деле Мара боялась предположить, сколько ей столетий: это была мать Лиарина – Нэя.
– Наверное, тебе хотелось знать, что они поют… – продолжила златокосая эльфийка.
– Благодарю Вас, ясная госпожа! – ответила Мара с улыбкой.
– Пойдём к столу! – эльфийка взяла девушку под локоть. – Я видела, что мой сын и Эктавиан тебя опекают, но сегодня им не до этого. А мне не хочется, чтобы на свадьбе кто-нибудь грустил. Ныне радостная ночь для нас. Будет много песен, а потом танцы. Ты тоже должна спеть! Если тебе понравится, то, может, ты останешься подольше. Я бы хотела, чтобы ты присутствовала и на свадьбе моего сына! Он, знаешь ли, немного привязался к тебе…
– Разве Лиарин женится? – спросила Мара почти равнодушно, но сердце её трепетало в груди, словно ожидая приговора.
– Пока ещё нет, но это давно решено, – объяснила Нэя.
–Да, конечно, – кивнула Мара. – Как же может быть иначе…
– Ладно, присаживайся, не стесняйся! – она оставила Мару у стола. – Лиадран, дитя моё, пойди сюда! – и окликнула тут же сестру невесты. – А ну–ка, скажи мне, когда ты будешь стоять на месте своей сестры?
– Когда ваш сын встанет на место своего друга! – смеясь, ответила дочь Элирана.
И эльфийки оставили Мару.
Девушка отыскала глазами Лиарина. Он улыбался и говорил о чём-то с Эктавианом, а рядом Элинэль обнимала мать и отца.
«Как он прекрасен! – подумала Мара. – Нет уж, я уйду раньше, чем он женится на этой надменной эльфийке! – она горько усмехнулась. – А что ты хотела, Мара? Он подобрал тебя в лесу из жалости, зная, что ты сгинешь, если он не спасёт тебя. Он показал тебе красоты своей земли. Что же ты ещё хочешь? Разве пара ты ему, эльфийскому князю, вечно юному и прекрасному, звёздному созданию с сияющим сердцем и сладостным для ушей волшебным именем – Лиарин? Ты рядом с ним, что бесцветная былинка рядом с розой! Деревенская нищенка без роду, без племени. Да и кем ты выглядишь по сравнению с этой прекрасной эльфийской княжной?».
Она перевела взгляд на Лиадран, чьи серебряные волосы сияли в свете луны и огней. Ей очень захотелось расплакаться.
Но вдруг кто-то коснулся её руки. Мара обернулась и увидела Лиарина, глаза его мерцали в полумраке.
– Ты не скучаешь, Мара Джалина? – заботливо спросил он. – Сейчас начнутся пляски. Пойдёшь танцевать со мной? – и он протянул ей руку.
Мара улыбнулась, боясь, что он заметит слёзы у неё в глазах.
– Да! – просто ответила девушка, и они шагнули в освещённый луной мраморный круг, где певец уже запевал весёлую песенку, а пары начинали выстукивать ритм танца собственными ногами.
Песня о бродяге-арфисте была неэльфийской, но задорной и светлой, так что эльфы любили её.
Лето. Жара. Посохла трава.
Между холмов тропинка легла.
А по тропе, пыль поднимая,
Мальчик-бродяга куда-то шагает.
Ноги босые, пылью покрытые,
Светлые волосы, одежды выцвели.
В серых глазах солнце блестит,
А за спиною арфа висит.
Эльфийский танец был непрост. Вначале Мара путалась в сложной комбинации подскоков и притопов и смотрела всё больше вниз, на ноги Лиарина и свои. Но вскоре танец стал ей ясен, и она легко повторяла его узор. Танец захватил её полностью. Теперь она глядела прямо в глаза Лиарина и видела, как в них сияет радость, она чувствовала, что у неё на лице тоже светит улыбка.
Небесно-голубое платье, одолженное Элинэлью, мелькало в ночи, как синее пламя, летели по ветру каштановые волосы. Голос певца, чёткий ритм, который выбивали ногами танцующие, и одинокий голос флейты сливались в одну единую мелодию, от которой сердце наполнялось непостижимым восторгом. Пары танцующих, казалось, предугадывали движения друг друга и как зеркало повторяли их. Маре чудилось, что она слышит, как бьются сердца вокруг – все, как одно!
Это ощущение было непередаваемо прекрасно, словно у Лиарина и у неё самой была теперь одна душа на двоих. Да и весь круг точно стал единым целым. И, будучи чужой в Эльфийской Долине, она чувствовала родство с каждым в этом круге, с каждым танцующим этот древний танец. Он был магическим! Мара не сомневалась в этом. Она видела, как на её глазах, на кустах вокруг распускались золотые, сиреневые и розовые бутоны, и шелестела только что народившаяся листва. Мара вошла во вкус – она уже сама добавляла новые движения: то заводила руки за спину, то поднимала их над головой, кружилась, прихлопывая в ладоши. И Лиарин не отставал от неё.
Ритм всё нарастал. Звенела песня…
Так и идёт,
Пока хутор не встретит,
Где его каждый
Житель приветит,
Дети слетятся,
Как мотыльки:
«Останься у нас!
Не уходи!»
Стол для него
Соберут, как для гостя…
«Мальчик,
Сыграй нам на арфе!» –
Попросят.
И заиграет он,
Запоёт,
Пусть веселится,
Ликует народ.
«Как он прекрасен – мой эльфийский князь! – подумала Мара, не сводя с Лиарина глаз. – Я люблю его!»
Безумная мысль родила в ней безумное желание.
«Что, если мне сейчас крикнуть на весь лес, так, чтобы даже древо Кэнтрианэ вздрогнуло и зазвенело своими самоцветами, крикнуть: «Я люблю его! Я люблю Лиарина!». Что станут делать все эти Элдинэ, если я – деревенская девчонка, простая смертная, сиротка, подобранная ими из жалости, у которой даже собственного платья не нашлось для этого празднества – вдруг заявлю на всю Эльфийскую Долину, что я люблю их прекрасного эльфийского князя? Что станет делать эта лучезарная высокомерная красавица Лиадран? И её отец, князь Элиран? Может, они выгонят меня взашей?» – Мара даже засмеялась над своими озорными мыслями.
Но дальше ей в голову пришёл вопрос, от которого ей стало уже не смешно: «А что скажет на это он сам, её Лиарин?»
А ещё она подумала, что такая шутка непременно всё испортит. Наверное, танцующие встанут как вкопанные, песня оборвётся, и смолкнет свирель. Танец будет испорчен, а ей хотелось, чтобы он никогда не кончался, и она могла всю жизнь танцевать с таким восторгом, держа за руку Лиарина и отражаясь в его сияющих глазах.
Песня меж тем подходила к концу:
Нет больше дома,
Уюта, тепла,
Лишь тёмная ночь,
Да в небе луна.
В сердце оставив
След навсегда,
Так и уйдёт
Бродяга один,
Лишь только небом
Единым храним…
Но на смену этой балладе тотчас пришла другая. И веселье продолжилось. Теперь пары образовали единый круг. Эльфы, взявшись
