— В том-то и дело, что нет. Но он приходит к группе и в присутствии всех офицеров заявляет, что фотография настоящая. Заметьте, что в половине девятого, когда к нему ворвался подполковник Звягинцев, он категорически все отрицал. А через полчаса вдруг признает, что фотография настоящая. Если учесть, что мы с вами сами приказали сделать этот фотомонтаж, то подобное признание не просто интересный факт. Это настолько невероятный и непонятный ход, что он заставляет нас думать, что, кроме нас, в игру вступил еще кто-то.
— Но это невозможно, — развел руками гость. — О Скрибенко и Липатове не знал никто, кроме нас.
— Может, кто-то из ваших людей проболтался? Или работает на другую сторону?
— Нет. Обо всем знал только я один.
— Тогда вам и нужно узнать, почему Горохов сделал такое признание.
Почему фотографию, которая была смонтирована для его компрометации, он признает за настоящую. Какова его цель?
— Я узнаю, — решительно сказал гость, — я все узнаю.
— И второе. Спецназовцы сегодня ночью проявили непонятную активность.
После того как перебили всю группу, они отправились к бывшей сожительнице Коробкова, сообщившей о его появлении. Хорошо еще, что мы успели увезти эту дуру за пять минут до появления сотрудников милиции. Но оставлять квартиру мы не могли. Это была конспиративная квартира, и они могли догадаться. Мы бы не успели все вывезти за пять минут. Дело закончилось тем, что там был устроен небольшой фейерверк и двое сотрудников спецназа погибли. Вы еще и об этом тоже не знали?
— Не знал, — испуганно шевельнул губами Александр Никитич.
— С этой минуты вы будете заниматься только этим делом. Я надеюсь, вы понимаете меня правильно? Его гость тяжело кивнул головой. Он встал со стула и слушал слова сидевшего молодого человека как приговор.
— Мы не можем завалить порученное нам дело, — неумолимо продолжал молодой человек, — ваша задача выяснить, почему так повел себя полковник Горохов. И несколько остудить пыл спецназовцев. И самое неприятное: они уже догадываются, что вся затея с деньгами — одна большая провокация. Но пока не знают, против кого и во имя чего она затевалась. Если они и дальше будут суетиться, нам придется продумать комплекс других мер.
— Они не оформили деньги? — внезапно оживился Александр Никитич. — Может, стоит зацепить их за это нарушение?
— Это мы оставим на крайний случай, — рассудительно сказал молодой человек, — я еще не сказал вам, что после того, как погибло столько людей, приехал сам Кочетов. А они даже ему не показали денег и не взяли его санкции на обыск в доме Скрибенко. Но это все оставим на крайний случай, если мы не сможем остановить их своими силами. Но пока ситуация еще под нашим контролем.
— Кочетов тоже там был? — почти простонал Александр Никитич.
— Он приехал скандалить, — успокоил его молодой человек, — он в любом случае не союзник Звягинцева и его людей. Но мы не думали, что все так сложится. Сейчас важно, чтобы они вышли на Липатова и после этого свернули бы свою деятельность. Пусть поиском связей Липатова и Скрибенко занимаются следователи прокуратуры.
— Погибла вся группа Коробкова?
— Почти вся. Один ранен и в больнице. Судя по всему, он может не дожить до завтрашнего утра. А это нас никак не устраивает. Мы ведь рассчитывали, что они останутся в живых и расскажут о том, почему Скрибенко принес им деньги.
— Может, он еще выживет, — несмело предположил гость.
— А кто ему поверит без самого Скрибенко? Да еще эта фотография, найденная так не вовремя. Одно дело, если бы ее нашли потом, во время следствия, тогда Горохов не успел бы ничего рассказать. Совсем другое, когда ее нашли теперь.
— Я все понял, — сглотнул Александр Никитич, — я не уйду сегодня из кабинета, пока не разберусь с этим вопросом.
— Мне так и передать?
— Да, да, конечно. Так и передайте. — Гость выдохнул воздух и, повернувшись, пошел к вешалке. Взяв плащ, он долго надевал его, не попадая в рукава. И, уже подойдя к входной двери, вдруг повернул обратно. Молодой человек по-прежнему сидел за столом.
— Я хотел спросить, — нерешительно начал Александр Никитич, — откуда вы так знаете все подробности сегодняшней ночи? Откуда вы знаете, что говорил Горохов членам группы Звягинцева?
Молодой человек усмехнулся и, глядя в глаза гостю, спросил:
— А как вы думаете?
— У вас есть там свой человек, — понял Александр Никитич. Молодой человек смотрел ему в лицо, по-прежнему нагло усмехаясь.
— До свидания, — кивнул гость, выходя из гостиной.
«Интересно, — подумал он уже в кабине лифта, кто из людей Звягинцева мог так полно их информировать?»
Глава 11
— Это невозможно, — пробормотал чиновник, в ужасе хватаясь за сердце. — Вы не понимаете, что здесь работают ответственные работники Кабинета Министров.
Я не могу позвонить Липатову. Это грубое нарушение субординации.
Почему они все такие пугливые, эти ответственные сотрудники? Честное слово, самые большие трусы на свете — это высокопоставленные чиновники и политики, больше всего в жизни боящиеся проколоться и слететь со своих постов.
Петрашку повернулся к хозяину кабинета.
— Перестаньте, — сказал он, возьмите себя в руки. Как пройти к Липатову?
— Но вас туда не пустят, — взмолился чиновник, — вы не понимаете. У нас существуют свои порядки. Я просто не могу ему сам позвонить.
Петрашку посмотрел на женщину. Она пожала плечами.
— Он прав. У нас не принято звонить высокому начальству.
— Всегда бывают исключения, — резонно возразил Ион, — а может, вы позвоните Липатову?
Чиновник охнул, но благоразумно промолчал.
— Если это действительно нужно…
Я сколько раз убеждался, что бабы храбрее мужиков. Особенно в таких вопросах, когда нужно рисковать не своей жизнью, а карьерой. Для чиновников жизнь синоним карьеры.
— Это не просто нужно. Сейчас важна каждая минута.
Она поднялась с кресла, подняла трубку, набирая номер, покачала головой.
— Не отвечает.
— У него в приемной секретарь, — подсказал я.
— Да, конечно, — кивнул чиновник, сам поднимая трубку.
— Где товарищ Липатов?
Интересно, что эти чиновники до сих пор называют друг друга «товарищами». Хотя по уровню жизни и своим доходам давно переплюнули любых «господ».
— Его нет, — сообщил нам чиновник.
— Спросите, где он, — потребовал Ион.
— Где он? — безнадежно спросил чиновник.
— Говорят, что сегодня он не вышел на работу, — повернулся к нам чиновник, — он плохо себя чувствовал. — Мы с Ионом переглянулись. Наверно, мы подумали об одном и том же: там что-то случилось.
— Где он живет? — спросил Ион.
— Я не знаю, — чиновник уже положил трубку.
— Позвоните и спросите.
— Они мне не скажут, — испугался чиновник.
— Звоните, — повысил голос Ион.
— Нет, — крикнул чиновник, — это переходит все границы.
Напрасно он это сказал. Ион положил руку на пояс. И хотя у нас не было оружия, грозно сказал:
— Если сейчас не позвонишь, гнида, я тебя пристрелю.
Чиновник снова поднял трубку, набирая номер.
— Это снова я, — испуганно зашептал он, — где живет Георгий Сергеевич?
Да, у меня очень важное дело. Я хотел бы к нему заехать. Нет, по телефону нельзя. Нужно, чтобы он ознакомился с бумагой лично. Спасибо, — он положил трубку.
— На правительственной даче, — выдохнул чиновник.
— Позвоните ему и дайте мне трубку.
— Позвоните сами, — попросил чиновник. — Я действительно не имею права.
— Он раскрыл какую-то книжку и прошептал номер телефона правительственной связи. Ион набрал номер. Долго ждал. Потом положил трубку.
— Вы знаете точный адрес? — спросил Ион.
— Конечно, нет. Но там при въезде будет охрана, которая знает, кто где живет. Вас туда не пустят, — быстро вставил чиновник, но мы его уже не слушали.
— До свидания, — сказал Ион на прощание женщине, и я вежливо кивнул ей, не посмотрев на сидевшего в своем кресле хозяина кабинета. Он, наверно, сегодня вечером получит свой инфаркт, подумал я злорадно. Когда мы уже сидели в автомобиле, Ион спросил меня:
— Что думаешь?
— Не знаю, — честно признался я, — да и думать не особенно хочу. Может, он знал про деньги. А может, дал своему сотруднику свою личную машину. Мы все равно ничего не сможем доказать. Даже если это он стоял за всем этим. А куда сотрудник поехал — это уже не его дело.
— Да-а, — процедил Ион, — мы ему ничего доказать не сможем.
— Он, наверно, сидит дома и ждет, когда к нему приедет Скрибенко.
— Увидим, — строго сказал Ион, глядя вперед. Потом вдруг добавил:
— Может, заедем к себе и возьмем оружие?
Тут даже я не выдержал.
— Ты с ума не сходи, капитан. Здесь тебе не Приднестровская республика.
