный конструктор В. Н. Челомей. Называлась эта авантюра системой «Таран».
Система ИС (истребитель спутников) была лишь первой ласточкой в амбициозных притязаниях В. Н. Челомея на ракетно-космическую тематику. Причем в интересах создания противоспутникового космического аппарата в подчинение В. Н. Челомея в качестве филиала возглавлявшегося им ОКБ-52 было передано ОКБ-301 (покойного С. А. Лавочкина) с опытным заводом.
Главными же минами в предложениях В. Н. Челомея, заложенными под тематику главных конструкторов С. П. Королева и М. К. Янгеля, были предложения о создании трех видов ракет: УР-100, УР-200 и УР-500 — «три урки». УР-100 предлагалась как массовая МБР с ампулизированными компонентами для жидкостно-реактивного двигателя. Под это дело В. Н. Челомей получил еще один филиал — ОКБ авиаконструктора В. М. Мясищева с опытным заводом. Сам же Владимир Михайлович Мясищев, генеральный конструктор самолетов-бомбардировщиков, в том числе первого межконтинентального бомбардировщика, был назначен на должность начальника ЦАГИ. О ракетах УР-200 и УР-500 заявлялось как о мощных носителях для вывода космических аппаратов в околоземный космос.
Я никак не мог понять, почему на «совещания» по «уркам», проводившиеся Н. С. Хрущевым прямо на фирме В. Н. Челомея, приглашали, кроме «баллистических» конструкторов, и меня. Может быть, потому, что на Н. С. Хрущева произвел впечатление научно-документальный фильм «Система «А», который был продемонстрирован ему 17 апреля 1962 года, в день рождения Никиты Сергеевича? Не могло мне прийти в голову, что где-то уже состоялся сговор о «челомеизации» работ в области ПРО. (Слово «совещание» я беру в кавычки, ибо на самом деле это были доклады Челомея и его диалоги с Хрущевым в присутствии безмолвствовавших Л. И. Брежнева и Ф. Р. Козлова, а также приглашенных министров и главных конструкторов, которым тут же мог давать распоряжение Н. С. Хрущев)
Однажды случилось так, что я из-за несвоевременного оповещения прибыл на очередное такое совещание с небольшим опозданием. Меня встретили и проводили в зал заседаний, где были развешаны выполненные на ватмане иллюстрации к докладу Челомея, но, к моему удивлению, в зале кроме меня оказался только один человек, рассматривавший эту плакатную живопись, — Михаил Кузьмич Янгель. Здороваясь, он с иронией спросил меня, указывая на один из плакатов:
— Это твоя система?
На плакате была изображена предельно примитивная схема перехвата баллистической ракеты другой ракетой. Почти детская картинка. Указывая на ракету-перехватчик, я ответил Янгелю в тон его шутке:
— Но как в моей системе очутилась вот эта твоя ракета? Помнится, у меня была прописана ракета Петра Дмитриевича Грушина с пороховым ускорителем.
В это время к нам подошел сотрудник (вероятно, из режимной службы) и пригласил нас пройти в дверь, ведущую в соседнее помещение. Там оказалось застолье, во главе которого восседал Никита Сергеевич, слева от него — Ф. Р. Козлов, справа — Л. И. Брежнев и Н. Челомей. Перпендикулярно столу президиума, образуя букву «П», располагались два стола, за которыми сидели приглашенные на совещание. Никита Сергеевич с шуткой-прибауткой приветствовал Янгеля и меня и лично распорядился, где кому сесть. Мне досталось место слева от Р. Я. Малиновского, но здесь со мной случился казус, когда я не сообразил, что моя тарелка с хлебом и пирожками находится по левую руку, и мы с маршалом очень быстро опустошили его тарелку. Хрущев, — как это ни странно, — заметил эту мою оплошность и сказал:
— Есть предложение переместить товарища Кисунько на место рядом с Фролом Романовичем, чтоб он не отбивал хлеб у министра обороны.
Были тосты, а между тостами Никита Сергеевич рассказывал разные истории, связанные с убийством Кирова, с Берия и Сталиным, с пребыванием его членом военных советов на фронте. Все слушали его не перебивая, и только меня угораздило перебить и поправит: Никиту Сергеевича, когда он неправильно назвал год убийства Кирова. Поскольку я теперь сидел рядом с Ф. Р. Козловым, он вполголоса и легким подталкиванием локтя дал мне понять, что мне не следует вступать в спор с Н. С. Хрущевым. В своих рассказах Н.С. не чурался и «соленых» историй.
Вот одна из них, — о том, как Хрущев и Берия вместе со Сталиным в его машине ехали на кунцевскую дачу и в пути Сталину захотелось по большой нужде. Случилось это на специально охраняемом шоссе, где по установленному режиму, кроме машины Сталина, никакой другой машины не могло быть. Но о том, чтобы справить нужду в кустарниках у обочины шоссе, не могло быть и речи, так как Сталин и Берия опасались террористического акта.
Вышли из положения следующим образом: остановили машину, открыли дверцу пассажирского салона и, поддерживая вдвоем Сталина за вытянутые руки, помогли ему пристроиться на корточках в проеме дверцы с обращенным наружу соответствующим обнаженным местом. Так как дело было ночью, то дежуривший в придорожных кустах постовой охранник, увидев в полутьме остановившуюся машину (а он знал, чья это машина), вышел к ней, чтобы выяснить — не нужна ли какая-нибудь помощь. Увидев приближающегося охранника, Берия гаркнул:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
