— Они прямо пишут, — задыхаясь, сказал глава государства, — что эта провокация была направлена против вас лично. — Премьер по-прежнему молчал, президент мог сказать далее все, что угодно. Он мог пожалеть и похвалить за выдержку, мог разозлиться и обругать за излишнее нагнетание страстей вокруг персоны самого премьера. Но он сделал паузу и добавил:
— Они считают, что во всем этом был замешан глава моей администрации. А вы как думаете? — Премьер понял, что это очередная проверка. Теперь все зависело от того, что именно он скажет.
— Я привык не обращать внимания на подобные публикации, — сказал он, — они только мешают работе.
Президент тяжело задышал. Очевидно, ему понравился ответ премьера.
— Это правильно, — сказал он, — но совсем не обращать внимания тоже нельзя.
Мы все живые люди. Может, мне стоит подумать об обмене. Вернуть его к вам в аппарат, а одного из ваших первых замов ко мне. Как вы считаете?
— Ему будет трудно работать в аппарате вторым или третьим лицом, — осторожно заметил премьер.
— Да, — сказал президент, — я тоже так считаю. Спасибо. До свидания. — Премьер положил трубку и долго размышлял, что именно ему хотел сказать президент и как он отреагирует на эту статью.
Почти в это время полковник Барков вышел из здания. Он был в плохом настроении. Мягко подъехала его машина. Он сел и коротко приказал водителю:
— Домой. — Водитель кивнул головой, выворачивая руль. Всю дорогу Барков молчал. Когда они подъехали к подъезду дома, Барков хотел сказать водителю, когда приехать завтра, но передумал. Кивком головы попрощавшись с водителем, он вошел в подъезд. И сразу прозвучали три выстрела.
Заключение Они стояли на мосту и смотрели вниз. Весенняя Москва-река была в этом году особенно красивой и шумной. Слева была гостиница «Украина», а справа «Белый дом». Горохов задумчиво смотрел вниз.
— Здесь обычно не стоят, — сказал Бурлаков, — зачем вы сюда пришли?
Вместо ответа Горохов достал конверт и показал его полковнику ФСБ.
— Я писал его на случай своей смерти, — признался он.
— Вы и нам не доверяли, — нахмурился Бурлаков.
— Нет, не доверял, — честно признался Горохов, — после всех этих событий я больше никому не верю.
— Все закончилось хорошо, — напомнил Бурлаков, — в конечном счете мы победили. Правительство осталось на своем месте, а все временщики слетели со своих постов. По-моему, все нормально. Идемте к машине, на нас смотрят.
Горохов по-прежнему задумчиво смотрел вниз.
— А я даже ничего не знал. Получается, что офицеры группы Звягинцева заплатили своими жизнями, чтобы одна группа пауков съела в банке другую группу.
Как это противно.
— Такова жизнь, — пожал плечами Бурлаков, — это диалектика. Всегда кто-то оказывается съеденным. Раз есть хищники, должны быть и жертвы.
— Закон джунглей, — усмехнулся Горохов, — выживает сильнейший.
— Вы сегодня настроены меланхолично. Идемте к машине. Становится холодно.
— Наше правительство могло бы наградить этих ребят. Хотя бы посмертно, — негромко заметил Горохов.
— А за что? Чем мотивировать награждение? Достаточно того, что мы знаем об их мужестве. А семьи получат приличные пенсии.
— Вы циник?
— Сентиментальность нынче не в моде. Мы победили и остались в живых. Все остальное — альтруизм, морализирование. Мы были альтернативой греху. И мы победили. Потому что дрались за правое дело.
— Нет, — убежденно сказал Горохов, — альтернатива греху — служение дьяволу, полковник. Грешник — верует. В Бога. Грешит, но верует. И оттого он — с Богом. А мы с вами… Вы в Бога верите? Вот и я тоже. И оттого мы не с Богом. Тогда с кем? То-то… — И, разорвав конверт на мелкие кусочки, Горохов бросил обрывки в реку и зашагал, сильно хромая, к машине.
— Подождите! — крикнул озадаченный Бурлаков. — Тогда почему Бог допускает подобную альтернативу?
Горохов повернул голову, подумал немного и сказал:
— Может, потому, что он оставляет людям право выбора?
И зашагал дальше.
