На самом деле Один бежал по сухой, твердой земле. И каждый его шаг, каждый рывок вверх-вниз, отдавался в несчастной черепушке Пошты гулкой болью. Это надо же! Копать-колотить, надо же было так попасться!
Было обидно, не столько за перфокарту даже, сколько за обманутое доверие. Листоноши часто попадали в неприятные ситуации, они казались бандитам легкой и удобной добычей (бандиты ошибались, но узнавали об этом перед самой смертью), но так ошибиться в человеке – это надо было уметь.
Головная боль усилилась настолько, что Пошта застонал сквозь зубы. Один на бегу обернулся, скосил карий глаз на хозяина.
По сторонам дороги мелькали густо поросшие зеленью холмы. Скорость Один развил, мягко говоря, приличную – как бы не быстрее Летучего Поезда. Листоноша потянулся в седельную сумку, достал бутыль с водой и отхлебнул.
На картах Севастополь значился необитаемым: город сильно пострадал во время Катаклизма. Все-таки там базировался флот, вот и досталось городу-герою. Пошта там ни разу не был, предпочитал обходить стороной. Узкая бухта глубоко врезалась в берег, деля Севастополь на две части, до Катаклизма местные пользовались паромом, чтобы не объезжать по берегу. Листоноша въехал в город с севера.
* * *
Севастополь отличался от Ялты или какого-нибудь Гурзуфа. Большой по крымским меркам город с развитой инфраструктурой, окруженный невысокими холмами – настоящие горы начинались далеко за городской чертой – некогда, наверное, зеленый и яркий, как и положено южному городу. Сейчас он лежал в руинах.
От зданий практически ничего не осталось, платаны сгорели или сгнили, улицы были засыпаны обломками кирпича и бетонных плит. Будь у Одина четыре ноги – пришлось бы нелегко, но восемь шипованных копыт выручали.
Ну и куда теперь?
Пошта заставил Одина остановиться и сверился с картой – старой, сделанной еще до Катаклизма. На ней были указаны улицы. М-да. Сильно поможет…
Пошта втянул носом воздух. Пахло морем. Впрочем, здесь повсюду пахло морем. И даже не поймешь, в какой оно стороне.
И где искать Зубочистку?
Развалины Севастополя фонили. Человеку здесь не выжить, это ясно, значит, бандиты где-то скрываются: в подземельях, в бункере… Перед самым Катаклизмом модно стало оборудовать «частные бункеры» – информация о готовящемся все-таки просачивалась, и сильные мира сего заботились о своей безопасности.
Но, копать-колотить, где те бункеры?
Пошта снова уставился в карту и тронул Одина коленями: вези, мил-друг, куда-нибудь. Один побрел на юг. Ему в городе не нравилось: жрать нечего, фон высокий, шорохи и звуки непонятные. Вот пойди разбери, это крыса шуршит или кто-то крадется?
Листоноша своего коня очень даже понимал.
Ему тоже здесь было неуютно, но перфокарту бросать нельзя. На ней – уникальная информация. Карта – единственная возможность связаться с выжившими людьми на другой территории. Ты же листоноша, Пошта? Листоноша. Вот и прекрати внутреннее нытье и метания. Твоя миссия – находить выживших после Катаклизма. И хватит рефлексии!
Поднималось солнце, и вместе с ним поднималась вонь.
Севастополь смердел. Пошта носу своему не поверил, но расчихался Один, а его вообще ничем не возьмешь, даже редкой по нонешним временам специей – перцем. Копать-колотить, да что же здесь гнить-то может? Пошта пытался «принюхаться», но аммиачная вонь по-прежнему терзала рецепторы, и Листоноша натянул противогаз. Так даже лучше – появятся бандиты, не сразу примут за чужака.
Развалины тянулись и тянулись. Над головой – безжалостное небо, хрустят обломками копыта Одина. И даже сквозь фильтры, кажется, пробивается запах.
Что здесь может так вонять? Трупы сталкеров? Да полноте, они давно в труху рассыпались.
Один преодолел еще одну насыпь из обломков кирпичей, и взору открылась Севастопольская бухта.
Когда-то, наверное, вода в ней была ярко-синей, прохладной, текучей. Сейчас всю бухту занимал студень. Даже не студень – растаявший холодец. Густой первобытный кисель, на вид даже упругий и густой, темно-свинцовый. Ряби на воде не было, но что-то перекатывалось лениво, будто по киселю где-то били ложкой. Пошту замутило. Один расчихался, содрагаясь всем телом.
Ясно-понятно. Это у нас были ароматы Севастопольской бухты.
Пошта тронул поводья, направив Одина вдоль берега. Здесь живые вряд ли остались, скорее всего, дальше в городе прячутся. Но все-таки, что случилось с водой?
Он подъехал к причалу и глянул вниз.
Это были медузы. Живые, лениво шевелящие многометровыми щупальцами, и дохлые, бесстыдно раскинувшие своды куполов – не меньше трех метров в диаметре каждый.
Кишели, можно сказать.
Пошта вообще медуз не любил, а таких еще и ни разу не видел. Сожрут же – и не поморщатся.
– Пойдем-ка мы отсюда, – сказал он Одину, разворачиваясь к бухте спиной, – поищем где-нибудь еще. Обидно, елки, вот так взять и перфокарту про…
Договорить ему не дали. Из-за развалин показались люди.
Пошта напрягся и вытащил из-за спины карабин. Мало ли.
Но, похоже, это были не разбойники, если, конечно, бандиты не вырядились в темно-синюю форму ВМФ России.
Пошта замер.
– Стой! Кто идет?
Форму чудно дополняли противогазы. Пошта присмотрелся, силясь понять: они защитные костюмы под кители напялили, что ли?
– Листоноша, – откликнулся он.
– Вижу! – не растерялся переговорщик. – Как зовут, по какому вопросу?
– Зовут Пошта, ищу вора. Ограбил и скрылся где-то здесь.
Переговорщик обернулся к спутникам, что-то сказал и пошел навстречу Поште. Листоноша спешился и похлопал Одина по боку, успокаивая. Впрочем, конь сам понимал, что их не убивать идут.
– Я про листонош много слышал, – сказал моряк, блестя стеклами противогаза, – но ни разу не видел. По коню узнал. Мичман Зиняк.
– Пошта, – повторил Пошта.
Мичман хмыкнул и почесал шею. Теперь Пошта ясно видел, что защитного костюма на нем не было.
– Ограбили, значит?
– Да, напали на Летучий Поезд, дали по голове, забрали ценную информацию и смылись. Судя по всему – в Севастополь. Не знаете, где искать бандитов?
– Ну… В общем, конечно, знаю. Но я тебе так скажу, листоноша: один туда не суйся. Даже на своем скакуне. Прибьют и труп медузам скормят.
– Много их у вас тут, – сказал Пошта, чтобы что-нибудь сказать.
– Да уж немало. Пригнало штормом. Все бы ничего, но воняют, твари. Дохнут – и воняют. Ждем, когда уйдут.
– А такое уже было?
– Да случается периодически. Море же.
Помолчали. Пошта лихорадочно прикидывал, что же ему делать. Мичман выглядел вполне дружелюбным, другие моряки топтались в отдалении. Одному, значит, лезть нечего. А с военными?
– Не посодействуете? Бандитов уничтожить?
Мичман Зиняк вздохнул и снова почесался.
– Это надо у капитана Воронина спрашивать. Без его ведома личный состав никуда.
– Ну так давайте спросим!
Мичман снова вздохнул, будто сдаваясь.
– Ладно, спросим. Приглашаю вас, значит, на борт «Адмирала Лазарева». Мы как раз патрулирование закончили, сейчас катер придет.
Он махнул рукой «личному составу», моряки подошли поближе. Все – Пошта глазам своим не поверил – были без защиты. Либо не бережет их капитан Воронин, либо… Впрочем, отличительное свойство человека – разум. Без него он уподобляется микроцефалам из Штурмового. Какая разница, как выглядит разумное существо и как реагирует на излучение?
– Как вы тут выжили-то вообще? У нас на картах Севастополь нежилым помечен.
– А он и нежилой. У нас тут две базы осталось: наша, Российская, и НАТО. Сейчас базируемся на кораблях… А выжили… Так и выжили. Еще гражданских немного спасли. Досталось нам, конечно.
– А натовцы?
– А им чего? Тоже выжили.
Послышалось жужжание – с южного берега бухты неспешно, раздвигая свинцовый кисель из медуз, шел паром. Обычный гражданский паром, широкий и низкий, из тех, что курсировали здесь еще до Катаклизма. Моряки оживились.
– Так противогаз достал, – пожаловался Зиняк. – И, главное, я эту вонь кожей чую. Ну, ощущение такое.
Бестактный вопрос, не чует ли он кожей радиацию, Пошта решил не задавать. В конце концов, листоноши спокойно обходились без защиты. Кто мешал военным добиться аналогичных результатов?
Паром причалил. Пошта замялся: оставлять Одина на берегу он не хотел. Конечно, конь не пропадет, но уж больно место недружелюбное.
– С животными к нам можно?
– С этим-то? С восьминогим шестичленом? Можно, конечно. У нас на кораблях своих зверушек хватает.
Когда паром отчалил, Пошта вышел на нос, стараясь не смотреть в воду – от колышащихся медуз его слегка мутило. Пришвартованные вдоль берега корабли давно уже не ходили в плаванье. Они были объединены в целый плавучий город.
Медленно ржавеющие громады крейсеров, небольшие, но боевого вида корабли, рядом навеки всплывшие подводные лодки были опутаны сложной системой переходов и лесенок. С палубы на палубу вели железные мостики, качались у бортов обычные весельные лодки. На кораблях сушили белье, что-то дымило, ходили люди. Пошта заметил, что самые большие суда (названий их он не знал) были выстроены кругом.
