– Снайпер! – заорал Пошта, бросаясь на землю.
И словно в ответ на его вопль глухо ахнула мина-растяжка, после чего в небе долбанула ярко-зеленая сигнальная ракета.
– Налет! – закричал Буйен. – В ружье! Это налет!
Паника вспыхнула так же мгновенно, как упавшая в костер гитара. Люди заметались, задергались, забегали беспорядочно, кто-то с кем-то сцепился, кто-то истошно заголосил. А невидимый снайпер продолжал снимать охранников одного за другим.
«Он нас прекрасно видит на фоне костра, – понял Пошта, – а мы его – нет».
Листоноша подполз к полевой кухне, схватил десятилитровое пластиковое ведро с водой и в прыжке выплеснул содержимое в огонь. Окончательно пламя не погасло, но большую часть все-таки удалось сбить. Что было хорошо, так это то, что мокрые дрова мигом начали чадить, испуская серый сырой дым, заволакивающий окрестности поезда и паникующих людей.
Дымовая завеса – лучшая защита от снайпера.
Тем временем Буйен привел в чувство своих бойцов, и те организовали сопротивление. Охрана поезда делилась на звенья из пяти человек – два штурмовика, один пулеметчик, один медик (он же связист) и командир (он же гранатометчик). Три таких звена залегли на границе света и тьмы у подножия холмов, еще два пробрались под вагонами на другую сторону поезда.
Незадействованные в обороне охранники пинками и матом гнали взбесившееся людское стадо обратно в вагоны, под защиту бронированных стен.
Пулеметы охранников – РПК и один М60 – были заряжены правильно, для ночного боя, каждый третий патрон – с трассирующей пулей. Поэтому когда охранники открыли огонь на подавление, ночь расцвела сполохами трассеров и отсветами взрывов.
Кто бы не штурмовал поезд, делал он это массированной атакой со всех направлений. Первый рубеж – сигнальные ракеты – нападающие прошли быстро и почти без остановок. Мины-ловушки чуть задержали и проредили их ряды. А потом началась окопная война, в которой, как знал Пошта, обороняющиеся проигрывают всегда, как бы ловко и профессионально они ни действовали.
Но тут Буйен приготовил нападающим сюрприз. Когда последние штатские скрылись внутри поезда, а сталкеры-волонтеры примкнули к охранникам, поддерживая их огнем из разномастных стволов (от дробовиков и «макаровых» – до «таворов» и «глоков»), Буйен приказал сдернуть брезент с центральной платформы поезда.
Под брезентом обнаружился миномет 2С4 «Тюльпан» – уже не самоходный, но все еще грозный, способный превратить в огненный хаос любую цель на расстоянии до двадцати километров.
– Ну все, – проорал сквозь пальбу Пошта. – Трындец им! Сейчас их в мелкую труху, копать-колотить!
Ошалевший Зубочистка завращал глазами, глядя куда-то за плечо Пошты.
Листоноша обернулся. В эту секунду выпалил миномет. Звуковая волна ударила по ушам, отозвалась звоном в черепе. «Надо было открыть рот, – машинально вспомнил пришибленный Пошта, – чтобы уравновесить давление в черепе»…
В ушах свистело – то ли от контузии, то ли мина, выпущенная «Тюльпаном», стремительно падала на цель. «Интересно, чем они стреляют? – все еще заторможенно подумал Пошта. – Фугас? Разрывная? Умная мина “Смельчак” с лазерным наведением? Атомная мина? Хотя нет, вряд ли, откуда у них…»
Мысли были медленные и вязкие. Среди холмов что-то вспыхнуло ослепительно белым, как горящий фосфор, и опять ударило по голове. Контузия. Или?..
Пошта обернулся, едва не потеряв равновесие.
Нет, это не контузия! Не звук и не ударная волна! Это Зубочистка!
Гаденыш! Предатель! Балаклавец, ухватив свой древний «калаш» за ствол, как дубину, лупил Пошту по голове – любой нормальный человек уже давно вырубился бы или подох с проломленным черепом, а листоноша принял удары за звуковую контузию.
«Воистину, были бы мозги – было б сотрясение», – подумал Пошта, вскидывая руку и перехватывая опускающийся «калаш» на лету.
Зубочистка, не будь дурак, тут же выпустил автомат и очень грамотно пробил двойку в челюсть. У Пошты дернулась голова, перед глазами поплыли цветные круги.
Зубочистка поднырнул под ответный удар (скорее отмашку) отобранным автоматом, пробил по печени и рубанул по затылку.
Тут уже листоноша все-таки упал. Как-то многовато оказалось воздействий на мозжечок и гипоталамус. Сознания Пошта не потерял, но пошевелиться не мог и видел все, как через мутное стекло.
Куда-то бежали люди, стреляя на ходу, – охрана поезда, сметя нападавших двумя залпами из «Тюльпана», перешла в наступление. Кто-то стрелял трассерами, кто-то раскидывал дымовухи. Тренькали на излете пули, отскакивая от бронированных бортов поезда.
А над листоношей возвышался Зубочистка, тяжело дыша:
– Ох и живучий же ты, гад… – просипел он. – Листоноша! Куда перфокарту дел?
Ответить Пошта не мог.
Зубочистка нагнулся и принялся обшаривать карманы листоноши. Все ценное тут же перекочевывало к грабителю, все непонятное – оказывалось выброшенным на землю. В голове у Пошты бил чугунный колокол. Тело было чужим, ватным. В сознании он оставался лишь неимоверным усилием воли.
– Ага! – торжествующе выкрикнул Зубочистка. – Вот она!
Он победоносно взмахнул перфокартой с кодом доступа к спутнику связи – единственным трофеем листоноши из штольни. И словно в ответ на этот взмах раздался несильный взрыв – ракета из РПГ нападавших угодила точно в гусеницу вездехода «Харьковчанка-2».
Кумулятивный заряд перебил трак, в одно мгновение обездвижив Летучий Поезд.
Тактического преимущества нападающим это не давало – атака все равно уже была отбита, и, скорее, выстрел из РПГ был чем-то вроде прощального подарка – пакость на дорожку, мол, никуда вы теперь не уедете.
Охранники поезда ответили яростным огнем из всех стволов, обратив нападающих в бегство.
Зубочистка, осознав, что бой вот-вот закончится, заозирался, вытащил из сапога нож и склонился на Поштой:
– Ну, прощай, листоноша, – процедил он. – Спасибо, что помог выбраться из штольни. Не поминай лихом.
Клинок взлетел вверх в стремительном замахе. Одно движение – и он перережет Поште горло, трахею и сонные артерии. А с такими повреждениями даже листоноше не выжить.
Сухо треснул выстрел. Пуля попала Зубочистке в бронежилет и усадила балаклавца на задницу – в прямом смысле, он как стоял – так и сел, выпучив глаза и судорожно пытаясь вдохнуть.
– Это что за дела? – строго спросил Буйен, не отводя от Зубочистки ствол «стечкина». – Ты чего это своих режешь, гнида? Или ты – наводчик? Казачок засланный? Ну-ка, рассказывай, кто тебя послал! На горных бандитов работаешь?!
Зубочистка наконец-то преодолел последствия попадания девятимиллиметровой пули в район солнечного сплетения и смог вдохнуть.
– Это не я! Не я! Это он! – плаксиво завопил мерзавец. – Это все листоноша! Он бандитов навел! Поезд в ловушку заманил!
– Ты говори-говори, да не заговаривайся! – оборвал его Буйен. – Поезд по стандартному маршруту шел!
«Перфокарта, – подумал Пошта. – Он все это затеял ради перфокарты»…
Но вслух произнести ничего не получилось.
– Так, хватит мне мозги пудрить, – начал терять терпение Буйен. – Выкладывай все, как на духу. А то пристрелю, как собаку!
Зубочистка весьма натурально зарыдал, затрясся в истерике – и метнул в Буйена горсть пепла из погасшего костра. Буйен выматерился, выстрелил из «стечкина» – но было уже поздно: юркий, как ящерица, балаклавец нырнул под вагон, перекатился и стремглав побежал руинам деревни.
– Вот гаденыш! – выругался Буйен. – И ведь не догонишь, наверняка там его дружки засели. Ты как, листоноша, живой?
Пошта не смог ответить.
Буйен отряхнул с себя пепел, убрал пистолет в кобуру и помог листоноше сесть. Это оказалось ошибкой – голова у Пошты закружилась, его затошнило.
«Все-таки сотрясение», – резюмировал для себя Пошта.
– Точно, наводчик, – говорил тем временем Буйен. Слова долетали до листоноши гулко, как из бочки. – Горные бандиты. База у них в Севасте. Туда он, голубчик, и подался. Хрен его теперь найдешь. Чего он тебе-то горло собрался резать, а? Чего не поделили? Эй! Эй! Листоноша, ты живой?
Но тут Пошта все-таки потерял сознание.
Глава 3
Плавучий город
Прощаясь с Буйеном и его людьми, листоноша клятвенно пообещал вернуть оставшиеся за проезд деньги при первом же удобном случае. В ответ хозяин сухопутного корабля лишь махнул рукой и пожелал Поште «счастливой охоты на поганого мерзавца».
Пошта выехал, когда рассвело, – по ночному Крыму передвигаться решился бы только самоубийца. К тому же очухался он далеко не сразу, а сесть на коня и вовсе смог через несколько часов. Голова гудела знатно – будто пустой горшок, по которому стучали палкой. Ритмично так стучали. Восемью палками.
На самом деле Один бежал по сухой, твердой земле. И каждый его шаг, каждый рывок вверх-вниз, отдавался в несчастной черепушке Пошты гулкой болью. Это надо же! Копать-колотить, надо же было так попасться!
